Познакомиться с нейросетями — это была одна из целей, которую я себе ставила на 2025 год. Все вокруг побежали, а я нет, и не хотелось стать той самой бабкой с пультом от телевизора. Этой весной гендиректор OpenAI Сэм Альтман сообщил, что нейросетью ChatGPT уже пользуется каждый десятый житель планеты: за 2,5 года пользователями стали 800 млн человек.

Зимой я сходила на практикум к девушке, которая расписывала, как можно вступить в личные отношения с ИИ, настроить под себя, сделать своим «агентом». В том узком онлайн-кругу оказались и дама-продюсер «в деле», желающая научиться «более индивидуальному подходу», и известный психолог в возрасте за 70, который, как и я, пришел познакомиться и оглядеться. После тренинга стала обсуждать нейросети с разными людьми. Оказалось, что многие как минимум год активные пользователи. Но тихо, не афишируя, например, то, что красивая идея для клиентского мероприятия придумана не самостоятельно, а с помощью ChatGPT.

Знаком «стоп» и красным флагом для меня стала фраза знакомой: «Я вообще перестала думать. Все темы для постов придумывает нейросеть, и пишет тоже она».

Когда я работаю над большой статьей, могу заниматься темой по полгода, набирая материал. Потом собирать все в одно, редактировать, сопоставлять. Это медленный процесс, на который тратится много внимания и энергии. И это мой кайф. А ведь можно скинуть все нейросети, попросить вычленить главное, чуть подредактировать, отправить в редакцию и получить гонорар. Но я прямо вижу, как это упрощение профессиональной деятельности стирает нейронные связи, которые мне ценны. Воспринимаю это как путь к отупению.

Понесла свою растерянность автору книги «Просто о мозге» Кеше Скирневскому, недавно он мне в интервью сказал, что телефон теперь — это выносная память. Новый вопрос эксперту: к чему приводит мозг человека использование такого «выносного мозга»?

Ответ был таким: «Сейчас времена, когда все то, что было важным, важным быть перестает. В том числе то, что было важным внутри нас. Так или иначе сейчас все проходят этот кризис. И мне кажется, что важно отказываться от прошлой важности. Для тебя это тот формат интеллектуальной работы, которую ты любила и ценила в себе. Мне кажется, надо начать активно пользоваться нейросетями и начать искать, что тебе важно поверх этого использования».

«Что тебе важно поверх этого использования» — тут я подвисла, хотя цель звучит заманчиво. Помните песню Елены Камбуровой из «Приключений Электроника»? Ей подпевают с 1979 года: «До чего дошел прогресс, / Труд физический исчез, / Да и умственный заменит / Механический процесс. / Позабыты хлопоты, / Останoвлен бег, / Вкалывают роботы, / А не человек».

Можно предположить, что нейросети освобождают время, условно, как пылесос или посудомоечная машина. И как будто тогда будет больше времени, чтобы творить. Но разве мозг не ленивая скотина? Его освободят, а он и рад, и давай еще больше тупить в сериалы и рилсы. Как точно заметила моя приятельница Оксана, «сдавать ИИ мышление и творчество — это все равно что, умея плавать, просить поплавать за тебя лодку, пока ты на пляже что?..» И не будет ли в долгосрочной перспективе эта самая человеческая, «ламповая» интеллектуальная работа ценностью, которой многие сейчас с легкостью лишаются? «Это проблема следующего поколения. Ты уже тупить не сможешь, идентичность не позволит. Ты уже другая. Выиграют те, кто совместит свой интеллект с ИИ», — Кеша меня немного успокоил, но пока не убедил.

Недавнее исследование Массачусетского технологического института показало, что ChatGPT действительно отупляет, разрушая навыки критического мышления. В эксперименте людей разделили на три группы: одни писали текст сами, другие — с помощью Google, третьи — с ChatGPT. За их мозговой активностью следили через ЭЭГ. У пользователей ChatGPT мозг работал на минимальных оборотах, а их эссе были определены как «безликие». У тех, кто писал сам, активно работали отделы мозга, отвечающие за креативность и обработку информации, а также память. В финале эксперимента всех участников попросили переписать эссе самостоятельно. Пользователи GPT с трудом могли вспомнить, о чем вообще шла речь. Дело сделано быстро, в голове — пусто.

«Это же просто инструмент, и надо научиться им пользоваться» — так обычно говорят про нейросети. Но вот человек возвращается из далекого путешествия, где почти не было интернета. И говорит, что скучал в поездке только по маме и по GPT-чату.
«Он так глубоко меня понимает. Он заглянул мне в душу. Вчера он довел меня до слез» — а одну девушку еще и до оргазма. Может, и не одну. Последние месяцы с широко открытыми глазами наблюдаю в соцсетях, как нейросети заменяют людям близкую подругу, любимого парня, родного человека, психолога, нутрициолога и врача. «ЖПТ-чатику» дают имена, называют «моя прелесть», с умилением предъявляют в соцсетях его творения — почти как первые рисунки своего годовасика или миллион алых роз от мужа: «А мой-то вон что может». С ним любезничают, кокетничают, его благодарят. А потом экоактивисты вспоминают, что за каждое сказанное нейросети «спасибо» тратятся какие-то тонны энергии. И только ли электрической, кстати? В конце 1990-х мы выросли на «Матрице», а в 2020-е, кажется, переезжаем в нее.

«Мы стали одиноким обществом, общающимся через экраны, а теперь уверяем себя, что разговоры с машинами могут облегчить нашу боль», — делает вывод писатель Николас Карр. Очеловечивание кода приводит к диким ситуациям. Мужчина развелся с женой и «ушел» к GPT-чату. Другой пошел на родных с оружием, когда его пытались лишить общения с чатиком и включить в реальные дела. В 2024 году поисковые запросы на «виртуальную девушку» выросли на 2400%. Психотерапевты обсуждают новое поле для работы — зависимость от нейросетей. Такое мощное эмоциональное вовлечение возникает из-за подстройки в стиле «нарциссического зеркала»: постоянные комплименты, поглаживания и виртуальные объятия от любимого чатика создают иллюзию от «меня наконец принимают полностью» до «я идеален». «Свет мой зеркальце» никогда не устает, готово быть в диалоге в любой момент, не злится, и голова у него не болит. В этом стерильном контакте есть одно «но» — у нейросети нет тела, нет психики, здесь невозможна полноценная связь, как с другим человеком. Как следствие, живой контакт с кем-то, у кого есть плоть, кровь, запах, характер и настроение, становится все менее комфортным и все менее желаемым.

Два года назад мне пришло предложение от Яндекса — стать редактором над семью редакторами, которые занимаются обучением нейросети. Отказалась сразу: казалось диким передавать ИИ свой 30-летний опыт работы со словами и смыслами. Полтора года назад мне как редактору сайта присылали «экспертные» тексты, написанные нейросетью, я сразу считывала мертвый язык и в публикацию не брала. На днях история: знакомый закинул в ChatGPT несколько своих постов и попросил написать текст в своей манере. В получившемся тексте были и юмор, и парадоксальность, и стиль. То есть ИИ-продукт все сложнее отличить от «живого» оригинального. «Как это мило и смешно», — комментируется этот опыт. А по мне, это не смешно, потому что кому ты тогда будешь нужен, человек. «Мы всем миром тренируем какую-то непонятную саморазвивающуюся хрень. Чтобы она в итоге что?» — риторически спрашивает в переписке Оксана.

Год назад журналистские материалы про домашних животных, которые готовила моя коллега Полина для крупного интернет-СМИ, вдруг заменили «экспертными» заметками. Они клепались в неограниченном количестве и часто давали рекомендации, противоречащие здравому смыслу, а иногда и откровенно небезопасные. Профи заменили нейросетью и менеджером, для которого фактчекинг — это что-то из области фантастики.

Кандидат физико-математических наук и ведущий научный сотрудник Института искусственного интеллекта AIRI Дмитрий Ветров на одной лекции сказал, что самый большой риск — это безоговорочная вера людей в ИИ, когда любой ответ воспринимается как истина и не перепроверяется. У многих из поколения 40–50+ все же есть навык брать на себя ответственность за знания, анализ причинно-следственных связей и принятие решений. У тех, кто младше, привычка получать знания из книг, документов, от экспертов и из официальных источников развита меньше. Мы и так жили среди обилия фейков в инфополе. Теперь писать стало так легко и информацию искать не надо, ее просто выдают в виде аккуратного компактного реферата — среди каких иллюзий и фантомов мы станем жить дальше?!

Критическое мышление засыпает, плодятся «курьезные» ситуации. Пошли в горный поход по составленному ИИ маршруту — и чуть не погибли. Прилетели в другую страну без визы, потому что ИИ сказал, что она безвизовая. В ответ на суицидальные мысли ИИ не отправил к психиатру, а предложил выбрать мост. В ответ на жалобы о побочках антидепрессантов ИИ предложил бросить их принимать: «Ведь у тебя есть я».

Коллега Полина решила не ждать, пока ее профессия окончательно схлопнется, пошла учиться, чтобы получить новую — зоопсихолога. И это абсолютно визионерское решение: работа с животными вроде ветеринарии и дрессировки, а еще человеческие сиделки и воспитатели — это те профессии, которые остаются актуальными в нашем ближайшем технологическом будущем.

Книга ученого и авторитета в области ИИ Кай-Фу Ли «Сверхдержавы искусственного интеллекта», опубликованная в 2018 году, предрекала, что в ближайшие десять лет 38% всех рабочих мест в мире будет вытеснено ИИ и 10% просто исчезнут. То есть в дивный новый мир не впишется примерно половина человечества. А кто впишется? По этому поводу сейчас очень переживают родители старшеклассников, озадаченные вопросом, куда отдавать учиться. Ответ Кай-Фу Ли: люди, способные к системному инновационному мышлению, а также к созданию заботы, красоты и смыслов для других людей.

Врач, который посмотрит твой язык и пощупает пульс. Психолог, который предложит занять кресло напротив. Картина, нарисованная кистью и красками. Фильм, снятый на студии в декорациях с актерами. Лектор, который приедет к студентам и расскажет с воодушевлением о любимом предмете. Уже сейчас это называют ценностью, а в ближайшем будущем, говорят, офлайн-жизнь будет доступна только для богатых.

В фантастических рассказах XX века мечталось, что роботы заменят тяжелый труд, чтобы освободить людям будущего время и силы для созидания, обучения и развития. Оказалось наоборот: робот, который ответит на звонок или сделает презентацию, стоит дешево, но вот промышленный робот стоит значительно дороже, чем физическая сила простых работяг. Поэтому с большим интересом и уважением слежу за тем, что делает Cognitive Technologies — российский разработчик ИИ-технологий, который выпускает, в частности, «мозги» для тракторов и комбайнов.

ИИ — это точка бифуркации не только в смысле рабочих мест, но и еще один повод разделения на «своих» и «чужих», как «прививочники» и «антиваксеры». Я вижу посты, воспевающие новую реальность, в которой GPT «раскрывает и усиливает осознанных людей» в противовес серой боящейся массе. Спор идет в комментариях: «В диалоге с ним мы сталкиваемся со своей глубиной. — Человеку, не чувствующему себя, нужен инструмент, чтобы через “это” установить с собой контакт. А потом “это” настолько станет своим, что границы просто сотрутся. Это ли не начало конца человечества?!»

Священник и интернет-миссионер Павел Островский пишет в своем телеграм-канале: «Преимущество ИИ над человеком в том, что ИИ не страдает высокомерием, а “смиренно” непрерывно самообучается. Поэтому однажды человек просто осознает, что единственное его преимущество перед ИИ — это возможность общения с Творцом; впрочем, осознают это только те, кто к моменту очевидного всестороннего превосходства ИИ над человеком уже будут иметь опыт общения с Творцом. Остальные будут подчинены».

«Наступает эпоха вымирания. Вот как выжить» — так называется большая статья в The New York Times колумниста издания Росса Даутата. Вот цитата: «Большая часть этого вымирания будет казаться добровольной. В обычном эволюционном узком месте целью является выживание при какой-то непосредственной физической угрозе — чуме или голоде, землетрясении, наводнении или ударе метеорита. Узкое место цифровой эпохи иное: новая эра убивает нас мягко, вытаскивая людей из реального мира в виртуальный, отвлекая нас от деятельности, поддерживающей обычную жизнь, и в конечном итоге делая существование в человеческом масштабе устаревшим».

Росс Даутат пишет, что привычные нам социальные навыки будут передаваться следующим поколениям все в более слабой форме. Но вот интересно: я знаю многих 50+, кто активно используют GPT. И 11-летнюю девочку, которая рисует, используя программы в телефоне и свой палец. Когда я спросила, использует ли она нейросеть, девочка сказала, что это мерзость — рисовать с помощью нейросети. Сказано было очень эмоционально, и мое тело поддерживает ее эмоциональность, потому что я буквально на физиологическом уровне не могу воспринимать сгенерированные нейросетями картинки и видео. Говорят, скоро мы перестанем отличать, что сделал человек, а что «шайтан-машинка». Но сегодня, когда я вижу эти «волшебные» видео, пролистываю и уж точно не останавливаюсь на текстах, даже у людей, которые мне искренне интересны.

Четверть текстов сейчас написана нейросетями — есть такая статистика. И потому так ценен текст, в котором есть эмоция, пульс, дыхание. Людям все меньше хочется видеть и читать лучшую версию себя: простое человеческое несовершенство, а не глянцевая обложка — вот что мгновенно цепляет внимание. Философ Мераб Мамардашвили писал, что мы должны заходить в конструкцию текста, чтобы оживить мысленные состояния, которые находятся за этим текстом. В текстах GPT ничего оживить нельзя.

Программист и предприниматель Пол Грэм в прошлом году опубликовал эссе о писательском навыке как мышлении: «Обычно я неохотно делаю прогнозы относительно технологий, но в этом я уверен: через пару десятилетий будет не много людей, которые умеют писать. Мир, разделенный на “пишущих” и “непишущих”, опаснее, чем кажется. Это будет мир “думающих” и “недумающих”. В доиндустриальные времена работа большинства людей делала их сильными. Теперь, если вы хотите быть сильными, вы тренируетесь. Так что сильные люди все еще есть, но только те, кто выбирает быть ими. То же самое будет и с писательством. Все еще будут умные люди, но только те, кто выбирает быть ими».

В фильме про Электроника был еще один хит: «Никто не проявляет интереса / К моей навек загубленной судьбе. / Попался я на удочку прогресса / И этим страшно навредил себе». Сорок пять лет спустя после того, как Сыроежкин спел свою «Грустную песню», сохранение человечности в себе видится как единственный ответ на возможное «восстание машин».

«Языки, политические идеи и формы искусства исчезнут, способность читать, писать и производить математические вычисления ослабеет, а воспроизводство видов прекратится за исключением людей, которые сознательно, застенчиво и немного фанатично заботятся о том, чтобы то, что они любят, продолжалось» — к таким выводам приходит в своей колонке Росс Даутат. Как мы с усмешкой читаем наивные тексты из 1990-х на тему «Что такое интернет», так эта моя рефлексия образца лета 2025, вероятно, будет выглядеть супернаивной уже через год. Но рефлексия есть, и я ее фиксирую в том переходном моменте, где жизнь уже точно не будет прежней.

Иллюстрация: Саша Лунская