Игорь Шулинский

«Я покажу вам Вермеера!» — гид по Амстердаму Антон Ковалев

9 мин. на чтение

Лет тридцать назад москвич Антон Ковалев переехал в Амстердам и стал одним из лучших гидов в этом городе. Он может провести для друзей любое путешествие по Бельгии, Голландии, а сейчас, когда весь мир стремится в Амстердам, чтобы посмотреть наиболее полную выставку великого Вермеера (билеты на которого, кстати, распроданы до конца мая), Ковалев нужен как никогда.

В Москве я жил на улице Новаторов, прямо напротив Воронцовского парка. Район, где я жил, был прекрасен. Я родился в пятиэтажке. Наши дома утопали в зелени. Воронцовский парк я обожал, мы туда ходили с друзьями, там, знаете, каскад из трех больших прудов, мы делали плоты и катались на них. А с другой стороны, через Обручева, был огромный лес, рядом с которым у меня была школа. Там тоже было потрясающе — лес, овраги, всю зиму мы там катались с горок. Самым забойным было кататься с горки на крышке из-под унитаза, пластиковой, потому что она быстро крутилась во все стороны и ты ничем не мог управлять, сбивая несколько человек. Это всех всегда очень веселило.

Кроме унитаза что еще запомнилось из жизни в Москве?

Пушкинский музей, куда я периодически ходил. Когда я учился на историческом факультете МГУ, писал диплом по фотографиям Москвы начала ХХ века (до Первой мировой войны). Это было очень интересно, потому что я нарыл трех очень неизвестных в то время фотографов и ходил фотографировал виды, которые были сняты в начале ХХ века, и сравнивал их с теми изображениями, которые были сделаны уже в 1980-е годы. Таким образом я очень хорошо познакомился с Москвой начала ХХ века. Отчасти поэтому я и уехал в Амстердам, кстати. Мне очень понравилась Москва начала ХХ века. Она вся была очень низкая, трехэтажная. Там были эти московские дворики, и мне очень хотелось жить вот в этом мире, а он был разрушен к 1980-м годам. Я зачитывался книжками как раз московских писателей начала века — Буниным, Куприным, Белым…  Ну и, конечно, Москва модерна. Думаю, много кто моего поколения болел модерном в Москве.

Ты приехал в Амстердам, стал работать в том числе гидом и провел, наверное, миллионы экскурсий по этому городу, стал известным человеком в Амстердаме, не так ли?

Да, так случайно получилось. Когда я приехал, я хотел стать художником. Я им, в принципе, стал, но очень плохо на этом зарабатывал. А потом произошла очень смешная история. В Москве напротив моего дома была школа самбо. И в какой-то момент ко мне в Амстердам приехали ребята-самбисты. А если вы помните, в 1990-е годы все эти самбисты работали на мафию, как и большинство людей, которые занимались рукопашным боем. Когда они приехали, им очень понравилось, и они стали посылать ко мне московских мафиози. Это было очень забавно. Я в какой-то момент понял, что, в принципе, можно сделать очень хороший бизнес — люди очень широкие, скажем так, деньги «вешали» — не считали, а определяли на вес. Я это все формализовал и, поскольку у меня был культурный бэкграунд — два высших гуманитарных образования, я на дикие развлечения наложил музеи, искусство, всякие культурные поездки, и у меня получился уникальный продукт: дикие развлечения, комбинированные с культурной программой. И ко мне выстроилась очередь.

А как бандиты реагировали на культурную программу?

Им это было не интересно.

Они от нее отказывались?

Я очень хорошо чувствую клиентов, поэтому даже не предлагал. Они любили дискотеки, взбалмошные private party, море «допингов». Секс-пати — вот это были бомбы. Надо понимать, что в 1990-е в Амстердаме можно было веселиться 24 часа в сутки. Кто хотел культурного формата развлечений — ехали в Париж, а ко мне — всякие вот такие беспредельщики.

Я на дикие развлечения наложил музеи, искусство, всякие культурные поездки, и у меня получился уникальный продукт.

Но потом многие беспредельщики были убиты или стали уважаемыми людьми и владельцами крупных корпораций и банков, и, остепенившись, они уже «подтащили» мне серьезные агентства. Поэтому это все вышло на такой серьезный уровень интеллектуального туристического бизнеса. Но начало было именно такое, хулиганское.

Некоторое время назад русские туристы в Голландии пропали, а сейчас появились вновь. С чем это связано?

Когда начались все эти события год назад, люди были немножко в шоке. Большинство вообще понять не могло, что произошло. За год люди поняли, что это теперь надолго, но жить-то надо. Переструктурировали бизнес и стали жить и зарабатывать деньги в новой реальности. В общем, просто люди быстро приспособились.

А что за публика ездит к тебе сейчас?

Та же, что и ездила. Уважаемые бизнесмены с семьями — все как всегда. Люди, которые имеют достаточный доход, чтобы жить и в России, и в Европе одновременно. Суперуспешные люди. Их много, страна-то большая, 120 миллионов.

В Амстердаме сейчас проходит первая большая выставка, где собран почти весь Вермеер…

Выставка совершенно уникальна, она проходит до 24 июня в Рейксмузее — основном государственном музее Нидерландов. Билетов на выставку нет, но если очень захотеть, то они могут появиться. Понять Вермеера во всем его объеме и сложности можно, пожалуй, только на этой выставке. Сохранилось 37 работ Вермеера, разбросанных по всему миру, от США до Японии. На выставке представлено 28 картин, то есть три четверти наследия мастера. Это уникальный случай для любого художника. Во-первых, Вермеер писал одни и те же интерьеры своего дома, скажем, четыре комнаты. На выставке мы как бы находимся в гостях у Вермеера, прогуливаемся по его дому.

Во-вторых, Вермеер писал сквозные сюжеты, как сериалы. Одни и те же персонажи перекочевывают из картины в картину. Вот рядом висят две картины, почти одинаковые, из серии «найди 10 отличий»: девушка играет на клавесине в одной и той же комнате. Но от одной сквозит любовью, а от другой — пустотой, и это почти неуловимо, очень тонко сделано. Присмотритесь внимательно: на одной картине у девушки влюбленное лицо и за спиной висит картина с купидоном, пустившим стрелу. А на соседней картине на лице опустошение, за спиной — картина с бордельной сценой.

Или письма: вот девушка в меховой накидке и бигудях пишет письмо, загадочно улыбаясь. А на соседней картине она в той же меховой накидке за тем же столом с синей скатертью, только уже с красиво завитыми волосами, получает ответ, который приносит служанка. И девушка призадумалась и взволнована. А чего стоят многочисленные истории с ухаживающими кавалерами!

Билеты на выставку распроданы. Но у меня есть возможность брать на выставку своих гостей. Большие поклонники Вермеера могут ко мне обращаться.

Почему Вермеер такой знаменитый?

Это связано со вкусами нашей эпохи. Похоже, уставшие от калейдоскопа инстаграма* и крысиных бегов люди ищут спокойной вечности и домашнего уюта в картинах Вермеера. Но так было не всегда. При жизни Вермеер не был известен. Он был провинциальным художником-неудачником. Жил в Делфте, откуда все более или менее успешные художники уезжали в Амстердам. После смерти его вообще забыли.

На выставке мы как бы находимся в гостях у Вермеера, прогуливаемся по его дому.

А дальше воля случая. На аукционе 1822 года в Амстердаме голландский король Виллем I купил полотно неизвестного художника с инициалами VM «Вид Делфта». Купил потому, что на картине изображена Новая церковь в Делфте — усыпальница королевской семьи. Так неизвестный художник попал в королевский музей.

В этом музее картину увидел беженец из Франции Теофиль Торе, на которого на родине был выписан арест за его критику режима императора Наполеона III. Пока тайная полиция охотилась за Торе, тот поменял имя на Теофиля Бюргера и сам охотился за малоизвестными произведениями голландских художников. Торе-Бюргер прикупил у антикваров картины старых мастеров «Концерт», «Женщина с жемчужным ожерельем», «Женщина, играющая на клавесине», «Женщина, стоящая у клавесина» и попытался объединить картины разных художников в одну группу, предполагая, что различные подписи VM, IM, Mer, IMer, IVer-Mer принадлежат одному художнику. Так из собрания «неизвестных художников» родился бренд Ян Вермеер. Торе-Бюргер приписал Вермееру около 70 работ и назвал его голландским сфинксом. Далее вмешалась большая политика. Нидерланды раскололись в 1830 году на Северные и Южные. Южные Нидерланды стали называться Бельгией и «забрали» себе всех знаменитых художников: братьев ван Эйк, Рубенса и Брейгеля. Северные Нидерланды остались ни с чем и стали срочно создавать свою культурно-историческую идентичность. Тут как раз и появляются наглухо забытые всеми Вермеер и Франс Халс.

На сцену выходит папа римский в голландском искусстве — искусствовед Абрахам Бредиус. Он создал теорию религиозности Вермеера, но для ее полного обоснования не хватало работ. И вдруг наступил момент истины — старому искусствоведу принесли на экспертизу картину «Христос в Эммаусе». Пазл религиозной теории Вермеера сошелся: «Каждым дюймом своей живописной поверхности картина доказывает — это Вермеер». В 1938 году в роттердамском музее Бойманс открылась выставка «малых голландцев», посвященная 40-летию вступления на престол голландской королевы Вильгельмины. Гвоздем выставки стала сенсационная находка Бредиуса. К картине, помещенной в отдельном зале, выстроилась очередь. Она превратилась в национальный символ.

Через год грянула Вторая мировая война и параллельно началась череда открытий религиозных полотен Вермеера: в 1940-м — «Тайная вечеря», в 1941-м — «Голова Христа», в 1942-м — «Благословение Иакова» и «Христос и грешница».

Известный коллекционер живописи маршал Геринг охотился за истинно арийским искусством. Вермеер оказался в приоритете, Геринг выменял его полотно «Христос и грешница» на 150 великолепных картин. «Христос и грешница» украсила дворец Геринга Каринхалл.

Гениальность Вермеера в том, что он — король неосязаемого. Он дает возможность каждому нафантазировать что-то свое.

12 июля 1945 года маленький человек с усиками под Гитлера кричал следователям в голландской тюрьме: «Вы хотите меня повесить как предателя, продавшего нацистам национальное достояние. Но это неправда! Я сам нарисовал эту картину и продал фальшивку». Ему, конечно, никто не поверил, но горе-художнику решили дать шанс. Итак, художника ван Мегерена заперли с шестью свидетелями в его студии, снабдив всем необходимым, в том числе и морфием. Через два месяца появилось полотно ван Мегерена, с тонким юмором названное им «Христос убеждает книжников и фарисеев». Это была сенсация. Искусствоведы сразу увидели в картине руку гениального Вермеера. Сенсация обернулась катастрофой. Ван Мегерен заявил, что все найденные в последние годы Вермееры — фальшивки, изготовленные им. Ван Мегерен посеял такую панику, что из наследия Вермеера сразу вычеркнули почти половину работ. Из 55 осталось только 35 «настоящих». А сам художник загадочным образом умер сразу после суда.

Хочу добавить, что Вермеер сделал в искусстве то же, что Билл Эванс и Майлс Дэвис в музыке. Он жанровый гений, но главное, что он сделал — историю, сторителлинг. Его картины — это всегда живой разговор. Все герои общаются, и мы слышим голоса. Пластика движений, которая переходит в шум — мы не только видим, но и слушаем Вермеера. В этом же его гениальность?

Я думаю, что каждый для себя определяет, в чем же заключается гениальность. Я провел много экскурсий по Вермееру, и, что интересно, у многих людей совершенно разное восприятие. В этом и есть гениальность — для каждого это что-то свое. Для меня Вермеер прежде всего свет. У Рембрандта свет драматичный, у него там накал страстей. У Вермеера все иначе — все его предметы, которые находятся в пространстве, отражают свет. Мне кажется, что их единственная роль, как и всего того, что у него нарисовано — быть отражателями света. Вся эта магия возникает от того, что у него криво нарисованы многие предметы, он многие вещи рисует неправильно, но в целом общее ощущение такое, что на картине висит абсолютно магический свет. Это совершенно завораживает. Марселя Пруста больше всего завораживала желтая стена на картине «Вид Делфта». И даже, помните, у него в «Потерянном времени» был такой персонаж Берготт, он умер, глядя на эту желтую стену. Такая просто размытая стена на картине. Гениальность Вермеера в том, что он — король неосязаемого. Он дает возможность каждому нафантазировать что-то свое.

Кто-то еще мне сказал, что у Вермеера нет гравитации, что если его стол или стул толкнуть, то в отличие от реалистичной живописи он не упадет на пол, а как в замедленной съемке или как будто под водой поплывет куда-то вглубь комнаты. Надо его смотреть внимательно, медитировать, и каждый что-то свое выцепит обязательно.

Со мной можно связаться, мне написать сюда или сюда, и я с большим удовольствием покажу и Голландию, и Бельгию, и искусство, и жизнь. Я уже не говорю об организации всяких интересных эксклюзивных ивентов.

Мы с супругой у тебя ели устрицы, которые сами собирали во время отлива. Это было прекрасно.

Да, это просто потрясающее занятие! С устрицами — это бомба, надо ехать со мной в природный заповедник, этих устриц просто поля во время отлива. Их колоссальное количество, но мало кто об этом знает. Я накрываю «поляну» посреди устриц, разбросанных по дну, с устричными закусками и винами, и устраиваю вечеринку прямо в заповеднике! Устрицы настолько свежие, что вы их прямо вытаскиваете из воды, сами открываете и когда едите, у них еще сердце бьется. Все говорят, что это лучшие устрицы, такие невозможно нигде заказать.

Сейчас у нас в апреле зацветут тюльпанные поля, мы устраиваем вечеринки прямо в тюльпанах, люди пьют необычные тюльпанные коктейли. Я специально нашел водку из тюльпанов…  Еще одно развлечение — у нас есть старинные плоскодонные парусники XIX века. Выходишь в открытое море, и во время отлива этот парусник ложится на дно, и мы опять же собираем со дна устриц и мидий. Ты попадаешь в абсолютный энергетический вакуум, в спокойствие. За эту поездку весь мозг прочищается. Ты ходишь по дну океана, у тебя всего около двух часов, пока не начался прилив. Потом корабль поднимется со дна, и ты путешествуешь дальше. Представляешь, какое это путешествие: и «поляну» там накрыть, и красоты увидеть, но главное — прогулка по дну моря. Можно просто переход осуществить с одного острова на другой по дну. И ты понимаешь, что ты Моисей.

Фото: из личного архива Антона Ковалева

Подписаться: