search Поиск
Илья Иванов

В Москву вернулась знакомая болезнь — бушует эпидемия доносов

9 мин. на чтение

С началом спецоперации РФ на Украине практика «обращений граждан» в «компетентные органы» с информацией о «политически неблагонадежных» соседях, знакомых из соцсетей, коллегах и родственниках приняла масштабы чуть ли не массового, по крайней мере заметного невооруженным глазом социального явления, которое некоторые социологи уже склонны квалифицировать как «эпидемию доносов».

«Наступило время доносов, их требовали и жаловались, что их мало: самые бесстыдные клеветники не удовлетворяли жажде подозрительного государя», — писал о годах, предшествовавших введению опричнины Иваном Грозным, беллетрист XIX века Николай Гейнце. В своем сочинении «Новости из Московии, сообщенные дворянином Альбертом Шлихтингом о жизни и тирании государя Ивана» автор, взятый в плен войсками Ивана Грозного в Литве в 1564 году и проведший в Москве около семи лет в качестве военнопленного переводчика, сообщал о нравах, царящих в Москве: ​​«Московитам врождено какое-то зложелательство, в силу которого у них вошло в обычай взаимно обвинять и клеветать друг на друга пред тираном и пылать ненавистью один к другому, так что они убивают себя взаимной клеветой. А тирану все это любо, и он никого не слушает охотнее, как доносчиков и клеветников, не заботясь, лживы они или правдивы… ».

Практически все авторы, изучавшие историю политического навета в России, констатировали, что доносы являются важной частью генезиса русской жизни «по старине, по отчине и по дедине», наложившей неизгладимый отпечаток на историю формирования Московского государства. Историк XIX века Щебальский в своей работе «Черты из народной жизни в XVIII веке» отмечал: «Страсть или привычка к доносам есть одна из самых выдающихся сторон характера наших предков». Даже «возвышение Москвы», сделавшее в конце концов ее столицей объединенного русского государства, тоже начиналось с политических доносов — князь Московский Иван по прозвищу Калита в 1339 году бдительно доносил золотоордынскому хану на князя Тверского Александра о нелояльности последнего, после чего Александр получил приказ явиться в ставку к хану и был умерщвлен вместе со своим сыном Федором, а Калита вернулся в Москву «с великим пожалованием» от хана.

Хотя в наши дни статистика «обращений» одних граждан на других по политическим мотивам и не афишируется властями, факт их многократного увеличения подтверждает большое количество свежих прецедентов последних недель и месяцев, попавших в открытые источники. На системного аналитика из Москвы донес родственник за репосты в социальной сети ​​Instagram*; на студентку из Москвы донес в полицию ее склонный к регулярному употреблению алкоголя отец; на инженера донес его коллега, с которым тот имел неосторожность поспорить в курилке, и так далее, и так далее.

Немало среди этих историй и откровенно абсурдных. Например, история из Пскова, где соседи донесли в полицию на женщину, еще давно окрасившую заборчик перед домиком в желто-синие цвета. Соседи сочли эту колористику «политически неблагонадежной» и поставили перед выбором: или женщина немедленно перекрашивает забор, или он будет тотчас разрушен, невзирая ни на какие права собственности.

Издание Baza рассказало своим подписчикам о другом симптоматическом случае — жительница Москвы бдительно сообщила в полицию о пассажирке московского метро, смотревшей на своем телефоне выступление президента Украины Зеленского во всеуслышание, без наушников. Надо признать, что в этом случае потребительница видеоконтента сама вольно или невольно провоцировала окружающих, прекрасно понимая, какие у этого действия могут быть последствия для нее лично — самая простая гарнитура для смартфона в наши дни вещь, доступная любому человеку.

Одним из наиболее «любопытных кейсов» доносительства последних недель стал попавший в сеть прецедент архитектора Ивана Матвеева, написавшего обращения в полицию и/или прокуратуру минимум на трех человек — двух своих бывших работодателей, известных и заслуженных архитекторов Андрея Анисимова и Сергея Скуратова, а также на своего коллегу по архитектурной и преподавательской деятельности Андрея Киселева.

Реставратор и проектировщик церквей, заслуженный архитектор России, академик архитектуры Андрей Анисимов в одном из своих аккаунтов в соцсетях сообщил своим подписчикам, что на него поступил уже второй донос: «Автора первого я не знаю лично, а вот второй мне хорошо известен. Вероятно, он очень горд своим патриотическим поступком…  Зовут этого героя Иван Матвеев, архитектор, выпускник МАрхИ, 34 года, бывший сотрудник наших мастерских». Как следует из скриншота извещения, поступившего в адрес Анисимова из УВД по ВАО ГУ МВД России по г. Москве, заявитель И. Матвеев в своем обращении в полицию, зарегистрированном 29 апреля, сообщал органам, «что Вы — Анисимов Андрей Альбертович публикуете в сети интернет призывы к свержению существующего строя Российской Федерации и иную противоправную информацию», в связи с чем правоохранители предложили Анисимову явиться по указанному адресу, дабы получить от него, Анисимова, «подробное письменное объяснение» по данному факту.

Как написал другой объект бдительности Матвеева Андрей Киселев в своем телеграм-канале с двумя тысячами подписчиков, «Ванечка стукач — пишет доносы, что, мол, я подтачиваю режим, антипедагогичен, психически неустойчив. Призывает уволить меня с занимаемых должностей. Проверить меня на тему сепаратизма. У меня уже целая коллекция писем, которые мне присылают друзья и коллеги из организаций, в которые пишет этот о***с. Причем м***чок пишет не только на меня. Уже есть информация от Андрея Анисимова, Сергея Скуратова и других. Мне, честно говоря, приятно оказаться в такой хорошей компании. Даже несмотря на столь скользкий повод».

Как констатирует Киселев в беседе с корреспондентом «Москвич Mag», Матвеев с завидной целеустремленностью рассылает письменные заявления руководителям организаций, сотрудничающих с Киселевым, таких как Московский архитектурный институт и Российская академия народного хозяйства и государственной службы. В них Матвеев утверждает, что Киселев «поддерживает украинский режим, выступает против специальной военной операции, ведет себя непедагогично, позорит организацию и матом обливает меня для своей аудитории в социальных сетях». По свидетельству Киселева, в конце каждого письма Матвеев «выражает надежду», что Киселев будет отстранен от преподавательской деятельности и других форм сотрудничества с учреждением-адресатом его обращений. Однако, как настаивает Киселев, вопреки утверждениям, содержащимся в письмах Матвеева, он никогда публично не высказывался ни за, ни против спецоперации.

На момент беседы с «Москвич Mag» Киселеву не приходило никаких извещений из полиции или прокуратуры, но, как в свою очередь утверждает в беседе с «Москвич Mag» сам И. Матвеев, он обратился с заявлениями на Киселева и туда, и туда. «Я преподаватель, и есть такое понятие, как педагогическая этика», — комментирует свои действия серийный заявитель Иван Матвеев. «Я считаю, что то поведение, которое практикует гражданин Киселев — абсолютно недопустимо в профессиональной среде. А вся история с ним началась раньше спецоперации. Человек кроет меня матом в интернете уже в течение нескольких месяцев и составляет себе пиар на этом, потому что ему больше не на чем составлять пиар. Если человек имеет наклонность поливать людей матерщиной, травить меня в интернете для своей аудитории и думает, что это сойдет ему с рук — он ошибается», — мотивирует Матвеев написание им заявлений в полицию и в места работы Киселева.

Как признает Матвеев, особо острую фазу взаимная неприязнь с Киселевым приняла все-таки после начала спецоперации: «Я сделал несколько графических плакатов в поддержку спецоперации, наших солдат и русских людей в Донбассе. Это было связано с тем, что в тот момент в интернете и соцсетях было слишком много плакатов в поддержку Украины». По словам Матвеева, Киселев высмеял плакаты Матвеева в своих соцсетях, усомнившись в психоэмоциональном здоровье Матвеева: «Он написал, что у меня “потек чердак”. После этого я написал письма в несколько организаций, где работает Киселев, указав, что неприемлемо сотрудничать с этим человеком. Есть нарушение моих прав, я заявил в полицию, это прокурорское дело. Да, я считаю, что полиции было бы неплохо проверить Киселева на предмет поддержки украинского режима, но по существу вопроса с Киселевым Украина тут ни при чем — это вопрос личных оскорблений, и сейчас этим занимаются правоохранительные органы. Надеюсь, ему выпишут штраф по закону. В своем обращении в полицию я в том числе прошу потребовать у Киселева официальных извинений передо мной».

Возможно, заявление архитектора Матвеева на архитектора Киселева в полицию и в места работы можно было бы трактовать как рядовую попытку сведения личных счетов, основанную на давней взаимной неприязни. Но чем гражданин Матвеев аргументирует написание в полицию заявлений на своих бывших работодателей, заслуженных архитекторов Анисимова и Скуратова, которые, очевидно, не упоминали Матвеева в своих соцсетях вообще, с присовокуплением нецензурных эпитетов тем более, и не высмеивали его несомненно с художественной точки зрения талантливо и качественно сделанные плакаты в поддержку спецоперации?

«Гражданин Анисимов ведет себя лицемерно — он много лет зарабатывает на заказах Русской православной церкви, при этом у него в соцсетях был ряд публикаций, которые, на мой взгляд, довольно мерзостные. Например, в 2020 году мне было крайне неприятно видеть его посты по поводу COVID, где он сравнивал ковидные ограничения с Холокостом. Для меня такое сравнение — полнейшая аморальная дикость, антисемитизм, оскорбление памяти жертв Холокоста, гитлеровских концлагерей», — комментирует Матвеев истоки своего критического отношения к контенту соцсетей Анисимова. «Кроме того, раньше я был убежден, что гражданин Анисимов абсолютно патриотически настроен, но когда он после начала спецоперации подлейшим образом прошелся в отношении наших ребят, которые там воюют, и нашей страны, позволил себе заявления в поддержку Украины — у меня это все сложилось в определенную картину, и я понял, что наши благожелательные органы правопорядка должны провести процедуру по проверке его высказываний, пообщаться с ним, провести разъяснительную беседу, возможно, оштрафовать».

Матвеев сетует, что после того, как он сделал серию плакатов в поддержку спецоперации, ему приходят письма и сообщения с ругательствами и даже угрозами. С его точки зрения, различные высказывания не поддерживающих спецоперацию сограждан в соцсетях нарушают его, Матвеева, права, а также «права других патриотически настроенных граждан Российской Федерации, Донецкой и Луганской народных республик». При этом, по мнению Матвеева, наблюдаемый рост числа заявлений в полицию одних граждан на других в связи с отношением последних к спецоперации связан с отсутствием в Российской Федерации обратной связи между государством и обществом: «Таким образом люди выражают свое недовольство. Это механизм, который позволяет гражданам высказывать свою точку зрения, дать властям обратную связь, поскольку у нас в стране осталось очень немного демократических инструментов. Когда я совершаю такой поступок — это идеологически очень четко мотивированное решение, и я понимаю и принимаю на себя все репутационные риски, связанные с этим решением».

Известно, что в течение всей человеческой истории за доносами часто скрывалась бытовая или профессиональная неприязнь, сведение личных счетов, а также виды на продвижение по карьерной лестнице или на улучшение материальных условий вообще или за счет жертвы доноса — одним словом, меркантильный интерес. Как рассказывает в своем посте тот же архитектор Анисимов, один из объектов бдительности Ивана Матвеева, его прадед Альфонс Кунц был арестован и расстрелян в 1937 году по доносу, после чего семье доносчика была передана половина семейного дома его деда.

В разговоре с «Москвич Mag» социолог Элла Панеях анализирует социальные истоки наблюдаемого «всплеска доносительства» среди коллег по профессиональным сообществам: «Зачастую люди пишут доносы, решая какие-то свои личные проблемы. Во многих случаях это отголоски борьбы за место под солнцем, за то, каких взглядов люди будут доминировать в том или ином профессиональном сообществе или в конкретной организации. Почему именно сейчас? Потому что последовавшие за началом спецоперации изменения внутренней политической ситуации говорят людям о том, что нет других путей, а также практически не осталось социальных лифтов. В России и до этого было плохо с социальными лифтами, сейчас они совсем закрылись. Почти не осталось никаких других социальных лифтов, кроме как выслужиться перед властями и с их помощью убрать с дороги тех, кто тебе мешает. Соответственно, есть много людей, которые избегали такого образа действий раньше. Теперь они поняли, что либо так, либо никак. И они начинают активно пользоваться этими новыми правилами и методами — написать в прокуратуру, властям, начальству на коллег, которых хочется подвинуть. Раньше это имело место в тех средах и сообществах, где репутация не очень много значит. Сейчас дело дошло до сообществ, где репутация имеет особенное значение, где сосредотачиваются образованные, читающие, интеллигентные люди. Поэтому у нас складывается ощущение, что идет эпидемия доносов. На самом деле, с одной стороны, эта волна дошла до тех кругов, которые нам виднее и ближе других, а с другой — это результат того, что в стране все в большей степени доминируют силовые структуры. И это доминирование из просто силового становится и культурным тоже. В силу того, что силовые структуры доминируют в политической и культурной жизни страны, к этой силовой культуре присоединяются те, над кем они доминируют: нужно принять логику полицейского, и, скорее всего, не потому, что она нравится человеку, а потому, что, если человек ее примет, ему кажется, что он будет в безопасности и, возможно, преуспеет».

Заявления родителей на своих детей в контексте спецоперации на Украине социолог склонна объяснять как еще один появившийся инструмент подавления в извечном конфликте отцов и детей: «Достаточно большое количество людей почувствовали, что можно решать свои семейные конфликты таким способом. Вполне возможно, многие застарелые семейные конфликты сейчас обострены политическими разногласиями, но вообще мне кажется, что главное — это возможность доступа к таким методам. Потому что еще пять лет назад в большинстве случаев на человека, который пришел в полицию с заявлением о том, что его взрослый ребенок произносит нелояльные по отношению к власти речи, посмотрели бы как на ненормального. Конечно, можно было случайно напороться на особо идейного участкового, но это должно было специально “повезти”. Сейчас репрессивность выросла, в полиции тоже боятся не отреагировать. Соответственно, этот инструмент решения семейных конфликтов стал легкодоступен, и находится много людей, которые им пользуются».

Тем не менее эксперт уверена, что основная ответственность за рост числа заявлений в полицию после начала спецоперации лежит непосредственно на совести властей: «За возможную эпидемию доносительства отвечают те, кто делает это доносительство доступным, создает правовую среду, в которой политический донос становится приемлемым методом решения личных или профессиональных проблем. За это отвечает не народ, не граждане, которые вдруг утратили какие-то моральные свойства или никогда их не имели по сравнению с гражданами других стран. За это отвечает государство и создаваемая им правовая среда; и эта правовая среда с конца февраля текущего года очень сильно изменилась — не столько писаные законы, хотя и они тоже меняются, сколько практики правоприменения».

Фото: фрагмент картины Лотфуллы Фаттахова «Кляузник», 1953

Подписаться: