«Я железная леди, но и у моей железности есть предел» — куратор Зельфира Трегулова
В Доме культуры «ГЭС-2» открылась выставка «Квадрат и пространство. От Малевича до ГЭС-2», посвященная влиянию «Черного квадрата» на искусство XX века. Приглашенные кураторы — бывший генеральный директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова и итальянский критик, куратор 50-й Венецианской биеннале Франческо Бонами.
В день открытия «Квадрата и пространства» (выставка продлится до 27 октября) Москву накрывала тьма, к центру продвигались смерчи. Природная драма с ливнем и дикими порывами ветра развернулась во время интервью с Зельфирой Трегуловой. Впрочем, это если смотреть в окна. Мы же могли позволить себе забыться и ничего о «внешнем» не знать, поскольку оказались в идеальном изолированном месте.
Я запомнила ваше замечание, что «ГЭС-2» является исключительным по комфортности пространством, в котором можно находиться с утра до вечера, буквально дни и недели напролет. Это башня из слоновой кости?
На самом деле да. Но при этом крайне демократичная и открытая для всех. Заметьте, вход бесплатный, и это тоже уникальная черта этой институции. Как и мотивированность команды, потрясающей по профессионализму и работоспособности.
Это здание обладает удивительным свойством. Полтора года я приезжала сюда очень часто, последнюю неделю я здесь фактически жила. И каждый раз меня охватывает радостное чувство, мне здесь невероятно хорошо. Здесь я писала и заканчивала свою книгу «Искусство как выбор», работала над статьями к каталогам трех новых выставок. Мне посчастливилось быть среди тех немногих, кому энное количество лет назад Ренцо Пьяно (итальянский архитектор, лауреат Притцеровской премии, среди его проектов — Центр Помпиду в Париже, он же автор реконструкции «ГЭС-2». — «Москвич Mag») здесь, тогда еще в развалинах бывшей электростанции, представлял свой проект. Он называл свой проект «Империя света», «Царство света», и это действительно так. Самое позитивное пространство, в котором я когда-либо была. Оно тебя изначально настраивает на душевный и духовный подъем. И мы с коллегой Франческо Бонами решили представить «ГЭС-2» прежде всего как фантастический артефакт, в оболочке которого заключен еще один — сама выставка. А внутри еще один — инсталляция «Случай в музее, или Музыка на воде» Ильи и Эмилии Кабаковых.
Почему в названии выставки задан вектор «От Малевича до ГЭС-2»?
На самом деле название состоит из двух частей. Первое — «Квадрат и пространство». В английском языке слово square означает не только квадрат, но и городскую площадь. И концепция этой выставки — from the square to the square. От квадрата к площади. Нам хотелось охватить шире и говорить о пространстве как о важнейшем для современного искусства понятии.
Вторая часть — «От Малевича до ГЭС-2», то есть от «Черного квадрата» до Дома культуры, главная функция которого обеспечить диалог человека и искусства.
Намеренно не произношу слово «блокбастер», не люблю его, клацает. Но уверена, что наша выставка привлечет сюда новую аудиторию, которая заходила редко и не за искусством. Именно поэтому мы постарались сделать все, чтобы вынести выставку за рамки экспозиции на минус первом этаже: большой пилон со вступительным текстом к выставке прорывается сквозь стеклянную дверь в пространство вестибюля.
Выставку можно назвать международной, но при этом все произведения из отечественных собраний?
Абсолютно! Из Музея Людвига в Русском музее приехали уникальные вещи. Спасибо коллегам из Петербурга, они сняли половину экспозиции. Мы экспонируем звезд: Джаспера Джонса, Энди Уорхола, Жан-Мишеля Баския, Йорга Иммендорфа, Ральфа Гоингса, Микеланджело Пистолетто. Произведения Фрэнсиса Бэкона и Герхарда Рихтера — из собрания фонда V–A–C.
Посмотрите на феноменального Ансельма Кифера из частного собрания. Одна из лучших его работ «Морские сражения происходят каждые 317 лет… ». Эта та самая серия, которая показывалась на выставке в Эрмитаже в 2017 году, основанная на поэзии и нумерологии Велимира Хлебникова. Кстати, из Эрмитажа к нам приехали фотографии залов Зимнего дворца немецкой художницы Кандиды Хефер и потрясающая скульптура Энтони Гормли (осторожно, чугунная фигура лежит прямо на полу. — «Москвич Mag»).
Предмет моей особой гордости — работа знаменитого венского акциониста Германа Нитча, его дар Третьяковской галерее. Я помню напряженные переговоры, которые вела вместе со своим коллегой Сергеем Фофановым, еще будучи директором музея. Сергей ездил к Нитчу в мастерскую и оттуда высылал мне фотографии работ, которые предлагал Нитч. Градус напряжения возрастал с каждым новым посланием. Сперва художник хотел подарить Третьяковской галерее один небольшой холст, а в результате подарил три лучших громадных полотна. И нам удалось в самое ковидное время 2020 года привезти их в Москву, а затем показать на выставке в Новой Третьяковке.
Выставка «Квадрат и пространство» начинается с пролога, где в одном ряду с супрематическим «Черным квадратом» и экспрессионистским портретом Фрэнсиса Бэкона находятся произведения художников XIX века — бытовая картина передвижника Иллариона Прянишникова «Общий жертвенный котел в престольный праздник» и пейзаж «Черное море» Ивана Айвазовского. Для многих зрителей авангард и искусство XIX века полярны. По какому принципу вы их объединили?
И не только их. Нам хотелось показать, что «Черный квадрат» не случайно возник в России. Что это не случайный извод кубизма. Мы начинаем с Прянишникова, с луга, с таким рассеянным, но захватывающим солнечным светом, он образует светящийся контур вокруг многих фигур. Всмотритесь!
На самом деле разглядеть свет в картинах русских передвижников меня научил мой коллега и друг Аркадий Ипполитов, перед которым я преклоняюсь. Вместе с ним мы сделали четыре блестящих кураторских проекта. Его последнюю выставку «Русская ярмарка» в Нижнем Новгороде я уже заканчивала без него. После его безвременного ухода я сделала все возможное, чтобы выставка на выходе выглядела так, как ее задумал Аркадий.
Когда мы работали над выставкой «Русский путь от Дионисия до Малевича» в Музеях Ватикана, Аркадий продемонстрировал, что не должно быть разделения на древнерусское искусство и послепетровское искусство, скроенное по западной модели. Да, живопись возникает в эпоху Петра I, и это пришло с Запада, но суть, идея, глубокое духовное послание, философская мысль берут начало в древнерусской живописи, и этому следуют передвижники.
Вспомните «Над вечным покоем» Исаака Левитана, где в окошке теплится свечка. Или «Тройка» Василия Перова, казалось бы, изученная вдоль и поперек с детства. А мне Аркадий показал — в киоте икона, а перед иконой светится лампада. И такие знаки повсюду. Просто за годы советской власти мы привыкли к тому, что передвижников рассматривали исключительно как проводник социальных идей, не считывали христианских смыслов.
Да, я помню, как мы увидели в Третьяковке на выставке «Илья Репин» по-новому известную картину, которую всю жизнь в учебниках называли «Отказ от исповеди». А оказалось все наоборот — «Перед исповедью»!
Конечно, весь народовольческий цикл построен на христианской иконографии. А как делать выставку «Иван Айвазовский» в той же Третьяковке, мне подсказал выдающийся британско-индийский скульптор Аниш Капур. Во время экскурсии по Третьяковской галерее он застыл у картины Айвазовского и объяснил мне, московскому снобу: она как раз про то, что он пытается выразить своим искусством.
Для русских художников idea, концепция, была всегда главной. А представление о природе того же света — имманентно, поскольку они учились у иконописцев.
Ассист (в иконописи — штрихи сусальным золотом на одежде, крыльях ангелов, предметах. — «Москвич Mag») — знак божественного свечения, восходящего к свету Преображения на горе Фавор. Казалось бы, где Прянишников, а где Фавор? И тем не менее это производная.
Именно эта сосредоточенность на идее позволила и Малевичу, и Татлину, которые сперва следовали за Пикассо, пойти дальше. Малевич — по пути создания супрематизма. А Татлин, отталкиваясь от первых бумажных рельефов Пикассо 1913 года, начинает создавать свои контррельефы. И делает гигантский шаг вперед по сравнению с великим французским мастером.
А далее следует невероятный всплеск креативности: рождение цветописи Ольги Розановой, конструктивизма Любови Поповой, три чистых цвета Александра Родченко. «Вибрирующая полоса» американца Барнетта Ньюмана — это развитие «Зеленой полосы» Розановой. Только она ее написала в 1917-м, а Ньюман — через десятилетия.
Идеи парили в воздухе?
В воздухе, только через сорок лет. Мы об этом говорим в «ГЭС-2». Так было и в период оттепели. Тогда молодые советские художники Франциско Инфанте, Лев Нуссберг, Вячеслав Колейчук и несколько других переходят к минимализму. И раньше, чем их коллеги из Германии и Италии, начинают создавать радикальные минималистические вещи, опираясь на достижения современной науки. Спираль Инфанте похожа на съемку в синхрофазотроне. И не я это придумала, мне открыл глаза великий австрийский куратор Петер Вайбель, это он сказал: «Да, русские и художники стран Восточной Европы были первыми».
Но мы показываем и разные изводы фигуративности. «Коммунальная кухня» Михаила Рогинского и «Текстильщицы» Александра Дейнеки идеально вписываются в светоносное пространство «ГЭС-2».
«Дверь» Эрика Булатова — это тоже вид на закрытую дверь из темного пространства комнаты, где сквозь щель пробивается совершенно ирреальный свет.
Выставка предлагает внушительный список художников и разные маршруты. Какой выбрать?
Это город, все происходит вдоль улиц и перекрестков. И главная стена, как проспект, разделяет единый пролог на два компартимента, тем самым воздействуя на экспозицию. Эту идею нам помог сформулировать архитектор выставки Евгений Асс. Советую в ходе просмотра смотреть на план, буклеты с ним выложены повсюду на видных местах.
Хочу обратиться к вашему личному опыту. Как вы прожили эти полтора года с момента ухода из Третьяковской галереи? Они были полны разных событий, но внешне вы все принимали спокойно. Иногда мне кажется, что вы, как говорится, железная леди.
В какой-то степени да. Но и у моей железности есть предел. Непростые полтора года. Я наполнила их работой, которой занималась урывками, служа Третьяковской галерее в качестве ее директора. Именно так, по-другому свое функционирование там определить не могу, в этом я следовала негласному правилу для директоров художественных музеев — не делать свои кураторские проекты. По своей сути я куратор с огромным административным и менеджерским опытом, полученным на протяжении трех с половиной десятилетий.
Были потрясающие моменты творчества. Меня сразу позвали в «ГЭС-2», и я начала работу над этим проектом. По приглашению Фонда развития культуры и искусства Узбекистана участвовала в создании двух выставок в Италии, где была научным консультантом. Они посвящены творчеству художников русского авангарда, тех, кто жил и работал в Узбекистане и Туркестане, это невероятное открытие.
Я написала книгу. И, наконец, начала писать статьи к каталогам выставок, чего я раньше не делала по административным причинам, поскольку много лет совмещала кураторство с управленческой работой в Музеях Кремля, РОСИЗО и Третьяковской галерее.
Сейчас беру паузу. Нужно собраться с мыслями и понять, на что направить свои силы. Перед всеми, кто работал над выставкой в «ГЭС-2», стоит дилемма, как сделать следующий проект круче, чем этот.
Какой отдых для вас лучший?
Путешествия и новые впечатления. А также общение с яркими интересными людьми.
Фото: Юлия Захарова, Бенедикт Джонсон, Даниил Анненков, Андрей Теребенин/ предоставлены Домом культуры «ГЭС-2»