Лингвисты не устают повторять, что язык постоянно меняется. Пуристы в свою очередь не устают отыскивать новые поводы пораздражаться. Феминитивы, «кушать», «убираться» и «присаживайтесь» вместо «садитесь» — это лишь немногое из того, о чем лингвист Светлана Гурьянова рассказывает в своей книге «В начале было кофе», пытаясь объяснить происходящее в языке с позиций науки и без характерной для интернет-баталий категоричности. Мы поговорили со Светланой о том, можно ли «представлять из себя» в 2025 году, и попытались понять, в какой степени язык ответственен за мировосприятие.

Вы преподаватель, но известность получили как блогер-лингвист и автор книги «В начале было кофе». Вам не предъявляли вопросов в духе «да кто вы такая, чтобы рассуждать о русском языке»? 

Предъявляли, конечно. Я и в предисловии к книжке ответила на эту претензию — вроде как кто ты такая, девочка, что ты нам сейчас про русский язык будешь что-то рассказывать, да еще и опровергать мифы и стереотипы о нем. Но я же не свою оригинальную точку зрения в книжке и в блоге выставляю, я лишь излагаю простым языком то, что до меня уже открыли и написали лингвисты. И так как у меня есть хорошее лингвистическое образование (я окончила филфак МГУ), я умею читать научную литературу о языке и пересказывать ее так, чтобы она была понятна широкой аудитории. И даже если я изредка выдвигаю какие-то свои новые гипотезы, я опираюсь на крепкую базу знаний.

Заметили ли вы за время преподавания сдвиги в том, как разговаривают ваши ученики? 

Какую-то динамику на материале речи моих учеников проследить довольно сложно, потому что изменения в языке формируются обычно не за несколько лет, для этого нужно хотя бы лет пятьдесят. Я преподаю 15 лет — это очень мало для языка, чтобы проследить действительно существенные сдвиги. Я могу наблюдать разве что усиление некоторых тенденций, которые возникли, когда мои ученики еще не родились.

Если взять фонетику, то появилась новая тенденция в произношении предударных гласных: они стали укорачиваться. Раньше мы произносили, например, «голова» так: три слога, последний слог ударный, а тот, который перед ударным, немножечко короче, но тоже произносится довольно-таки явственно. А вот самый первый слог в слове «голова» произносится коротко и невнятно, он называется редуцированным, то есть укороченным. А сейчас многие молодые люди произносят оба предударных слога очень коротко, и получается не «голова», а почти «глва», не «паровоз», а почти «првоз» — с одинаковыми редуцированными гласными в первых двух слогах.

Очень много об этом рассказывает Игорь Исаев — известный лингвист-диалектолог. Он называет эту новую уже формирующуюся произносительную норму одной ступенью редукции. Если раньше можно было говорить о том, что в языке двухступенчатая редукция (первый предударный слог произносится чуть-чуть короче, чем ударный, второй предударный еще чуть короче, то есть укорачивание гласного проходит будто по двум ступеням), то сейчас будто бы почти все безударные гласные становятся укороченными, редуцированными. И молодежь не говорит, а «гврит».

Это, видимо, одна из тех причин, почему современное российское костюмное кино смотреть совершенно невозможно. 

Да, очень заметно, что актеры разговаривают совсем иначе, не так, как говорили еще лет пятьдесят назад. И это прослеживается и в современных песнях. Вот Игорь Исаев, собственно, на своих лекциях включает рэп-композиции, например песню Хаски про панельку (панельный дом). В песнях ведь приходится протягивать гласные звуки, и если протягивать вот этот короткий редуцированный, становится понятно, что там не «а» протянутое, а что-то немного напоминающее «ы». И в пении Хаски мы иногда слышим не «панелька», а «пынельк» (последний заударный слог оказывается совсем коротким). Можно еще вспомнить вирусную песню Джарахова «Я в моменте» — и он поет скорее что-то похожее на «в мыменте» с очень коротким первым слогом.

Если бы какой-нибудь образованный древнерусский книжник почитал Пушкина, он бы ужаснулся и сказал, что Пушкин ужасно исковеркал язык.

Если взять другие слои языка, ну, например, синтаксис, можно заметить, как появляется новый союз «то что». Очень многие (в основном молодые) люди говорят не «я видел, что прошел поезд», а «я видел, то что прошел поезд». Новое «то что» заменяет собой простое «что» и формирует новый союз. Очень многих он раздражает, и это понятно, потому что люди сталкиваются с непривычной конструкцией, а все совсем новое многих может подбешивать.

Иногда это «то что» появляется, присоединяясь к неожиданным глаголам — тем, которые вообще-то не умеют присоединять дополнение без предлога. Например, мы скажем «я надеялся НА то, что это произойдет». А какой-нибудь молодой человек скажет «я надеялся, то что это произойдет».

На самом деле появление этого «то что» довольно закономерно. Если приглядеться к нашим союзам, можно заметить, что очень многие из них включают в себя разные формы местоимения «то»: «потому что», «оттого что», «в связи с тем что», «для того чтобы», «в силу того что» — везде это «то» стоит в разных падежах.

Или «несмотря на то что». Если мы вдумаемся в союз «несмотря на то что», мы тоже не поймем, откуда это «что», зачем здесь «то» — странная конструкция, если логически ее анализировать. Но тем не менее она в языке устоялась, мы уже не замечаем ее странности. Возможно, то же самое произойдет и с новым «то что», и мы перестанем на него раздражаться, хотя скорее перестанут раздражаться наши внуки. Очень вероятно, что лет через пятьсот все будут говорить «то что» вместо «что», и это будет нормативным.

Есть ли сегодня какое-то специфическое московское произношение, московский акцент?

Оно еще сохранялось лет восемьдесят назад, когда москвичи старшего поколения говорили «дожжи» вместо «дожди», «дрожжи» и «вожжи» с мягким «ж», «я боюс», «цветочек аленькый», «молошный» и «коришневый». Было много особенностей московского произношения — можно послушать о них лекцию Д. Н. Ушакова, автора знаменитого четырехтомного толкового словаря, она есть в сети.

Но сейчас с распространением средств массовой информации люди гораздо чаще, чем раньше, слышат, как разговаривают люди из других регионов, и эти различия стираются, потому что люди заимствуют друг у друга особенности произношения. Я бы не сказала, что сейчас есть какие-то очень заметные отличия в том, как говорят москвичи.

Какие излюбленные ошибки говорящие на русском допускают сегодня в речи? 

Я предпочитаю говорить не об ошибках, не называть их так. Лингвисту корректнее говорить о вариантах употребления слов или даже об изменениях, которые прямо сейчас происходят в языке и за которыми, кстати, очень интересно наблюдать. Возможно, словарная норма, касающаяся этих слов и выражений, тоже изменится. Норма — это не записанные на священных скрижалях незыблемые правила, которые ни в коем случае нельзя нарушать. Норма часто меняется, потому что меняется язык — и это одно из основных его свойств.

Если бы какой-нибудь образованный древнерусский книжник почитал Пушкина, он бы ужаснулся и сказал, что Пушкин ужасно исковеркал тот язык, на котором говорил этот книжник. А мы сейчас считаем произведения Пушкина чуть ли не эталоном русского литературного языка. Поэтому и к современным нормам стоит относиться как к чему-то очень текучему и живому.

Если говорить об изменениях значений слов, можно вспомнить слово «нелицеприятный». Очень многие используют это слово в значении «неприятный», хотя в словаре это значение еще не зафиксировано. Нелицеприятный — это беспристрастный, объективный, тот, кто не смотрит на приятное лицо, не оценивает по внешним характеристикам.

Или «амбициозный». Очень многие употребляют это слово как обозначение вполне положительного качества: амбициозный как «стремящийся к достижению высоких целей». Но если заглянуть в словарь, можно увидеть, что амбиции — это какое-то нездоровое, чрезмерное самомнение, а амбициозный человек — это человек чванный, зарвавшийся в своих желаниях. То есть, согласно словарю, это вообще-то негативная характеристика. Но, мне кажется, очень многие такого значения не помнят, не знают. И очень вероятно, что и «нелицеприятный», и «амбициозный» будут скоро зафиксированы в новых значениях в толковых словарях.

Если говорить о новых конструкциях, можно вспомнить «имеет место быть». Это очень распространенное выражение. Понятно, почему оно появилось: это контаминация двух других выражений — «имеет быть» и «имеет место», они слились в одно. Так бывает, для языка это тоже нормально. Хотя, мне кажется, выражение стало настолько часто употребляться и так многих раздражает, что, возможно, оно уйдет из языка. Посмотрим!

А как насчет «представляет из себя»? 

А что с ним не так?

Нас учили, что оно должно быть не иначе как «представляет собой».

Выражение «представлять из себя» уже зафиксировано в справочнике Розенталя «Управление в русском языке» с пометой «разговорное», а разговорные слова и выражения — часть литературного языка. В появлении этой конструкции можно заметить еще одну интересную тенденцию, о которой я хотела рассказать. Видите, в выражение «представлять собой» добавился предлог. А это тоже очень характерно для современного языка: предлоги вообще расширяют сферу своего применения. Если смотреть древнерусские тексты, то можно увидеть, что предлогов в них меньше, они реже употреблялись. Вспоминается фраза «бысть пожар велик Кыеве». Не «в Киеве», а просто «Кыеве», без предлога. И такого в древних текстах очень много.

Очень вероятно, что закрепится выражение «оплата по карте», потому что расширение сферы употребления предлогов — это общая и давняя тенденция.

Да даже можно вспомнить Пушкина: «Душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит». Сейчас мы скажем «от тленья убежит», а у Пушкина выражение было еще без предлога. И если почитать старую литературу или переводы (вот мы с сыном недавно читали «Робинзона Крузо»), там можно много всего любопытного встретить: «он умер чахоткой», «утомившись беготней», «мебель красного дерева». Сейчас мы скажем «умер от чахотки», «утомившись от беготни», «мебель из красного дерева». А раньше было нормативно все эти фразы без предлогов употреблять.

Сейчас появилось выражение «оплата по карте», которое многих раздражает. Пуристы говорят: зачем же там предлог? Надо говорить «оплата картой». При этом те же люди смотрят передачи ПО телевизору и слушают музыку ПО радио, отправляют посылки ПО почте (хотя могли бы «почтой») — и там их предлог «по» не смущает, хотя значение схожее. Очень вероятно, что закрепится выражение «оплата по карте», потому что расширение сферы употребления предлогов — это общая и давняя тенденция.

Возможно, выражение «представляет из себя» — это тоже одна из реализаций этой тенденции. Так что я в нем вижу закономерное развитие языка, а не ошибку.

Вы назвали 50 лет как срок, необходимый для изменений в языке.

Это очень условно, и для разных областей языка сроки могут быть разными. Возьмем, например, ударение в слове «звонит», которое так многих раздражает, если его ставят на корневую гласную. «ЗвОнят» всех бесит, но при этом эти же люди «свЕрлят», «сОлят», «сОрят» — а еще «вклЮчат» и «врУчат», при том что нормативное ударение и в этих глаголах тоже должно падать на окончание.

Процесс переноса ударения с окончания на основу уже прошел во многих других глаголах. Например, во времена Пушкина и Державина говорили «учИт», «дарИт», «курИт», «варИт». Мы это видим в старых стихотворных текстах (удобно смотреть именно на них, потому что там есть ритм и мы можем проследить, куда падает ударение). То же самое происходит и с глаголом «звОнит» — он меняет ударение точно так же, как и глаголы типа «Учит», «дАрит», «кУрит». И этот процесс переноса ударения идет уже очень давно, точно больше ста лет. Но почему-то многие люди придираются именно к «звОнит», а другие глаголы оставляют без внимания, поэтому именно в этом слове изменение происходит так долго — и неизвестно, когда оно завершится.

Кстати, Есенин в своих стихах иногда употреблял «звонит» именно с ударением на «о». Очень забавно, когда на уроках литературы ученики читают Есенина («Нежно под трепетом ангельских крыл / ЗвОнят кресты безымянных могил… »), а потом приходят на урок русского языка к той же самой учительнице, и она им объясняет, что слово «звОнит» — жуткое преступление против русского языка.

Насколько спеллеры и ИИ могут помочь произвести на собеседника впечатление грамотного человека в письменной речи?

В какой-то степени они помогают — орфографию и пунктуацию, возможно, могут хорошо подправить. Но все спеллеры несовершенны, они не знают многих слов. Недавно я писала что-то в ворде, и автокорректор подчеркнул мне красным слово «морфемика». Иными словами, если человек сам не очень хорошо владеет русским языком, то он может подумать, что написал какое-то слово не вполне грамотно лишь на том основании, что спеллер его подчеркнул.

Но на самом деле соблюдение норм орфографии и пунктуации — это еще не вполне грамотность, точнее, не все, что составляет грамотность. Грамотный человек — это не тот человек, по моему мнению, который знает словарные нормы от и до и грамотно расставляет запятые. Это тот человек, который умеет выразить свою мысль так, чтобы его поняли, причем выразить ее красиво, образно и разными способами в зависимости от коммуникативной ситуации. Мы будем разговаривать очень по-разному с бабушкой из отдаленной северной деревни и с коллегами на научной конференции. В первом случае, возможно, и не стоит следовать всем словарным нормам, если мы хотим быть понятыми. Грамотный человек умеет переключать языковые регистры, по-разному звучать в разных ситуациях, по-разному доносить свою мысль и пользоваться богатым словарным запасом. Последнее тоже немаловажно: можно написать текст с правильно расставленными благодаря спеллеру запятыми, но таким бедным языком, что никакое впечатление грамотного человека произвести не получится. Тут никакой автокорректор не поможет.

Кстати, о богатом словарном запасе. Сейчас появилось много разнообразных слов, происхождение которых не очень понятно, например «безоплатно» или «благопринимаю». Откуда это взялось?

Мне кажется (это моя гипотеза, я не могу ее проверить), что они могут быть связаны с какими-то эзотерическими представлениями или, может быть, неоязыческими верованиями. Слово «безоплатно», скорее всего, было сконструировано, чтобы избегать слова «бесплатно».

А что с ним не так?

В слове «бесплатно» есть приставка «бес-», а ее очень не любят некоторые граждане: якобы приставка «бес-» представляет беса. Поэтому, когда мы говорим «бесплатно», мы заявляем, что «бес платит». Это довольно распространенная теория даже в православных кругах.

До революции ведь какое-то время писали только приставку «без-» — всегда в таком варианте вне зависимости от произношения. Это сейчас у нас два варианта — с «з» и с «с». И вот якобы пришли большевики-безбожники, царя-батюшку убили, русский язык реформировали (хотя русский язык, если что, невозможно реформировать, реформировать можно только орфографию или пунктуацию, а язык реформированию не поддается). Большевики якобы нарочно ввели в язык «бесов», чтобы их прославлять.
Это, конечно, ерунда. Орфографическая реформа готовилась задолго до революции, ее проект был готов еще в 1912 году при том самом православном царе-батюшке. Готовили ее выдающиеся лингвисты того времени, многие из них были верующими людьми. Конечно, никаких бесов прославлять они не собирались, они просто хотели упорядочить написание.

Сейчас распространились теории про злую приставку «бес-», поэтому и придумывают все «безоплатное».

И вообще-то написание приставки «бес-» вполне традиционное. Да, до революции какое-то время приставка писалась только с буквой «з», но это было недолго — лет сто или, может быть, чуть дольше. А если смотреть какой-нибудь древнерусский текст, там эти «бесы» повсюду, но люди совершенно не собирались прославлять демонов. Более того, приставка «бес-» писалась с буквой «е», а слово «бес» в значении «злой дух» писалось с буквой «ять» в середине — «бѣсъ». Читается одинаково, но написание было разным. Поэтому людям, думаю, даже в голову не приходило, что приставка «бес-» может быть связана с заслугами беса. Только сейчас распространились теории про злую приставку «бес-», поэтому и придумывают все «безоплатное».

А «благодарю» и «благопринимаю», видимо, стали использовать, чтобы не говорить «спасибо». Якобы когда мы говорим «спасибо», мы на самом деле говорим «спаси меня бог от тебя». И это вроде как невежливо. В действительности слово «спасибо» и правда происходит от слияния слов «спаси» и «Бог», и это словосочетание было настолько частотным, что оно слилось в одно слово и последний согласный в нем отпал.

Но никакого «спаси меня от тебя» там не было, это придумка современных эзотериков. «Спаси Бог» — это христианское пожелание помощи Божией и даже спасения души, то есть попадания в рай, вечной жизни. Очень хорошее пожелание с точки зрения верующих людей.

Вы в своей книге пишете, что наличие феминитивов в языке не коррелирует с реальным положением женщин в странах, где на этих языках говорят. Насколько мы можем говорить, что язык конструирует нашу реальность?

Это очень спорная гипотеза. В такой формулировке («язык определяет, конструирует сознание или реальность») она называется гипотезой лингвистической относительности, или гипотезой Сепира — Уорфа. Но, как вы слышите, в названии по-прежнему используется слово «гипотеза», то есть что-то недоказанное. Доказать или опровергнуть в ней действительно что-либо очень сложно: как проверить, что на что влияет? Язык влияет на мышление? Или наше мышление отражается в языке? Что тут курица, а что яйцо?

Было много попыток проверить гипотезу, но ко всем этим попыткам можно придраться. Проводились, например, эксперименты по измерению скорости реакции на цвета. В английском и для голубого, и для синего одно слово, blue, а в русском у них разные названия. И вот ученые пытались проверить, с какой скоростью носители разных языков будут вычленять голубой предмет среди синих. И действительно, выяснилось, что носители языков, в которых нет различия слов для синего и голубого, вычленяют голубые предметы медленнее. Но разница была очень маленькой, это лишь доли секунды. И речь идет не о том, что такие люди не различают голубой цвет вовсе.

Как это соотносится с проблемой феминитивов? Некоторые говорят, что без феминитивов женщины не заметны и люди даже не думают, что женщина может обладать профессиональной компетенцией. Нет нормативного слова для того, чтобы назвать блогера женского пола, значит, женщин-блогеров будто бы нет, их не замечают. Но это странный вывод.

Были и другие эксперименты, например недавний эксперимент, в котором нейробиолог Эвелина Федоренко исследовала активность мозга во время решения логических задач. Уже определено, в каких отделах мозга расположены речевые центры. Так вот, выясняется, что во время решения логических задач эти центры не работают. Более того, люди с поврежденными в результате травм или болезни речевыми центрами тоже вполне успешно решают эти задачи. То есть вроде бы язык не нужен для того, чтобы думать.

Но и к этому исследованию можно придраться. В нем, например, речь приравнивается к языку, но это не вполне одно и то же. Мышление тоже может быть шире решения логических задач. Исследования Федоренко еще предстоит критически осмыслить, но они тем не менее говорят об очень интересных вещах: чтобы выделять причинно-следственные связи и формировать логические конструкции, речь может быть не особо-то и нужна.

Но в любом случае влияние языка на мышление уж точно не доказано, и говорить, что язык формирует или определяет мышление, все-таки нельзя. Влияет — может быть, в какой-то степени, но как влияет и какова степень этого влияния, еще предстоит выяснить.

Чего точно не стоит делать, так это конструировать далекоидущие выводы о мышлении народов на основании данных того языка, на котором они говорят. Например, в русском языке нет формы будущего времени единственного числа первого лица для глагола «победить»: нельзя сказать «я победю». И вот на основании этого факта некоторые делают выводы о бесхарактерности и безвольности русских людей. И неважно, что форма множественного числа есть — «мы победим». Да и в единственном числе можно использовать оборот «я одержу победу».

Значит ли это, что можно спокойно использовать слово «бомж» вместо «бездомный», «проститутка» вместо «секс-работница»?

Нет, здесь речь идет о другом — о том, что некоторые слова действительно обросли множеством негативных коннотаций. И если люди пытаются их не использовать, значит, они не хотят обижать собеседника. Слова не конструируют реальность, но закрепившиеся за словами оттенки значения могут ранить.

Очень многих слов сейчас стараются избегать — слов, обозначающих болезнь, например. Слова типа «даун» стали считаться фактически неприличными. И это нормально. Здесь мы просто заботимся о собеседнике и стараемся сделать так, чтобы ему было комфортно.

В последние годы все больше распространяется так называемый сервисный язык: у москвичей спрашивают «вам сахар понадобится?», желают «хорошего дня». Многих это бесит.

Я не вижу ничего плохого в сервисном языке. Возможно, многим он кажется неискренним, но откуда мы знаем, что чувствует человек, когда произносит фразы? Наши представления об искренности или неискренности — это субъективные догадки, которые могут не иметь ничего общего с реальностью. А с точки зрения языковой нормы — ну что плохого во фразе «понадобится ли вам что-то?».

В пожелании «хорошего дня» я тоже не вижу ничего странного. Родительный падеж традиционно употребляется при прощании: всего доброго, доброй ночи, счастливого пути. И если «хорошего дня» используется в конце разговора как прощание-пожелание, то эта фраза хорошо встраивается в уже существующий ряд этикетных формул.

А вот «хорошего дня» при приветствии (такое я тоже слышала) может восприниматься как нарушение. Многие стали говорить «доброго утра» или «доброго дня» вместо «доброе утро» и «добрый день»: раньше подобные приветствия употреблялись в именительном падеже. Можно еще вспомнить новую и раздражающую многих конструкцию «доброго времени суток». В падежах при приветствии явно наметился сдвиг, но мы пока не знаем, станет родительный падеж нормой или нет. Очень интересно за этим наблюдать.

Я на новые употребления реагирую именно так: мне это интересно, мне любопытно за ними наблюдать. Новый союз «то что» вообще вызывает у меня детский восторг. Это же так классно, что мы можем в реальном времени наблюдать глобальное изменение языка, существенную перестройку синтаксиса. Для лингвиста это огромное новое поле для наблюдений.

Фото: из личного архива Светланы Гурьяновой