Чуть больше месяца назад закрыли «Эхо Москвы». Сначала вечером 1 марта радиостанцию отключили от вещания, но сотрудники продолжили работать на интернет и шутили, что «один раз нас уже пытались вырубить» (имеется в виду ГКЧП).

2 марта совет директоров ЗАО «Газпром-Медиа» принял решение о ликвидации «Эха». 3 марта в обед все сотрудники собрались в лифтовом холле 14-го этажа высотки на Новом Арбате, чтобы обсудить, как жить и работать дальше в условиях еще более жесткой, чем раньше, экономии. После этого я отработал свою последнюю смену ведущего-новостника и уехал домой, чтобы вернуться на работу.

4 марта около 16.00 вещание прекратилось даже на YouTube. В рабочем чате мне написали, что на работу ехать не надо. Через несколько дней со всеми работниками начали подписывать расторжение трудовых договоров и выплачивать выходные пособия.

При этом все мы, «ликвидируемые» журналисты, с самого начала понимали и проговаривали, что главная ценность «Эха» не помещение с компьютерами и пультами звукорежиссеров, не бюджет и даже не бренд. А, как бы банально и пафосно это ни звучало, люди — и те, кто работал там, и те, для кого мы работали.

Как «Эху Москвы» за 30 лет удалось стать таким важным рупором города? Рассказывают бывшие сотрудники радиостанции.

Татьяна Фельгенгауэр, 37 лет, ведущая

Мне было 16 лет, и я очень хотела в телевизор, на «Муз-ТВ» или MTV. Но мой отчим предположил, что настоящая журналистика заинтересует меня больше, поэтому он просто взял меня с собой на «Эхо», узнать, берут ли стажеров на лето. Тогда попасть на «Эхо» стажером было довольно просто: толпы молодежи ходили каждое лето. Мне повезло: меня сразу взяли на стажировку в службу информации. Я считаю (не в обиду коллегам), что это лучшая служба всей радиостанции! Сначала я отсматривала все телевизионные новости, вырезала оттуда синхроны спикеров, потом мне доверили уже самой брать по телефону комментарии и готовить их для выпусков новостей. Дальше: корреспондент, выпускающий редактор, первые эфиры и так далее до заместителя главного редактора и ведущей утреннего прайм-тайма.

Мои любимые передачи: «Радиодетали», потому что гениальные, и «Статус», потому что умно и полезно. Очень люблю исторические программы Алексея Кузнецова и те, что делает Женя Бунтман. Еще очень не хватает «Саундтрека».

«Эхо Москвы» стало таким популярным, потому что мы с Плющевым и остальными делали лучшие утренние эфиры, потому что служба информации делала самые профессиональные новости, а гости были яркими, разными. Потому что «Эхо» одновременно коллектив очень талантливых и непохожих людей и отлаженная годами машина (в хорошем смысле). У нас были отложены все процессы и протоколы реагирования на самые экстремальные ситуации, и слушатель всегда знал — если что-то случилось, нужно включить «Эхо». Там и новости, и гости, и эксперты.

Для меня закрытие было ожидаемо, но шоком стало то, что мы оказались первыми. Не просто ликвидация, а передача нашей частоты без конкурса — это прямо с особым цинизмом.

Я пока не разрешаю себе думать об этом всем. Потом будем о своих потерях думать, пока важно, чтобы люди перестали гибнуть.

Чем буду заниматься? Продолжать говорить людям правду, пока есть такая возможность.

Мирослав Марков, 24 года, тайпер

Я попал на «Эхо» в конце марта 2018 года, приняли меня фактически 1 апреля. Если бы нас не закрыли, была бы четвертая годовщина моей работы там. В целом обязанности у меня были небольшие: следуй слову новостника да впиши его в новостную летопись правильно. Потом я сам стал своего рода новостником для телеграм-канала и сайта. Старшие коллеги многому меня научили.

Любимой передачей всегда был «Мой район» Сергея Бунтмана, потому что так я узнавал о столице и о том, какая она на самом деле разная и многогранная, а не просто мегаполис, где все куда-то бегут и слезам не верят. Еще «Неудобные», которую бессменно вели Маргарита Ставнийчук и Ира Воробьева, потому что к ним всегда приходили интересные гости с твердой позицией и было интересно наблюдать за дискуссией. Ну и это была единственная передача на «Эхе», где точно обсуждались права женщин и сами женщины. И «Разбор полета». Очень нравилось, как Станислав Крючков ведет своих гостей от точки А к точке Б по пути самых интересных кусков их биографии.

«Эхо Москвы» было таким популярным, потому что был рупором правды. Музыку на радио можно послушать где угодно, сервисов полным-полно. Но правду — нередактированную, нефильтрованную, потому что текст можно десять раз переписать, а тут живые люди своим ртом говорят разные вещи — можно было услышать только у нас.

Закрытие радиостанции было очень неожиданным. Я думал: «Ну вот всех закроют, а мы останемся, мы и “Новая газета”, потому что всегда все делали профессионально, на каждый источник у нас ссылка есть, и иноагентами нас не сделали до сих пор». Но нас закрыли. И я помню, как надежда боролась с недоверием на всеэховском собрании в холле редакции, когда Венедиктов говорил: будем судиться, будем обжаловать, будем бороться, ничего еще не закрыто, вы все наняты на работу, кто не придет — по статье уволю, а то прогул же!

Я только-только начал приходить в себя после увольнения, потому что работа мне была вторым домом. Спасает от горечи только эскапизм. Я вот в театры стал ходить, потому что там отвлекаешься, там нельзя сидеть в телефоне, что очень важно, особенно когда ты новостник и постоянно лезешь все проверять, там жизнь другая. Начал работать в другом СМИ. Мне очень не нравится, но я хочу сохранить какие-то навыки, поэтому пока придется так.

Сергей Оспищев, 28 лет, инфореферент (запись комментариев от ньюсмейкеров)

После окончания журфака МГУ в 2015-м я написал своей однокурснице, которая работала на «Эхе». Так попал в референтскую службу и оттуда потом перешел в службу информации.

Любимые передачи: «Радиодетали» и «Гараж». Первая — собрание самых нелепых и смешных новостей со всего мира под неповторимым соусом талантов Ореха и Александрова. Вторая — одна из лучших российских автомобильных программ, Асланян моя любовь.

«Эхо Москвы» было единственной радиостанцией со своей частотой, на которой можно было услышать все многообразие мнений до самых последних минут. Было ли ее закрытие для меня неожиданностью? Не знаю, что в современном мире и тем более в этой его части может быть полностью неожиданным. Чувствую по этому поводу печаль и не собираюсь заниматься журналистикой в общепринятом понимании в ближайшее время.

Ирина Баблоян, 35 лет, ведущая

Примерно 15 лет назад я училась на 3-м курсе университета на филолога, учителя русского языка и литературы. Подруга детства моей мамы, Варвара Костина, предложила мне стажировку на «Эхе», референтом редакции. Так я и попала на радиостанцию (где-то в августе 2007 года). Спустя полтора года стала продюсером эфира, спустя два — вела ночную программу Zoom. Совмещала три должности одновременно, как это часто бывает на «Эхе».

Про любимую передачу скажу не скромно — «Утренний разворот». Четыре часа ежедневного прямого эфира с 7.00 до 11.00. Невероятно сложный, энергозатратный эфир, который выжимает тебя по полной. Мы делали лучшее утреннее шоу страны. У меня был потрясающий партнер Максим Курников. Мы били все рекорды как по радио, так и в YouTube. Помню, как наша с Максимом неделя о событиях в Казахстане набрала в YouTube больше 13 млн просмотров.

Вторая любимая программа — «Статус». Екатерину Михайловну Шульман можно слушать бесконечно, она действует на меня как успокоительное. Какое счастье, что сейчас они с Максимом продолжают ее делать.

Закрытие радиостанции было неожиданным, но предсказуемым. Честно говоря, за мои 15 лет на «Эхе» разговоры об его закрытии ходили не раз. Каждый раз Венедиктов находил решение. Но текущая ситуация сильно отличается от всех предыдущих.

Пока у меня затянувшийся отпуск. Что делать дальше, я еще не решила. Предложения о работе я отмела почти все. Завела блог на платформе Substack и телеграм-канал Babloyan. 

Станислав Крючков, 41 год, выпускающий редактор, ведущий, корреспондент

Я пришел ведущим новостей на «Эхо» 23 ноября 2013-го. Это была региональная редакция, и для меня это была вторая работа, которую я делал исключительно из удовольствия. Спустя полтора года, уже после Крыма и сбитого самолета MH17, мне показалось, что радио и новости в этом историческом моменте для меня важнее преподавания философии и семиотики студентам консерватории.

Насчет любимых передач? Я всегда слушал полную линейку «Особых мнений», выходивших на неделе, и обязательно — итоговый информационный выпуск дня. Марина Старостина и Ирина Меркулова — это белая кость, топ-новостники. Люблю.

Алексей Венедиктов смог долгое время поддерживать баланс, в рамках которого на «Эхе» можно было услышать рядом Виктора Шендеровича и Максима Шевченко, почвенника в полете Александра Проханова и авторов-трудоголиков Александра Кынева и Михаила Виноградова. Это стало залогом успеха в период, когда радиоэфир стал тотально одномерным. «Эхо» всегда давало спектр позиций. А это тот мир, в котором мы живем. Мир не бывает одномерным, мир интересен, если в нем можно жить.

«Эхо Москвы» перестало звучать в мой день рождения. Я прекрасно помню этот момент — выпуск новостей с Костей Мирошниковым, 21.03. Я зашел в свою комнату, где в фоновом режиме радио звучит в любое время, когда не звучит музыка. Мне просто все стало понятно.

Марина Старостина, 52 года, ведущая новостей

На «Эхе» я оказалась в начале 1997 года. Искала работу после ухода с «Открытого радио». Там я познакомилась с Мариной Королевой, благодаря которой в итоге и оказалась в штате «Эха» как новостник. Трудно представить, что столько лет можно заниматься одним и тем же, но время неоднократно показывало, что новости — мое все.

Моя любимая «передача» на «Эхе» — новости! В разные времена слушала и другие разные программы, связанные с анализом информации.

Почему «Эхо Москвы» особенная радиостанция? Потому что выбрать из общего потока информации важную и интересную, сделать ее доступной для понимания и сохранить объективность, конечно, насколько это возможно — все это я и мои коллеги-новостники старались делать всегда. Думаю, наша работа способствовала тому, что «Эхо» стало радиостанцией номер один.

Мне казалось, и так думают многие коллеги, что «Эхо» будет существовать всегда. Ликвидация стала не просто неожиданностью. Даже не знаю, с чем сравнить. Возможно, с цунами или землетрясением. Когда вокруг жертвы и разрушения…

Чем заниматься дальше, пока не представляю. Грустно осознавать, что накопленный колоссальный опыт работы с информацией никому сейчас не нужен. И сколько будет продолжаться этот период, никто не знает. Трудно всем, и тем, кто уехал, и тем, кто остался.  Возможно, пора учиться чему-то новому. Но чему? Пока не знаю.

Владимир Варфоломеев, 55 лет, первый заместитель главного редактора, начальник службы информации

В 1991 году я был в числе слушателей «Эха». Аудитория тогда была не такой большой, как сейчас, но я был ее частью. Сам я тогда был безработным, и в одном из эфиров услышал, что им на станцию нужен работник. Я позвонил и сказал, что вот я такой есть, возьмите меня — и меня взяли. Сначала курьером, потом корреспондентом, потом ведущим, ну и дальше — вплоть до члена совета директоров.

Самая любимая передача — это новости, потому что я их делал 30 лет. Вторая — ужасно сложно их выделять — ну пусть будет «Не так», потому что я люблю историю, как и многие на «Эхе». Плюс я люблю людей, которые ее делают — слушать Венедиктова и его гостей всегда большое удовольствие. Третья — упомяну старенькую, она уже давно не выходит, но она была одной из первых. Она называлась «Бомонд», ее вел Матвей Ганапольский. Раз в неделю он приглашал в студию звезд шоу-бизнеса и поп-культуры. Людей, которых мы, тогда молодые работники «Эха», никогда живьем не видели, а тут была возможность посидеть с ними в тесной студии, посмотреть, поднести Макаревичу гитару, кому-нибудь чай принести — это было кайфово само по себе, не говоря уж о том, что Ганапольский — прекрасный шоумен, и он прекрасно это вел.

Почему «Эхо Москвы» было таким популярным? Трудно сказать, я как слушал, так и продолжал, как и мои родные и знакомые. Что за новые люди прибавлялись — могу только гадать. Наверное, во время обострения каких-то событий и катастроф аудитория медиа всегда растет за счет новостей.

Закрытие было и неожиданным, и не неожиданным. Все-таки я с «Эхом» пережил немало кризисов, когда наша судьба висела на волоске — и путч, и попытка переворота 1993-го, и чеченская война, когда команда Ельцина была недовольна позицией медиа, и дальше путинские времена, грузинская война, Крым, теперь вот это — когда-то это должно было случиться…  Но то, насколько резко все это закрутилось и как всего за одну неделю в конце февраля — начале марта страна изменилась — вот эта скоротечность меня поразила, безусловно.

Спустя месяц я испытываю чувство горечи, сожаления о том, что не сделали многое из того, что еще могли бы — у нас отличная команда была. Чувство грусти от расставания с людьми, очень многих из которых я по-человечески и профессионально любил, и эти чувства еще будут долго со мной. Пока сижу, привожу себя в порядок. И физически, и ментально.

Фото: Владимир Федоренко/МИА «Россия сегодня»