Три года назад нашу страну покинуло огромное количество иностранных брендов — одежды, косметики, техники и автомобилей, не говоря уж о продуктовых гигантах вроде «Кока-Колы». Эти же три года принесли неминуемое разделение общества на две части — тех, кто занял позицию «скатертью дорога, не очень-то и хотелось», и тех, кто все-таки признал последовавшее за этим снижение качества жизни. И получил обвинения во всех грехах, включая пресловутую продажу родины.

— Конечно, для молодежи ведь само слово «европейское» звучит как мед! — важно заявляет на просторах интернета комментатор.

Ему тут же вторит другой:

— Да-да. Они ж за эти импортные шмотки родину продадут. Не то что старшее поколение!

Мишенями обвинений в продаже родины оказались прежде всего миллениалы, а если чуть точнее, тридцатилетние с «хвостиками» различной длины. Те, кто прямо признал: да, отсутствие качественного дешевого барахла Н&М, лифчиков «Триумф» и косметики Мac не трагедия, конечно, но очень ощутимо портит жизнь. Да и «Макдоналдса» не хватает — не столько в гастрономическом, сколько в культурно-мировоззренческом контексте. Ну просто потому, что абсолютно нормально, когда в стране есть «Макдоналдс».

Часть публики постарше предпочла хорохориться, мол, напугали ежика обнаженной натурой, и не такое видали, и без всяких там макдоналдсов-старбаксов проживем прекрасно. Публика помладше сочла для себя проблему неактуальной, так как их внимание давно уж направлено на Японию и Корею (ну корейские тинты вместо старперской утраченной «Шанели», бабл-ти вместо кофе из «Старбакса» и далее по тексту), так что и дискутировать особо не о чем.

— Их поманили этими милыми огонечками из западного кино, они и побежали, — продолжают злопыхатели. — Сплошные понты и выпендреж.

— Ага! Лишь бы звучало модно! Кока-кола, тирамису, скрембл…  Внушение и ничего больше!

Как было сказано в фильме «Гараж», факт продажи родины зафиксировали в протоколе. Далее вопрос: а кто продавал-то?

Ребенок до определенного момента существо довольно-таки примитивное. И, что немаловажно, абсолютно искреннее. Ребенок не задается вопросами престижа и крутизны. В том числе и ребенок-миллениал, чье детство пришлось на 1990-е. Ребенку более или менее все равно, что любить — кока-колу или тархун, мультики «Диснея» или «Союзмультфильма», отдых на черноморском побережье или на Французской Ривьере. Что понравится, то и полюбит. Без предубеждений.

Я пошла в первый класс в 1999 году, и несколько лет у нас в школьном буфете стоял автомат с пепси-колой — такой же, какой сегодня стоит в любом «Бургер Кинге». Кажется, 5 рублей стоил стакан (могу ошибаться). И неоднократно, когда я об этом упоминала, слышала реакцию вроде, мол, да, конечно, вот так и развращали детей, ведь тогда пепси-кола казалась символом свободы…  Вот опять же простой, естественный вопрос: кому ж она казалась-то символом свободы? Нам, шестилетним первоклашкам? Это, может быть, как раз взрослым дяденькам и тетенькам пепси-кола чем-то там казалась? У них были какие-то дополнительные коннотации и ассоциации. Школьникам же образца 1999 года, не измученным дефицитом, она казалась всего лишь вкусной газировкой. Дюшес вкусно, пепси тоже вкусно (да, и бабушкин клубничный компот тоже вкусно).

С любым другим примером то же самое. До определенного момента для ребенка одинаково незнакомо и непонятно звучат «Анапа» или «Ницца», «Котофей» или Zara. До определенного момента ребенок абсолютно стерилен в вопросах идеологии. Ребенок просто запоминает: мол, на дне рождения Васи было какое-то «тирамису», и это было вкусно. Потом, кстати, есть ненулевая вероятность, что на дне рождения Пети он узнает, что есть какой-то торт «Сказка» или пирожное «картошка», и это тоже вкусно. Или нет — дальше уж вступают в силу индивидуальные вкусовые пристрастия, но уж никак не тот факт, что «тирамису» в отличие от торта «Сказка» звучит загадочно и по-иностранному.

Придыхание и восторг обычно появляются там, где есть элемент недоступности и вожделения. Тут и возникает самый скользкий вопрос: а для кого ж на самом деле кока-кола или тирамису оказываются каким-то символом, предметом вожделения? Ответ, увы, может не понравиться завсегдатаям сообщества «Рожденные в СССР», потому что ответ этот прямо укажет на них. Тех самых, которые придумали «виндоус» и объявили дефолт. Мечтали о «фирмовых» джинсах и французских духах. Смотрели на заграницу в кино. Стояли в очереди в первый «Макдоналдс» (и не только туда). Потому что те, кто в момент замены флага над Кремлем в лучшем случае ходил в детский сад, а в худшем лежал в колыбели, «продать родину за колбасу», как диктует фольклор, ну никак не могли. В отличие от старших товарищей.

Особенно это становится очевидно в разговорах про «импортные шмотки» — ведь как раз про них и заговорили прежде всего, когда гиганты рынка H&M и Zara помахали российским покупателям ручкой. Cколько же ядовитых реплик тогда было выпущено в адрес молодежи, которая якобы «гоняется за иностранными брендами». И тот же вопрос: кто гоняется? Двадцатилетние девочки, основной контингент сиюминутно реагирующего на тренды и притом дешевого H&M? Или даже тридцатилетние девочки, покупавшие базовые шерстяные свитера и функциональное термобелье в Uniqlo? Так они не гоняются, они просто-напросто спокойно покупают — без придыхания и восторга, без азарта, вообще без каких-либо дополнительных эмоций. «Гоняться за импортными шмотками» — это скорее что-то из реалий фильма «Самая обаятельная и привлекательная» 1985 года выпуска. Конспиративная квартира спекулянта, сопоставимые со средней зарплатой цены и звучные реплики про коттон, лейбл и Кардена. Или вон секретарша Верочка из «Служебного романа» (1977) вполне смахивает на молодежь, с вожделением охотящуюся за западными шмотками, а еще, как мы помним, она с пафосом и апломбом хвасталась подружке по телефону: «Угадай, что я курю? “Мальборо”!». Молодежь, да-да…  Если прибегнуть к нехитрой арифметике, получается молодежь этак 1960 года рождения, а то и постарше. Да и само по себе наделение слова «бренд» каким-то особенным смыслом — ах, мол, бренды-тренды, как же мы без брэ-э-эндов! — тоже куда органичнее вписывается в уста героев фильмов Рязанова (хотя у них была бы скорее «фирма» с ударением на последний слог, но ладно), чем людей из XXI века.

Примерно то же самое вокруг туризма. Мол, молодежь обожает рассказывать о поездках в Европу, это ведь престижно в отличие от какого-нибудь унылого Пушкиногорья…  Опять же: а никто ничего не перепутал? Молодежь как раз все чаще к избингу да глэмпингу тяготеет — это модно, локальность ведь, то-се. В отличие от европейских каникул, которые перед пандемией многим приелись. И немудрено. Честно говоря, когда меня в возрасте восьми лет впервые отвезли в Европу, я не особо задумывалась о престижности мероприятия: ну в прошлом году в Евпаторию ездили, в этом на озеро Балатон, в следующем родители еще что-нибудь придумают. Зато восторженные вопросы с придыханием «Ты видела Венецию?! Да, это вам не Краснодарский край» нередко слышала как раз от представителей совсем другого поколения. Того самого, для которого и кока-кола не газировка, а символ свободы, и джинсы не просто штаны.

Когда нечто — неважно, кока-кола, одежда или европейский туризм — присутствует в твоей жизни с рождения или раннего детства, ты не задумываешься о том, престижное ли оно. Оно просто есть как норма и повседневность, а вовсе не предмет вожделения, до которого наконец-то дорвались.

Фото: кадр из фильма «Самая обаятельная и привлекательная» (1985)