После шоу Lovesick в «Ленинград Центре» мы захотели поговорить с его автором-постановщиком Феликсом Михайловым на тему эротики в современном искусстве.

Эта тема не то чтобы была табуирована, но и нельзя сказать, что она часто звучит в современном театральном искусстве. Мы встретились с Феликсом в баре «Ленинград Центра». Он только закончил прогон нового шоу «Жили-были», до премьеры которого остается буквально час, и в «Ленинград Центре» уже начинают собираться первые гости.

Как вы сами характеризуете жанр Lovesick? Что это?

То, что мы делаем в «Ленинград Центре», мы назвали «сценический коллаж» на заданную тему. Это позволяет нам смешивать жанры и быть свободными в визуальном, пластическом выражении наших идей. И Lovesick — часть наших экспериментов в этом направлении. То есть мы создаем наш авторский, собственный жанр. «Ленинград Центр» — это не театр, не мюзик-холл, не варьете и не кабаре в чистом виде.

Чтобы ответить на вопрос о жанре этого шоу, давайте я проведу небольшой экскурс в другие наши работы. В основу постановки «Прекрасная М» легла цитата Анны Павловой «Артист должен знать все о любви и научиться жить без нее». Судьба балерины легла в основу нашей постановки: ты блистаешь на подмостках, весь мир у твоих ног, ты прима в театре, а потом что-то меняется, и ты уже выступаешь по кабакам. Так было с Павловой, когда она захотела самостоятельности и в результате танцевала своего «Лебедя» практически на барной стойке. У нас получилось шоу о потери любви, любви к самому себе, и о том, к чему это ведет. Главная роль досталась прекрасной балерине Вере Арбузовой, без нее история бы не сложилась.

В шоу «Фавориты Луны» возникла мысль передать чувственные взаимоотношения между мужчиной и женщиной под влиянием чар полной Луны в эстетике такого винтажного черно-белого кино. Нам в этом помог короткометражный фильм французского режиссера Стефана Ле Лэя («Поцелуй», 2005. — «Москвич Mag»), получивший множество наград на французских кинофестивалях. Я случайно увидел его по телевизору в Испании и спустя какое-то время нашел в YouTube. Мы смогли связаться с режиссером и получить права на этот фильм, задавший тему для двух отделений шоу. Получилось очень настроенческое, мистическое рассуждение о любви.

Это все приближает нас к Lovesick. Можно сказать, что шоу рождено желанием сделать откровенную постановку, зайти на территорию сексуальных взаимоотношений между мужчиной и женщиной. То есть создать наш коллаж с эротическим оттенком.

Сложно было убедить артистов обнажиться для постановки?

Если говорить про эротику, то у нас была сложная задача. Раз мы решаем обнажить тело, мы должны это сделать высокохудожественно. Вкусно, эстетично. Так, чтобы нас нельзя было упрекнуть в пошлости или агрессивной сексуальности. Но для этого нужно было подготовить артистов. Поэтому мы полгода вместе читали сонеты Шекспира, Данте и Петрарки, делали домашние задания.

В итоге получилось открытое пластичное высказывание на тему любовной лихорадки с очень большой рефлексией в сторону кино и литературы. У нас получилась не эротика, а эротический сон.

А не хотелось ли зайти еще дальше?

Мы сделали одно шоу, которое должно было стать продолжением Lovesick. Это была клубная история, типа с андерграундной эстетикой эротизма. Шоу называлось «Сыграем в любовь», мы показали его три раза. А потом решили завершить, поскольку у людей оно вызывало двоякое ощущение: обращение к личным комплексам. А ощущение счастья не возникало. Мы перестали его показывать не потому, что оно было плохое, а потому, что для «Ленинград Центра» оно не подходит. Мы все-таки хотим в людях вызывать чувство любви к себе, к жизни, к тому, кто рядом с ними.

Как формируется постоянная труппа?

Постоянная труппа — это 60 человек со всей России: из Екатеринбурга, Ставрополя, Краснодара. Кого-то я сам заметил и пригласил в труппу, кто-то пришел в «Ленинград Центр» на кастинг.

В «Мулен Руж» кастинг проходят в том числе и по внешним данным, а как у вас?

Мы сейчас на кастингах смотрим на индивидуальность и уникальность человека. У каждого должна быть энергия своего цвета, собственная харизма и что-то, что кроме этого исполнителя никто не сделает.

Традиции кабаре в России появились еще в Серебряном веке…

Да, прима-балерина Мариинского театра Ольга Спесивцева танцевала обнаженная при свечах в кабаре «Бродячая собака». Это было весело и интересно, там отдыхала столичная богема.

А сегодня, когда мы говорим о варьете или кабаре, то надо помнить, что в СССР эти понятия были опошлены: были эдакими концертными программами, идущими под рюмочку водки в дорогих ресторанах. В сознании человека, который слышит это слово, сразу возникает: «Ну понятно, веселый канкан с голыми сиськами!» Так что у нас в стране этого жанра нет. Хотя я бы попробовал сделать шоу в духе классического кабаре, которое было в 1930-е годы в Германии и во Франции.

То есть эти традиции могут найти свое отражение в следующих шоу?

Не знаю. Мы в XXI веке: по информативности и инсталляционности современное искусство отличается от того, что было раньше. Поэтому мы можем позволить себе по-новому привносить на сцену прочтение жанров кабаре и варьете.

Я скажу честно, что боюсь в лоб трогать их, поскольку можно свалиться в претензию, а претензия — это всегда пошлость. В настоящем кабаре должен быть один главный персонаж, который свяжет все номера. Если найду такого гения, то попробую. А пока его у меня нет, я делаю шоу. Шоу, в котором нет четких границ жанра. Наша цель — развлечь человека: он должен здесь, в этом мрачном городе, получить хорошие эмоции.

Можно сказать, что не только в этом мрачном городе. Дело в том, что в 1930-е годы был окончательно прихлопнут жанр театрально-развлекательный. Нужна определенная смелость после стольких десятилетий, чтобы возродить именно эту традицию. Я так понимаю, вы ненароком откопали Мейерхольда.

В первый пресс-релиз «Ленинград Центра» мы включили цитату Всеволода Мейерхольда, что театр будущего будет сначала думать, как развлечь публику, а потом будет думать, чему он учит. И мы в эту эпоху пришли.

Я не знаю, есть ли в этом плюс или нет, но, мне кажется, во всем искусстве ушла прямолинейность и однозначность. Даже в моде — каждый хочет охватить максимальное количество интересов потребителя. И вот такая коллажность и многослойность начинает приживаться.

Честно говоря, именно эта революционность привлекла и поразила в вашем случае. Мы можем проводить параллели с московским кабаре Crave?

Я бы вообще, говоря о «Ленинград Центре», ни с кем не проводил параллели. Потому что мы меняемся каждый день. Наши шоу меняются вместе с нами. Мы можем сегодня сделать цирк, завтра — танцевальное шоу, а послезавтра родится мюзикл, который не будет в чистом виде мюзиклом. Поэтому мы очень часто переделываем и поправляем.

Если через год вы придете на те же спектакли, то они будут отличаться от увиденного ранее. Все спектакли живут, и акценты меняются постоянно. К примеру, шоу «Семь. Хроника любовных происшествий» на премьере и в последний день серии показов — совершенно разные по эмоциональности и интонации спектакли. Меняется зритель, меняется поколение. Мы абсолютно живой организм, со своим строением, со своим характером.

А что за публика приходит на постановку?

В последнее время на Lovesick стала приходить новая зрительская аудитория. Изначально он был рассчитан на 35+, а появились 25-летние. И это не дети, которым родители купили билет — они сами себе его купили. Это креативный слой, который зарабатывает на интернете. Они другие. И когда я буду делать следующий шаг в жанре, я буду держать в голове: «Они пришли». Я буду копаться в их эстетике и взглядах, слушать музыку, которая им нравится. И наш театр будет меняться вместе со зрителем, приходящим в него.

У вас тонкое умение контактировать со зрителем и улавливать зрительское восприятие и фокусировку, когда он «поплыл» и стал немного отвлекаться.

Это опыт. Хотя петербургская аудитория другая, не всеядная. Она скептическая и недоверчивая. Петербург состоит из маленьких общин. У меня есть знакомый, который среди своего круга издает даже газету — всего на 50 человек. Весь Петербург в этом.

Что касается ханжества в современном обществе, мне кажется, что в 1990-х было намного легче, проще и более открыто?

Тут спорить не буду. Появилось поколение: они не ханжи, но они почему-то стесняются. А старшее поколение — диаметрально противоположные. Те, кто бесился в 1990-е, разделились на тех, кто продолжает эти традиции, а вот остальные стали пуританами. Есть политкорректные, а есть нет. Мы страна контрастов.

Это ограничивает работу? Вы вынуждены думать постоянно о границах и как воспримут?

Я — нет, у меня у самого нет никаких рамок абсолютно. Но то, что мы делаем с ребятами в рамках «Ленинград Центра», должно быть легким, радостным. Должно делать человека счастливым, а следовательно, тут никогда не будет чернухи, грязи или психоанализа темных сторон человеческой жизни. Здесь всегда будет все о любви. Место и его концепция определяют то, как далеко ты можешь зайти. Я не готов эпатировать ради эпатажа.

Интервью подготовлено совместно с Надеждой Кожевниковой.

Фото: Виктория Назарова, предоставлено пресс-службой «Ленинград Центра»