Максим Валецкий основал компанию мебели на заказ Mr.Doors еще в 1996 году и до сих пор работает в ней председателем совета директоров. Издатель «Москвич Mag» Игорь Шулинский поговорил с ним о 1990-х как времени силы для поколения 1960-х годов рождения, проблеме сервиса и кадров в современном бизнесе и о том, что Лондон уже не тот.

Максим Валецкий: Я много думал про 1990-е, почему к ним такое отношение. Я 1962 года рождения, 1990-е встретил в возрасте 28 лет — лучший возраст для того, чтобы что-то начинать. И меня ничего не держало, потому что денег у меня не было ни копейки, перспектив у жиденыша с Менделеевским институтом за плечами без мажорства, папы или мамы было ноль. Жрать нам с женой было практически нечего, вариантов было уехать либо в Америку, либо в Израиль, либо начинать что-то делать здесь, поэтому для меня это время силы. Что-то получалось, что-то нет, где-то и грохнуть могли. А для людей, которым к тому времени было 50, это были жуткие годы. Все! Был чувак, достиг какой-то точки в иерархии, честно работал, был каким-то заведующим лабораторией, начальником отдела или директором заводишка. И все у него рушилось, он становился ничем, денег ему не платили, ничего не происходило. И для него это не такое время силы было. А для меня это время силы…

Твоя сегодняшняя деятельность связана с тем, чем ты занимался в 1990-х? Ведь именно тогда появилась твоя компания Mr.Doors.

Ты знаешь, я жутко недоволен собой. Основное, чем я должен заниматься — это развитием бизнеса, компанией Mr.Doors. Много было других бизнесов, что-то удачное, что-то неудачное, но постепенно все, что было, сдохло, и я понял, что это было отвлечением, хотя на чем-то я неплохо заработал. Но реально я обнаружил, что я все время решаю чьи-то проблемы. Я уже всех, кто не близкий друг, отшиваю! Но близких друзей скопилось столько…  С утра позвонил старый приятель, который мне в свое время очень помог. Посоветоваться — он собирается развивать бизнес по персональному банкротству в Узбекистане, что-то там рекламировать онлайн. Но почему-то у него не идет, он спрашивает, что делать. Я ему говорю: «Начни с пиара». Я его попытал: там еще финансовая грамотность населения находится ниже плинтуса. Он действительно очень крупный, умный специалист. Написал одному общему нашему знакомому, он сейчас в Алматы, тот дал какую-то тетку из Узбекистана, потом позвонил близкой подруге, которая очень крутая пиарщица. Она мне дала еще одну фамилию.

Все это я объяснил своему другу, который задал мне вопрос про Узбекистан, послал ему контакты — но, б…, часа полтора прошло. И так проходит день. Не каждый, но очень многие, и что с этим сделать — хер поймешь.

Это просто еврейская жизнь…

Ну ты знаешь, мне хочется все-таки чего-то большего. У меня есть проект, который я очень хочу сделать и никак не могу приступить. Хочу посадить свой бизнес в Индии — там идеальные для этого условия. Но для этого мне нужно бросить абсолютно все и не отвечать ни на чьи звонки.

Помнишь, как в 1990-х было? Нужно было влезть на тему, срубить бабла и слезть с темы. Хотя оказалось, что все это неправильно, потому что реально-то большое бабло зарабатывал тот, кто с темы не слезал. Таких было немного, но они стали олигархами или сели и так далее. Я все-таки в 1990-е был обычным временщиком и только в нулевые стал мозги включать, и то постепенно. Тогда пошла тема евроремонта, и мой партнер по разным другим начинаниям уже отдельно от меня сделал на нем хорошие бабки.

Вообще когда в России будут возводить какие-то памятники бизнесу, кроме памятника челноку я поставил бы памятник пластиковым окнам. Их начали клепать здесь, привозили окна, привозили профиль, но это был первый массовый производственный бизнес в России, когда буквально народ начал вовлекаться в производство. Он зародил целый механизм бизнесов: выезжает замерщик, замеряют, рисуют, договариваются, платят, делают, ставят — и вот вся эта история началась с этих пластиковых окон. Сейчас пластиковые окна давно ушли в сферу специализированного бизнеса, потому что кто мог, поменял их уже давно, а кто не может — не поменяет никогда.

Примерно в этот момент мы продали один свой бизнес и стали думать, что делать. И один мой друг прибежал рассказывать, что одни ребята сделали шкафы-купе «Стенли» и гребут бешеные деньги. И мы решили, что будем делать шкафы-купе. Но ребята уже получили эксклюзив у компании «Стенли» на торговую марку. Я поехал в Англию к этому «Стенли», а я к тому времени занимался каким-то экспортом-импортом, умел говорить по-английски и разводить иностранцев. Приехал и говорю: «А на что у них эксклюзив? Давайте конкретней». А у них эксклюзив на мебель под торговой маркой «Стенли». Говорю: «Хорошо, если я буду делать сам мебель под своей торговой маркой, а вы мне будете поставлять комплектующие — это нарушает эксклюзив?» — «Нет, не нарушает». Так появился Mr.Doors.

Откуда название?

Нам придумали сотни названий. А на следующее утро мы стали вспоминать, думать, что все-таки будем делать, и я задал сакральный вопрос: а что запомнилось вчерашнее? Выяснилось, что запомнили все только Mr.Doors, больше ничего. Ну мы решили вместе, что Mr.Doors так Mr.Doors.

Сейчас у нас очень высокое узнавание марки и недостаточное понимание, что эта марка делает, с чем мы постоянно боремся. Но это такая экзистенциальная борьба.

Вы продаете лицензию?

Послушай, все было так: во все это дело мы вложили 700 тыс. долларов, все, что у нас было. И тогда все страстно хотели что-то производить и сами что-то делать. Мы на правах рекламы писали в «АиФ», ну не мы сами, а какой-то человек, не помню, кто это был. Статьи абсолютно в стиле семьи Голубковых, «МММ». Нужно было прийти к нам с 5 тыс. долларов, накупить комплектующих для производства шкафов-купе и начать это делать. У нас очередь стояла! Наверное, маржа там была 30%, там ничего безумного не было, просто их было очень много.

С точки зрения PR, по-моему, это бред…

Были такие годы, что все сходило с рук. Мы же реально никого не кидали, люди на этом зарабатывали. Сейчас приходишь на какую-нибудь мебельную тусовку…  Например, в Ижевске я работал свадебным генералом, какой-то парень, у которого фабрика детской мебели, встает, выступает и говорит: «А я начинал с того, что был вашим дилером… » Мы им давали эти 5 тыс. долларов и инструкцию, как собирать шкафы-купе, как делать, как продавать. Конечно, кто-то эти деньги терял, но мы их тащили.

Потом довольно быстро наступил кризис 1998 года, и вот тут мы в отличие от «МММ» их тащили совсем серьезно. Это же были все мелкие бизнесмены, а мы — молодые идиоты, но понимали на порядок больше их…  Каждый день писали им письма счастья и рассылали по факсу, говорили: деньги все снимите из банков. Наличными. Купите доллары. Доллары положите в матрас. Мы реально давали им инструкции, что делать в кризис. Берите деньги в долларах, много вперед не берите. И этот парень в Ижевске, который теперь хозяин фабрики, говорит, что это его и вытащило. Они помнят все эти письма счастья, это были наши дети. В тот момент у нас было 400 пунктов.

И у нас производство осталось, сначала было несколько десятков этих производств в стране, мы их постепенно закрывали, и на сегодня их уже не существует вообще. А это просто франшизеры. Делаем все мы, а они сидят в нашей системе.

За заказ берут проценты, что ли? Такой бизнес?

Ну естественно. Мы им платим, они получают 50% скидку. Мы очень много списали с автосалонов, они сами делают свой дизайн, у кого-то свои установки, у кого-то мы делаем компенсацией за рекламу. Мы им даем лиды, ретробонусы, в общем, такой симбиоз.

Мне кажется, самая большая проблема при таком раскладе — вопрос сервиса.

Да. Сервис вообще краеугольный камень любого бизнеса, который не останавливается, масштабируясь. У нас жуткий кадровый голод. Нечеловеческий. И это главное, над чем я должен работать, ну концептуально, понятно, что людей я не приведу. Вместо того чтобы решать проблемы всей Москвы. Мне сейчас позвонил друг, он купил дом в «Княжьем Озере», ему срочно мебель нужна. Ну тогда езжай на Новую Ригу, там рядом. И параллельно позвонил своим: «Не, на Новую Ригу не надо, там вообще один человек остался. Вроде в “Армаде” есть люди, на Варшавке, они тогда сами к нему приедут». Фантастический кадровый голод, мы его испытываем уже давно, и это нарастает каждый день. А заказы сыплются! Сроки растут! Мы не успеваем продавать! Я ломаю голову, у меня есть несколько идей, но я не понимаю, как наполнить их мясом. Если сейчас не решить вопрос с демографией, то с экономикой может случиться жопа. Причем все свалилось в одну корзину: и депопуляция из-за двойной демографической ямы в 1990-х, и СВО — у нас человек сто на спецоперации, причем по мобилизации человек двадцать пять ушли, а семьдесят пять примерно — добровольцами.

Ничего себе…

Слушай, ты живешь в Костроме, ты, может быть, за жизнь один раз съездил в Анапу на машине в отпуск. У тебя работа, дом, теща, жена, может, жены нет, но тогда алименты, потребительские кредиты, в общем, весь идиотизм провинциальной жизни, как писал Фридрих Энгельс. А тут, понимаешь, сейчас вернулись первые мужики, которые по контракту шли, и реально у нас в Костроме у соседей все живы! Вернулись. У них миллион в кармане — с кредитом расплатился, квартиру, может, купил или улучшил, весь герой такой, рассказывает истории в курилке, каких-то друзей новых завел. И реально народ тянется…

Там много намешано: деньги, романтика. Например, футбольные болельщики ушли на фронт. Ну представляешь, ты кого-то убиваешь, и тебя за это не сажают, а тебе за это деньги платят! Ну это же мечта любого футбольного болельщика, правильно? И это проблема.

И еще: молодежь не хочет работать по найму. У них карьера не ценность в отличие от других поколений. Отъезд, наверное, в меньшей степени сказался, сейчас народ тянется назад активно. Основное, что сдерживает — что надо самому признаться, что ты полтора года про…ал просто. Но, в принципе, это не самое страшное.

Но ты сам сейчас живешь на две страны…

Фактически я в Москве в основном. Я всегда жил, как Гафт писал: «И будет жить, полууехав, как политическая бл…ь». Сейчас я частично живу в Португалии, раньше в Лондоне жил, но дети выросли, старший сын в Кельне работает уже четыре года, мечтает оттуда вырваться. Кельн лучше, чем Дюссельдорф, но там отсутствует интеграция, как везде в Германии.

Да, там социальный лифт не поднимается.

Да. Социальный лифт не ездит, интеграция не работает, то есть у него вся компания, с которой он общается — иностранцы. По работе немцы прекрасно его воспринимают, но домой никто не позовет. Максимум в обед пойдет пиво выпьет. Ну и понятно, что у тебя стеклянный потолок как у иностранца. Ему еще год осталось до гражданства, хер его знает, может, и надо досидеть. Взрослый мальчик, 26 лет, пускай сам решает.

Кстати, и Лондон не тот, что раньше. Он, может, и тот для вновь приехавших, но люди, с которыми я там тусил, все поразъехались, потому что у них вышли все эти безналоговые льготы. Дорого все, грязно.

Мне почему-то кажется, что в Британии такой серьезный культурный тупик. Мы всегда приезжали в Лондон как в некую Мекку. Там всегда были лучшие выставки, лучшие журналы, все, что связано с артом и музыкой, было лучшим. И мы за этим и ехали. В 1990-х я ездил просто с чемоданами, журналы привозил, интернета-то не было…

В нулевые был пик Лондона — это была столица мира.

Но все обнулилось, может, из-за того, что Англия отделилась от Европы…

Точно! Это они неудачно сделали Брекзит, ни себе, ни людям. Они вышли из Европы, потеряв европейское, при этом ничего себе не придумали, остались в той же парадигме. Я думал, они там устроят офшорную либеральную зону, такой европейский Дубай. Очевидно, если выходить из Европы и делать то же самое, то зачем? Ну, в общем, Лондон не тот. Про культуру я ничего не знаю, при слове «культура» у меня рука тянется к револьверу. Но просто стало туда невозможно приехать-уехать. Раньше Лондон был хабом, но у него это сейчас перехватывает Дубай.

Моя жена недавно прилетела с Мадейры в Лондон в начале двенадцатого, ну ничего страшного. Приходит за чемоданом, а ей говорят: «Вы знаете, мы что-то зае…лись к вечеру, не будем вам выдавать чемоданы. Езжайте домой, мы с вами свяжемся». Ну ничего не работает, аэропорты древние неработающие, железные дороги опаздывают.

Так что я сейчас в Москве, и, несмотря на затрудненность коммуникаций, как-то даже стало веселее, как ни странно. Ну, например, август этот. Летом в Москве не с кем было кофе выпить. Если ты в августе оказывался в Москве, то чувствовал себя полным лузером. Напишешь или позвонишь кому-нибудь — все в Сан-Тропе или Форте-деи-Марми. Кстати, Форте-деи-Марми…  Я не понимаю, почему русские облюбовали это место, по-моему, худшее место в Италии…

Сложный вопрос, оно светское, наверное.

Ну светское, но там комары, все дорого, хамят в ресторанах, ужасное море.

В общем, в Москве, кто не уехал, все что-то делают, что-то мутят. В Москве сейчас такие вторые 1990-е, пока без бандосов, не знаю, что дальше будет.

И чем это кончится?

Хрен его знает, чем это кончится. Все либеральные экономисты — Зубаревич, Мовчан — говорят, что выживаемость российского бизнеса превзошла все ожидания. Мне, в общем, даже приятно. Но хрен его знает. Меня сейчас мало волнует, чем закончится, потому что я за долгие годы решил, что бесполезно беспокоиться о вещах, на которые ты не можешь повлиять. Поэтому меня беспокоит то, что у меня работать некому. Я на это теоретически могу повлиять, но пока не знаю, как.

Иностранцы? Трудолюбивые казахи?

Ну у казахов сейчас у самих экономика прет. Узбеков я понимаю, как привезти. Кстати, самые трудолюбивые и разумные ребята.

А армяне?

Армян массово ты не завезешь уже.

Но они хорошо работают с деревом.

Мне не настолько это важно: в современной мебели нет дерева.

Точно.

Дерево — это меньше 10% мебельного рынка, это все композитные материалы, и чем дальше, тем больше уходит с рынка. Например, полностью ушел натуральный камень, окончательно. Потому что нет более неудобного материала, чем натуральный камень. Он крошится, пачкается…  В чернорабочих я не вижу большой проблемы. Мне нужны дизайнеры и конструкторы. Мой дизайнер — сердце бизнеса, там очень много (ненавижу англицизмы, но сам ими заразился от молодежи) скиллов, которые нужно соединить в одном человеке: понимание эстетики, понимание конструирования, умение продать, навыки проджект-менеджмента, умение общаться — и все это нужно собрать в одном человеке, его научить и удержать.

Какие ты видишь пути расширения Mr.Doors при всех сложностях? Ты говоришь, у нас новые 1990-е, значит, это время расширения, экспансии?

Мы думаем про экспансию, но не про географическую, а идем к тому, что мы из мебельной компании становимся интерьерной.

У вас большой разрыв между предложением, которое очень красиво выглядит в приложении, но финально оно не похоже на тот продукт, который вы делаете.

Соглашусь. Все дело в том, что мы, как и другие производители, работаем с так называемыми рендерами. Это 3D-изображения идиллического, если хочешь, интерьера. И чисто психологически покупатель думает, что, заказывая какой-то один предмет мебели из этого изображения, он воссоздаст эту самую картинку. Это не так. Такое восприятие в том числе подтолкнуло нас к тому, чтобы просто от мебельной компании прийти к компании, предлагающей интерьерные решения в широком смысле. Уже сейчас работаем над расширением ассортимента, вводим новые категории товаров.

Остается только вопрос кадров. Я придумал одну концепцию, сейчас думаю, кого бы взять за жабры, чтоб набить ее мясом. Я придумал, вернее не придумал, а сп…ил, конечно, из Евангелия: не человек для вакансии, а вакансия для человека. Вот ты хочешь что-то интересное делать, над чем-то работать — приходи, мы что-то тебе придумаем. Надо это просто реализовать, потому что на сегодня вся логика подбора идет от того, что есть вакансия и ты подходишь или не подходишь. И это рудимент мышления из того времени, когда было кому работать. Сейчас нужно не искать человека на вакансию, а вакансию подрубать под человека, если он хочет работать.

Если он крутой.

Да вообще любой, просто если он хочет работать, понятно, если не алкоголик.

Ну тогда у меня к тебе просто пожелание — возвращайся к себе. У тебя, кстати, нет помощника?

У меня есть помощница, она решает много вопросов, но я просто в кабинете не бываю, я либо работаю из дома, либо к кому-то приезжаю, либо, если нахожусь на производстве в Малаховке, сижу у кого-то в кабинетах. Я туда приезжаю, когда накапливается необходимость переговоров с сотрудниками. Конечно, есть помощница, конечно, я на нее максимум сливаю, но все равно все не сольешь. Если мне звонит водитель за пропуском — я потрачу то же самое время, чтобы позвонить помощнице. Потом приду домой — надо написать евреям спасибо за подарки. За мацу, например. Еще кто-нибудь пришлет мацу — ну все шлют мацу на Новый год. На нее час потратился, час еще на что-то. Я ненавижу, когда висит сто сообщений в WhatsApp, все пооткрываешь — еще полчаса. Правда, я научился в архив сливать.

И вот постепенно, по мере того как ты обрастаешь большим кругом общения, ты становишься заложником своего круга. Вот это меня бесит в последнее время ужасно. Потому что просто всех послать уже занимает кучу времени, и ты не участвуешь там, где можешь принести реальную пользу. Не знаю, что с этим делать.

Фото: Татьяна Либерман