Несколько лет назад волею судеб мне пришлось переехать в частный дом. И когда на этапе планирования ландшафтного дизайна я кричала, что все нужно закатать в асфальт, чтоб никаких кустиков-цветочков, надо было диагностировать хроническое заболевание «городской житель, бесповоротный». Казалось бы, после двушки в спальнике частный дом со своими 12 сотками, бассейном и другими радостями загородной подмосковной жизни — мечта. Но не моя.

После того как я насмотрелась на подруг, которые тоже оказались в заточении своих участков, у меня появилась мысль, что собственный дом — незакрытый, что называется, гештальт мужчин. И все мы слышали один и тот же прекрасный аргумент: «Хочу утром выйти на крыльцо в одних трусах, оглядеть свое имение и…  [пометить территорию] с крыльца своего дома». Причем все они говорили это слово в слово. Может, об этом пишут в книге «Мужчины с Марса, женщины с Венеры» или что там читают на эту тему?

Мы оказались в дачном поселке под Королевом, где когда-то выдавали землю разным инженерам и отличившимся в космической отрасли. Например, здесь проводит лето правнук изобретателя танкового ежа, раньше выгуливал своего мопса Парфенов и живет Лещенко, что позволяет хвастать соседством с легендой.

Нормальный цивилизованный коттеджный поселок не рассматривался. Приводился социофобный аргумент, что из многоэтажки, где кругом соседи, переезжать в уже отстроенный таунхаус с низкими заборами бессмысленно. Во всех этих готовых поселках, как выяснилось, ого-го какая диктатура, вплоть до согласованных председательством ЖК сортов цветов, которыми можно украшать придомовые территории. Не говоря уже о том, что все курьеры, таксисты и прочие гости обязательно должны проделать путь через КПП — вечный заказ пропусков.

Если землю удалось отхватить в городе, то при всех плюсах невыключенности из жизни уединенности тоже мало. Дом одной моей знакомой стоял на стыке двух миров — между частным сектором и двором новостроек. И окна были зашторены всегда, потому что казалось, что пристальные взгляды из сотен окон бдят их частную жизнь. Помню, однажды оказалась по работе в «Речнике» — всего 15 минут от Крылатского, лес в городе, но когда мы вышли из дома Алексея Бегака на улицу, то оказалось, что со стороны, примыкающей к реке, участок ничем не огорожен — никакой защищенности.

И с СНТ, где строишь дом на круглый год, как мы, свои проблемы — ты оказываешься в вечном погружении в дачную жизнь, потому что инфраструктуры нет. У нас единственной связью с миром был автобус раз в 40 минут, идущий 15–20 минут до железнодорожной станции. Соседи приезжают только на лето, поэтому они не хотят скидываться на дорогу — их колоритные ухабины, по которым отказываются, переживая за машину, ехать таксисты, устраивают. Да и ты сам становишься зашуганным: однажды произошло гомерически смешное — все в ужасе повскакивали ночью, услышав за окном шум машины, потому что безлюдно, потому что отвыкли. В итоге выход в Королев за продуктами — событие, повод накраситься. А так увядаешь в трясине загородной жизни, покупая не итальянские сапоги, а рыболовные, чтобы гулять в межсезонье с собакой. Ты заключенный своего участка, который обязывает тебя заводить новые хобби.

Я абсолютно не аграрий: всех этих клумб с безвкусными бархатцами и хостами наелась у бабушки на даче. И даже если у вас просто газон, то он требует постоянной вовлеченности: косить, обрабатывать от клещей, осенью убирать листву. Может, и романтика, но исключительно одноразовая, для приехавших в гости из Мекки счастья — городской цивилизации. Тем временем вся жизнь превращается в парко-хозяйственный день, а семейный бюджет уходит на триммеры, газонокосилки, секаторы и прочие насосы — выдающиеся экземпляры умудряются дарить женам на день рождения теплицу.

Так, одна моя знакомая 17 лет прожила за городом, в элитном коттеджном поселке, который появился с идеей «лужайка для Гоши» — ей хотелось, чтобы ребенок гулял на свежем воздухе. Только вот она совершенно выключилась из городского безумия, поэтому теперь, потеряв при разводе дом и оставшись в городской квартире, где уже давно не была, гуляет от клуба к клубу и представляется: «Здравствуйте, я Маша, я из леса — 17 лет прожила за городом». Говорит, город ее соблазняет — и она не может удержаться от того, что в степенном аграрном быту было недоступно.

И если Маша всегда была с машиной, то у меня ее никогда не было, да и на каршеринге в наши края заезжали редко. Вопрос о том, чтобы добираться в Москву на машине, никогда даже не стоял, потому что от ВДНХ всегда стоит проспект Мира и Ярославка — где-то до Мытищ. Хотя бы рядом была станция Болшево, откуда ходили электрички до Ярославского вокзала — транспорт сомнительный, но я ему благодарна за одно — за взращенное, культивируемое от поездки к поездке чувство брезгливости. Эти 45 минут в обычной электричке всегда казались страшным наказанием: летом не работают кондиционеры — липко и мерзко, поэтому, чтобы сесть в коротеньком платье, приходится подкладывать пакет. Душно так, что кто-то обязательно теряет сознание. К сиденьям противно подойти — они все в крошках и остатках слоеных булок (вообще есть ощущение, что пассажиры пригородных поездов специально берут с собой в дорогу самую вонючую еду, а страшнее запаха, чем почти остывшее комбо из KFC, купленное кем-то по дороге на электричку на Ярославском вокзале, вспомнить невозможно). Продолжая о прелестях: классика — торгаши и менестрели, которые своим завыванием окончательно отбирают надежду, что эта поездка когда-то закончится. А завсегдатаи электричек знают, что в первый и последний вагоны зайти нельзя, потому что там так пахнет мочой, что аж режет глаза (кстати, в ковид здорово было находиться в пути в маске). После 11 вечера же можно ездить в двух-трех вагонах в серединке, потому что остальные оккупируют бомжи.

Есть еще электрички «Спутник», идущие полчаса (не со всеми остановками) и стоящие в два раза больше, но народ туда так стремится попасть, а они ходят намного реже обычных, что на платформе на Ярославском вокзале толстопопые тетки устраивают забег и бой локтями, чтобы выиграть приз — поездку домой сидя. В итоге почти за 200 рублей приходится втискиваться на этот ковчег и ехать, втянув живот, потому что места ну совсем нет. Да и подгонять свою жизнь под расписание электричек — сомнительное удовольствие, тем более у тех в работе есть обеденный перерыв, когда в течение двух часов ни приедешь — ни уедешь. А такси невероятно дорогое, даже возвращение домой ночью от ВДНХ встает в копеечку.

Плюс не самое популярное для загородной жизни направление вынуждает постоянно объяснять, что ты не лох, ездящий на электричке в Королев, а что тебя ждет свой загородный дом. Ну извините: не Рига и не Рублевка.

Да и, признаться, нет во мне размаха — не понимаю я, зачем в доме три этажа и десяток комнат. Девушка квартирная думает в двух категориях: кухня и некухня. И если кухня место для поглощения еды и работы, то некухня, она же спальня, годится для всего остального. А тут извольте: гостиная, гостевая, кабинет, шкаф, сушильная, гладильная, игровая, спортзал — мне такой порядок не по душе, меня и гости, спящие в полуторке на кухне на ковре устраивают. Ведь всю эту гигантоманию еще и поддерживать нужно в надлежащем состоянии. Моя подруга, отчаянная домохозяйка, минусом загородной жизни видит как раз уборку их с мужем махины — мечтает о домработнице. Однажды, мотаясь по своим 400 кв. м в угаре уборки с телефоном в заднем кармане, к концу дня выяснила, что набегала по дому 15,5 км. Не каждый культурист таким результатом похвастается.

Наверное, жизнь за городом в удовольствие возможна при наличии водителя для детей (все мамы, растившие чадо «на лужайке», стали для них персональными шоферами, забыв о себе), домработницы и садовника. Но тогда от смертной тоски в имении Прозоровых можно повеситься, выход только один — в пучину, в Москву, о чем те и мечтали. Загородная жизнь — она для затейников: для тех, кому нравится тысяча проблем, возникающих на ровном месте, от пришедшего на участок ежика, на которого на разрыв лают собаки посреди ночи, и наркоманов, шляющихся в поисках закладок в примыкающем к участку лесу, до всяких там форс-мажоров с септиком. Я барышня городская и, как Алиса Вокс в клипе «Ленинграда», топаю ножками: «Я не хочу на дачу, на дачу не хочу, щас я вообще заплачу и сильно закричу». Для меня загород — тюрьма. Благо срок отмотала — обстоятельства поменялись.