Первый раз я задумалась о разводах еще в средней школе. Ну как задумалась: мы, дети меньшинства — полноценных семей, даже завидовали одноклассникам, у которых развелись родители и которыми они пользовались со всем остервенелым подростковым цинизмом. Культивировали в маме чувство вины и тянули веревки из отца, который устраивал по выходным непрекращающийся Диснейленд. А у нас дома — два воспитывающих цербера.

Совсем недавно эта тема неожиданно напомнила о себе. Сначала новоиспеченная супружеская пара пригласила меня на ужин, где они задорно праздновали отправление детей в лагерь — свободу. Спустя пару рюмок я стала свидетелем скандала — чуть ли не за солью зашел сосед, бывший муж моей знакомой, с которым они делят лестничную клетку. Муж приревновал и закатил скандал, разменной монетой в котором стали дети: то подруга убеждала мужа, что они — его (раз они теперь вместе), то, наоборот, кричала, что это только ее дети. Муж делал то же самое — отрекался и принимал.

Второй эпизод — когда у меня на ковре попросилась пожить подруга, которая ушла от мужа и ждала решающего суда без копейки. Она-то и поделилась своей историей первой. Тогда я начала собирать рассказы женщин, которые когда-то пережили развод: удивительно, что у старших героинь, которые разводились еще в советское время, все человечно, а современные разводы абсолютно жестокие и инфернальные.

Стоит помнить, что СССР — первая страна, которая сделала разводы доступными. В самом своем начале советское государство было очень эмансипированным. Со Сталиным, конечно, разводами начали манипулировать, говоря о партийном будущем, но в Союзе развестись было легче, чем в других странах, и даже удавалось избежать социальных стигм а-ля разведенка. Сегодня все упирается в то, как распилить нажитое, и часто из-за этого тотального меркантильного цинизма даже разойтись не удается по-человечески.

Ирина, 45 лет

В нашей истории нет женщины, которая обычно фигурирует как «эта тварь». Просто за карантинные месяцы, проведенные вместе, я впервые узнала своего мужа, а он оказался невыносим. Это был тяжелый период, когда мы мешали антидепрессанты и алкоголь. В какой-то момент я настолько потеряла цель в жизни — все было так хорошо: дом, дорогие вещи, джип, путешествия несколько раз в году, — что сидела и рассчитывала, на какой скорости мне надо врезаться на машине в стену, чтобы все.

Как-то мы пережили карантин, но муж вел себя ужасно — нервничал из-за пошатнувшегося бизнеса. Потом я влюбилась, честно призналась мужу, что ничего не было, но чувств к нему у меня уже нет. Он сказал, что все равно мы будем жить вместе. А этой зимой он настолько оскудел, что предложил мне после 17 лет брака заключить брачный контракт, по которому все, что у меня было до замужества, остается моим, а все остальное — его. Меня это так обидело, что я ушла из дома. Так и сказала мужу: «Я ухожу!» И он больше ни разу не пускал меня в наш дом или на участок. Чтобы повидаться с детьми, я перелезала через забор, а нужные бумажки мне чуть ли не просовывали через калитку. «Раз ушла, то ушла».

Муж прекратил со мной общаться, настроил младшего сына против меня, со старшим я могу повидаться где-то в городе, но младший даже отказывается брать трубку, я не слышала его уже полгода.

До этого лета я жила, как привыкла — снимала коттедж в элитном ЖК и так далее. Но в июне, когда мы уже развелись, он заблокировал мне все карты, настроил мать против меня — она тоже не пускает переночевать к себе. Я заложила машину, деньги закончились, причем очень быстро и глупо: все, что не было догулено в институтские годы, когда я училась, а потом сразу вышла замуж, я пропила и протусила сейчас. Знаю теперь вышибал во всех главных клубах города.

Мы решили судиться. Я уже 17 лет проработала мамой, и из-за детей спора не было: мне хотелось, чтобы он наконец погрузился во все эти тренировки, поступления и прочие проблемы. Мне хотелось его наказать, чтобы он встретился лицом к лицу с тем, чего начал бояться в пандемию — долгов и так далее. Пока нас еще не развели, я набрала кредитов — хочу, чтобы за мои обязательства перед банками отвечал он. И требовала раздела всего имущества и обоих бизнесов пополам.

В итоге в ночь перед важным судом (это была уже третья встреча, когда все должно было решиться) я, не буду скрывать, засиделась с подружкой и винцом. И в итоге все поделили не в мою пользу: мне перешла только машина, что в ломбарде, квартира, которая и так была моей, и один бизнес, которым я не собираюсь рулить — я надеялась иметь пассивный доход с обоих. А как выяснилось благодаря его хорошо проработавшему адвокату, дом в 400 «квадратов» и участок в 12 соток поделить невозможно. Сейчас я подаю апелляцию, решаю проблемы с алкоголем и все-таки хочу наказать мужа за то, что он обесценил нашу любовь — а так для меня этого человека больше нет.

Вера, 68 лет

Да никак я не переживала развод! Мы с первым мужем разошлись полюбовно, прожив вместе шесть лет. В принципе тогда, в начале 1980-х, все вокруг нас расходились — это как раз были друзья, которые когда-то заключили студенческие браки. Я устала от вечного вранья мужа — постоянно краснеть за него на всех застольях, когда он придумывает о себе то, чего все точно знают, что не было. Никакого давления общества я не ощутила: друзья поддерживали как его, так и меня, родители забрали меня к себе, потому что я уже была домохозяйкой и не работала, а старшая сестра познакомила с будущим вторым мужем. В том, как люди расходятся, важны не время и эпоха, когда это происходит, а их вменяемость.

Мой первый муж еще жив, но я совсем ничего о нем не знаю, даже забыла его год рождения — то ли он был на два года меня старше, то ли младше, все подделывал какие-то документы для армии. Внучка сейчас собирает документы для эмиграции как раз по его ветке, но я не могу ничем помочь — отчества его не помню, года рождения, других данных…  И как связаться, не знаю. Хотя фамилия у меня его.

Динара, 33 года

Перед свадьбой я предупредила мужа, что не буду верной женой. Он все равно на мне женился, точнее, на этом настоял мой папа. И за каждую мою другую любовь, о которой муж откуда-то узнавал, он наказывал меня ребенком, чтобы я на два года села дома: сначала беременная, потом в декрете. Так и говорил: «Вот теперь и сиди дома!» А религия же мне не позволяет делать аборт…

У нас четверо детей. Он нас любил, но я решила, что больше так не могу. Родители сняли мне квартиру на проспекте Вернадского, я живу тут пока. Подружки выводят меня в свет, знакомят с мужчинами, чтобы у меня уже наконец появилась нормальная семья (они галантные — муж мне ни разу цветов не подарил). Оказывается, за 10 лет непрерывного материнства у меня даже нет одежды, кроме платьев, которыми можно прикрыть живот и в которых удобно. Подружки мне теперь даже страстные бюстгальтеры отдают, чтобы хоть чем-то меня поддержать и помочь мне раскрепоститься.

У меня незаконченный иняз, несколько иностранных языков. Поскольку муж со мной больше не общается — мы оформили развод, а у родителей деньги просить стыдно, то я решила впервые пойти работать. Устроилась менеджером в дом свиданий — там и без опыта можно и как раз нужны девочки с языками.

Людмила, 73 года

Вместе с моим Сашенькой, который вообще-то еврей, мы уезжали из Союза в 1986-м, когда открылась дорога к репатриации. Мы уже были в браке, несколько лет прожили вместе, поэтому меня тоже взяли в Израиль. Но Сашенька здесь не прижился: бывает, проснусь ночью, а он лежит и смотрит в потолок — в отличие от меня он не смог выучить иврит и все мечтал вернуться назад. Начал то уезжать на родину, то возвращаться в Израиль. И я поняла, что здесь он умрет, ему надо жить там, где закопан его пуп. Пока он катался туда-сюда и плакал, что хочется вернуться домой, у меня в Хайфе появился любовник — меня, взрослую женщину, унижало прятаться с ним по углам от глаз соседей, которые могли бы заложить нас мужу. И чтобы спасти Сашеньку от тоски в Израиле, а себя — от его соплей, я ему честно призналась: «Мой дорогой, я туда не вернусь никогда». И предложила развестись. Тем более что мне это играло на руку: у нас была общая несовершеннолетняя дочь, а учитывая этот фактор, мне, разведенной, надо было платить меньше налогов.

В Израиле можно разводиться годами, бойфренд моей дочери уже восемь лет в этом процессе. А то, что мужик не хочет разводиться, еще сильнее все затрудняет — для них мужское желание весомее женского. Страшно сказать, кому я дала взятку в 1500 долларов, чтобы нас поскорее развели, и не где-нибудь, а в центральном рабануте в Иерусалиме.

Он уехал в родную Москву, до сих пор веря, что нет города лучше. Добравшись туда году в 1995-м, прислал мне холодильник — в организации «Тысяча семей», которая помогала новоприбывшим обустраивать быт, на меня не хватило, зато дали стулья. До сих пор живу с теми стульями, а холодильник переделала под трюмо дочь, которую мы, естественно, вместе растим и блюдем в ее 44.

Хотя, когда он уехал, я узнала, что в России у него, оказывается, уже годовалый ребенок. Полгода страшно полоскала Сашеньку — с подружками, которые терпели это, и с дочкой, которая в какой-то момент не выдержала и заявила: «Мама, если ты скажешь еще одно горбатое слово в сторону отца, я соберусь и уйду из дома». Так благодаря ей у нас наладились отношения, до сих пор общаемся — он помогал мне с покупкой квартиры, подарил машину. А четыре раза в год звонит пьяным, предлагает снова вместе жить и рассказывает, что я предала нашу любовь.

Елена, 66 лет

Моя мать посодействовала нашему с мужем разводу — наверное, и правильно, у нас доходило даже до рукоприкладства. Поскольку мы уже не могли находиться вместе, муж уехал жить к своей маме, а сыну я сказала, что папа пока поживет с бабушкой. Позже мы отправились в Пицунду, пока он оформлял развод в Ленинграде. Вскоре муж эмигрировал в Штаты, а мы остались здесь — и все вроде как сгладилось. Я снова вышла замуж и родила второго ребенка.

С семьей первого мужа мы общаемся до сих пор, его родственники и мама остались здесь. Мы с ней особенно дружили — она была настоящая интеллигентка, корни ее семьи по прямой ветке вели к литовскому князю Гедимину. Эта женщина, которая отнесла подлинник «Смерти Клеопатры» в Эрмитаж, а до этого полотно стояло у нее дома, меня многому научила.

С бывшим мужем общения у нас мало — он долго присылал вещевые посылки (старший сын всегда был хорошо одет), в 2000-х оплатил сыну университет. В советское время было трудно держать связь, да и у всех зарождались новые семьи, а сейчас как-то и незачем.

Единственное, о чем я жалею, что из-за нашего развода у старшего сына не было полноценного отца (коим не стал ему отчим). Он даже сейчас, выпив, меня в этом упрекает.

Полина, 43 года

Я не переживала развод, для меня это было освобождение. Скорее сложно было решиться на эту историю — у нас общий ребенок, из-за этого все долго и неприятно длилось. Но после развода мне наконец-то стало хорошо.

Решение разводиться было моим. Продолжать жизнь в отношениях с нелюбимым человеком было уже невозможно, а пожить я еще хотела. Первое время были взаимные обвинения, когда вы сами еще не понимаете, что произошло. А когда мы подписывали документы, меня перекрыло — не потому что мне было жалко, а потому что испугала подведенная черта. Тяжело рвать сформированную годами привязанность. Но я уходила не в пустоту, а к кому-то, из-за этого было легче.

Сейчас у нас с бывшим мужем общий бизнес — я предложила ему начать его, чтобы продолжить общение, и папа всегда при дочке. По поводу того, что мы теперь живем с другим человеком, а не с папой, у дочки никогда не было вопроса: есть человек, с которым мы живем и который папа брата, и есть папа — это люди с совершенно разным статусом. Разногласия ушли, мы все это с бывшим мужем пережили.

Фото: shutterstock.com