О своем детстве и юности она рассказывать не любит. В ответ на просьбу вспомнить что-нибудь из тех времен задумывается, замолкает и наконец отвечает: «Я помню…  я помню голубое небо! Зеленую траву!» Удивительным образом она отказывается называть даже свою девичью фамилию. «Меня звали Миловская — и точка!»

Некоторые сведения о раннем периоде ее жизни удалось собрать на сайте «Все наши мисс», посвященном российским манекенщицам и победительницам конкурсов красоты. Сама Миловская дает понять, что сведения, которые там собраны, в основном верные.

Итак, она родилась 29 августа 1946 года в Москве, ее девичья фамилия — Ананкина. Семья жила на Бауманской, девочка росла вместе с двумя старшими сестрами, в семье долго хранили память о страшной трагедии во время войны — брат Галины, которого ей не суждено было увидеть, погиб во время одной из бомбежек Москвы. В 1959 году умирает ее отец. Мать девушки, чтобы вырастить дочерей, работает на химическом заводе и едва не погибает во время взрыва в одном из цехов. После окончания восьмого класса Галина, как и сестры, идет трудиться на фабрику. Но она хорошо училась, участвовала в школьных театральных постановках, она честолюбива и полна решимости сделать творческую карьеру. После рабочего дня она посещает занятия в вечерней школе и таким образом получает диплом об окончании десятилетки. Вместо того чтобы выбрать хорошую рабочую профессию, она решила поступать в театральное училище имени Щукина — и это ей удалось.

Как все студентки, она мечтает о каком-то приработке, и вот одна из подруг сообщает первокурснице, что Всесоюзному институту ассортимента изделий легкой промышленности и культуры одежды — Виалегпрому нужна манекенщица, вернее, как говорили тогда, «демонстратор одежды». Миловская решает попробовать себя в этой роли — и ее тут же радостно берут на работу. Молодая художница и дизайнер Ирина Крутикова сразу оценила ее уникальную внешность. В той среде, где девушка выросла, на нее смотрели с состраданием. Быть такой худой, да и длинной! Наверняка в детстве недокармливали, а может, и болеет чем-то…  Но для подиума ее параметры (рост — 169 см, вес — 42 кг) оказались просто находкой.

То были простые времена, к манекенщицам не были приставлены визажисты и парикмахеры, макияж они делали себе сами. Никто не учил их ходить, и здесь у Миловской было преимущество — красивую походку ей поставили преподаватели из «Щуки». Она стала получать зарплату, плюс деньги за участие в показах, всего в месяц выходило около сотни рублей. Очень неплохо для обыкновенной работницы низкой квалификации без специального образования. Именно такой статус был в то время у демонстраторов одежды. Повыше, чем у уборщицы, пониже, чем у слесаря.

Но на самом деле отношение к ним было совсем другим. Самые известные манекенщицы той поры — Регина Збарская, Мила Романовская, Тамара Владимирцева, Лилиана Баскакова — становятся важными персонажами советской светской жизни. Они окружены вниманием талантливых и успешных мужчин. Галина выходит замуж, ее супруг Сергей Миловский — известный в Москве адвокат, он был старше своей жены, много зарабатывал, прекрасно разбирался в искусстве, коллекционировал антиквариат и старинные иконы. Теперь бывшая фабричная девчонка посещает премьеры в Доме кино, рестораны, где встречается творческая интеллигенция. В этой новой обстановке она быстро освоилась и чувствует там себя вполне уверенно.

Она очень востребована, у нее много работы. Сотрудничает с самым интересным подразделением в Виалегпроме — экспериментальным, где дизайнерам позволялось фантазировать и создавать что-то нестандартное. Слава Зайцев впоследствии вспоминал: «Галка была очень живая, очень легкая и успешная. Она была молодая, она была худенькая и красивая. Когда она появилась, все девчонки как бы ушли во второй ряд». Демонстрации мод в ту пору были популярным развлечением. Мы помним это хотя бы по известному эпизоду в фильме «Бриллиантовая рука» с Андреем Мироновым и брюками, которые никак не хотели превращаться в элегантные шорты. Коллекции были небольшими, сами показы часто проходили в кинотеатрах, клубах или домах культуры. Они обязательно сопровождались комментарием дамы с дипломом художника или искусствоведа. Она рассказывала о тканях, из которых изготовлены данные «швейные изделия», о тенденциях в моде, которым они соответствуют. Предполагалось, что посетители будут совмещать развлечение с просвещением.

В сущности, весь этот мир модных домов, показов и длинноногих девушек на подиуме был чем-то из области чистого искусства. Купить творения модельеров не мог никто, включая самих манекенщиц. Когда дело доходило до внедрения в производство, выяснялось, что нет ни тканей, ни фурнитуры, ни оборудования, ни мастеров. Что до авторских изделий экспериментального цеха, казалось естественным, что они и должны существовать в единственном экземпляре — как Царь-колокол или Спасская башня Кремля. Так, модельер Вера Аралова для показа российской моды в Париже в 1959 году создала модель красных сапожек с вшитой молнией. Они произвели фурор, впечатлительные французы даже создали песню «Des bottes rouges de Russie» — «Красные русские сапожки», на том дело и кончилось. Несколько лет спустя модельер Татьяна Осмеркина придумала вечернее платье «Россия» из тонкой красной шерсти-букле. Оно тоже очень понравилось иностранцам, и американский журнал Look опубликовал фотографии манекенщицы Милы Романовской в этом костюме на фоне фресок Успенского собора. Но ни сапоги, ни платье никому в голову не пришло запускать в производство, они куда-то пропали и до сих пор, вероятно, валяются на каком-нибудь пыльном складе.

Массовая одежда того времени — практичные и немаркие драповые пальто, тяжелые цигейковые шубы, поплиновые платья в цветочек. Но и они являлись дефицитом. Первая роль, которую начинающей актрисе Галине Миловской довелось сыграть в кино, — роль продавщицы в комедии «13 поручений». Подобно языческой богине, равнодушной к людским страданиям, Галина стоит за прилавком, который осаждают десятки женщин, пытающихся купить белье. Из-за их спин выныривает единственный мужчина, отправленный сюда супругой. Отчаянно, как утопающий, он кричит: «У вас есть голубой лифчик, третий размер? Беру без примерки!» Миловская протягивает ему лифчик, милостиво улыбаясь.

Следующий раз она появилась на экране лишь два года спустя, в приключенческом фильме Бориса Григорьева «Пароль не нужен» по сценарию Юлиана Семенова (кстати, первой ленте о разведчике Исаеве—Штирлице). Ей неожиданно дали героическую роль жены маршала Блюхера. На этом ее работа в кино закончилась. Что до сценической карьеры — она так и не началась. Однажды на показе, организованном Всероссийским театральным обществом, она демонстрировала купальники. В этот момент в зал пришли двое преподавателей из «Щуки», каждому из них было уже под 80. Увидев свою студентку на подиуме и в бикини, старики были несказанно шокированы и после этого дали понять девушке, что лучше бы ей училище покинуть. Было ли это единственной причиной или нет, но в любом случае Галина после второго курса из «Щуки» ушла.

Свои самые знаменитые роли ей было суждено сыграть не в кино и не в театре. В сентябре 1967 года в Москве проходил Международный фестиваль моды, грандиозное мероприятие, под которое были отданы выставочный центр в Сокольниках и стадион «Лужники». В «Лужниках» проходило по три дефиле в день, трибуны были переполнены, сцена освещалась лиловыми, голубыми, зелеными прожекторами, играла «космическая» музыка, свои модели показывали дома Yves Saint-Laurent, Nina Ricci и Christian Dior. Произведения Chanel даже удостоились специального приза от газеты «Комсомольская правда» — за «строгость вкуса и подлинную элегантность».

Все лучшие московские манекенщицы были задействованы для участия в этих показах. Они с любопытством смотрели на своих западных коллег, на то, как те двигались, как держались на сцене, как в зависимости от коллекции меняли прически и макияж. Естественно, в «Лужники» была приглашена и Галя Миловская, ей довелось открывать дефиле американской одежды. В ту эпоху самой знаменитой в мире моделью была Твигги. Хрупкая, с огромными глазами, она совершенно перевернула все стандарты красоты. Она казалась каким-то инопланетным чудом, единственным в своем роде. Но Галя Миловская была поразительно на нее похожа. На некоторых фотографиях, где ей делали макияж в стиле Твигги, не вполне понятно, где англичанка, а где русская. Это удивительное сходство сразу было замечено. Тот факт, что в экзотической и угрюмой Стране Советов обнаружилась Russian Twiggy, стало сенсацией. С этого момента фотографы буквально рвались с ней работать, крупнейшие модельные агентства приглашали ее в Нью-Йорк, Лондон, Париж, куда угодно.

Разумеется, никто Миловскую не выпустил. Все понимали, что шансы на ее возвращение пренебрежительно малы, за границей 20-летняя красавица либо найдет себе постоянную работу, либо выйдет замуж. Наконец было решено, что раз русская манекенщица не может приехать на Запад, западные фотографы приедут к русской манекенщице. Журнал Vogue предложил сделать с ней фотосессию в России, для выполнения этой миссии журнал выбрал лучшего из своих молодых сотрудников, Арно де Роне, ровесника Миловской.

Аристократ, спортсмен и плейбой, Арно де Роне был ярким персонажем 1960-х годов. Отец юноши Гаэтан де Роне происходил из старинного французского дворянства, в наследство получил сахарные плантации на Мартинике. Его мать Наталья Колчина была по происхождению петербурженкой, дочерью Федора Колчина, одного из первых русских авиаторов. Ее сестра, родная тетка Арно Зинаида Рашевская, долгие годы была возлюбленной, а потом и женой великого князя Бориса Владимировича, внука императора Александра II. Вместе с ним, другими великими князьями и Матильдой Кшесинской она проделала долгий путь из революционной России во Францию, в эмиграции открыла свой модный дом, сама стала манекенщицей. Сам Арно начал свою карьеру как удачливый спортсмен-серфингист. Вскоре красивый юноша стал любовником знаменитой актрисы и фотомодели Марисы Беренсон, увлекся фотографией, и сам Ричард Аведон пригласил его к себе в ассистенты.

Арно очень хотел стать первым фотографом из мира моды, снявшим фотосессию не в банальном Париже или Милане, а в Москве. От подобного предложения советское правительство буквально впало в ступор. Необходимо было понять, речь идет о дружественном жесте или, наоборот, об изощренной провокации. На решение этого замысловатого вопроса потребовалось два года — ни больше и ни меньше. Наконец Председатель Совета Министров СССР товарищ Косыгин, слывший большим либералом, в августе 1969 года подписал разрешение на съемки.

Зато после этого Арно с его инициативой получил статус наибольшего благоприятствования. Фотосессия превратилась в важное государственное мероприятие, фотографу выделили персональную черную «Волгу» с водителем, переводчика, а еще на всякий случай — милиционера. Кроме того, Арно добился почти невозможного — ему не только разрешили фотосессию в Оружейной палате, но и достали из витрин два драгоценных предмета — алмаз «Шах» и золотой скипетр Екатерины Великой, украшенный бриллиантом «Орлов». Миловская держала их в руках, сидя на груде собольих шкур, наваленных на пол, а де Роне вел съемку, стараясь, чтобы в кадр не попал ни один из десяти вооруженных охранников, карауливших национальные сокровища.

Тему русско-советской экзотики фотограф решил отработать по полной программе. Миловскую снимали рядом с березками, бревенчатыми избушками, высотным зданием МГУ на Ленинских горах, рядом с космической ракетой «Восток». И на Красной площади, конечно, на фоне Кремля, куда же без него. На этой фотографии Миловскую посадили прямо на брусчатку — она, в черных брюках-клеш, сидит, дерзко раскинув ноги. А на заднем плане отчетливо видны оставшиеся после первомайских праздников алые транспаранты с портретами Ленина и советскими лозунгами. Вероятно, самому Арно де Роне эти плакаты казались милыми деталями, добавлявшими местный колорит, чем-то вроде тех же березок.

Фотосессия с русской красавицей была опубликована в августовском номере журнала Vogue за 1969 год и имела огромный успех. Проблема в том, что вскоре журнал почти случайно попался на глаза кому-то из советских функционеров. Эти картинки потрясли его так же, как читателей Vogue, но совершенно по другой причине. Получалось, что советская девушка сидит в непристойной позе, повернувшись задом к святыням, дорогим каждому гражданину СССР.

Галину Миловскую прямо из примерочной вытащили для объяснений к заместителю министра легкой промышленности. Директор Виалегпрома заставила ее надеть подчеркнуто скромное платье, заплести косички. Весь вид ее должен был говорить — перед вами невинное дитя, наивная девочка, которая не смогла устоять перед матерыми провокаторами с Запада. Миловской показывали эти криминальные снимки, которые она раньше даже не видела — ведь Vogue в Советском Союзе достать было невозможно. Чиновник, разумеется, на нее наорал, сказал: «Ты бы еще голым задом на Красную площадь уселась!» Однако же Галя отделалась относительно легко, получив лишь выговор с занесением в трудовую книжку.

Но вскоре она оказалась замешана в другом скандале, еще более серьезном. Миловскую, как мы помним, называли «второй Твигги». Настоящая Твигги жила в свингующем Лондоне, Галя — в богемной Москве конца 1960-х, где тоже было интересно. Ее близким другом стал Анатолий Брусиловский, книжный иллюстратор и авангардный художник. Это был необычный и талантливый человек, сумевший превратить собственную жизнь в спектакль. Свою мастерскую в Казарменном переулке недалеко от Покровского бульвара Брусиловский оформил в ярком и эклектичном вкусе. Под потолком — павловопосадские платки, всюду подушки из узбекских шелков, антикварная мебель, лампы и вазы эпохи модерна, под ногами — восточные ковры. На стенах висели старые театральные афиши, плакаты с изображениями корриды, старинные предметы одежды, а также произведения самого Брусиловского, его коллажи и сюрреалистические абстракции. Каждый месяц здесь устраивались костюмированные балы и карнавалы, сам Брусиловский заранее объявлял тематику: античность, или Средневековье, или Древняя Русь. Приглашенные шили костюмы. Хозяин придумывал сценарий и угощение (он любил и умел готовить).

Сюда, в этот «музей для друзей», как называл свою студию Брусиловский, приходили писатели, артисты и поэты. Здесь бывали Эрнст Неизвестный, Илья Кабаков, Оскар Рабин, Сергей Параджанов, художник Виктор Щапов со своей очаровательной женой Еленой, а также юный Эдик Лимонов, который вскоре жену у Щапова увел. Приходили подруги Гали манекенщицы Регина Збарская и Мила Романовская, обе они тоже были женами художников: одна Льва Збарского, вторая Юрия Купермана.

Заходили в студию и западные бизнесмены, политики, дипломаты, посол США Уолтер Стессел, коллекционер авангардного искусства Георгий Костаки, какие-то лорды и графини. Кроме того, оттуда буквально не вылезали аккредитованные в Москве корреспонденты зарубежных изданий — здесь можно было узнать все новости культурной жизни. «В студии сложные вопросы казались разрешимыми, противостояние — преодолимым, а люди — и американские, и российские — ну совсем друзья!» — вспоминал один из приятелей Брусиловского. При входе в мастерскую лежала «Книга почетных гостей». Галина Миловская написала туда по-латыни «Varium et mutabile semper femina» («Женщина изменчива и непостоянна»), рядом пририсовала самого Брусиловского и женщину, которая появляется из его головы.

Среди постоянных посетителей студии был итальянский фотограф Кайо Марио Гаррубба из агентства Magnum Photos. Он давно уже находился в России и устал фотографировать то, что было официально дозволено: передовых ткачих, первомайские парады и советских вождей в барашковых шапках. Ему нужна была сенсационная съемка, способная заинтересовать западные издания. Брусиловский потом писал в своих воспоминаниях: «Я как мог утешил итальянца: — Будет тебе сенсация! Приходи в четверг со всей командой — визажисты, осветители…  Подумал: что есть в Москве лучшего в мире? Кроме шоколада и галош — женщины! Самые лучшие в мире! А что я умею? Рисовать! Надо нарисовать…  на женщине! Вызвал лучшую красавицу Москвы, Галю Миловскую. — Галя, надо позировать! — Приду!»

Теперь надо было решать чисто технические проблемы — найти краски, которые бы легко ложились на кожу и сохраняли свой цвет при высыхании. В условиях советского дефицита раздобыть их было невозможно. Брусиловский сам возился с разными оттенками акварели и гуаши, смешивал составы, прежде чем добился результата, который его устраивал. То, что произошло дальше, вошло в историю искусства ХХ века как первый в Советском Союзе сеанс боди-арта. Галина, словно в античное одеяние, завернулась в длинный кусок белого батиста, ее плечи и верхняя часть груди были открыты. Брусиловский рассказывал: «Галя действительна была хороша! Я пригласил также несколько пар друзей, накрыл красивый стол, выложил натюрморт: из раструба старинного граммофона, как из рога изобилия, высыпались горы фруктов (с Центрального рынка), на столе цветы, вино, старинные бокалы. Но это так — для вдохновения! И — сел за работу. Я написал на Гале…  картину! Цветы, листья, бабочки. Стебли и ветви. Прямо по Галиному прекрасному телу, превращая глаза и губы в метафоры. Фотограф Гаррубба снимал как бешеный. А вокруг звучала музыка и мои друзья танцевали… ».

Сам Гаррубба был просто потрясен, насколько живой и интересной получилась съемка. Но так же он был потрясен, когда попросил Галину припудриться, и она при нем достала мятую картонную коробку с какой-то тускло-серой массой. После этого он подарил Гале целый пакет лучшей косметики, которую мог раздобыть в Москве у знакомых или в валютных магазинах. (Впрочем, еще раньше команда из журнала Vogue была впечатлена, увидев, как ловко Галина наносит на глаза советскую сухую тушь, предварительно на нее поплевав.)

У Гали не было причин особенно волноваться из-за сеанса боди-арта в мастерской Брусиловского. Конечно, на обложке журнала «Работница» эти фото бы не опубликовали. Но в то же время в них не было ничего антисоветского или порнографического. Тем более что Кайо Гаррубба сотрудничал с итальянской Коммунистической партией и считался другом Советского Союза.

Она не могла предположить, как дальше будут развиваться события. Фотографии купил итальянский еженедельник Espresso. Получив их, руководство журнала решило сделать советское искусство сквозной темой следующего номера. В их распоряжении оказался экземпляр поэмы Александра Твардовского «По праву памяти».

Твардовский, главный редактор журнала «Новый мир», автор поэмы «Василий Теркин», лауреат многих премий, по-прежнему оставался представителем высшей советской литературной номенклатуры. Но его расхождения с властью становились все более серьезными. Оттепель закончилась, цензура в стране становилась все более жесткой. Твардовский понимал, что его время уходит. Антисталинская поэма «По праву памяти», его последнее произведение, попросту была запрещена цензурой. Но она быстро стала распространяться в самиздате, несколько экземпляров просочилось за границу. Один из них каким-то образом оказался в распоряжении журнала Espresso.

Ее решили опубликовать, дав название «Над прахом Сталина». Фотографию Миловской поместили на обложку. Анонс поэмы также был вынесен на обложку и располагался прямо поперек ее полуобнаженной груди. Все это вышло под общей шапкой «Запрещено в Советском Союзе». Сюжет с фотосессией был озаглавлен «Хеппенинг с Советами», посвященная ему статья начиналась фразой «Галя Миловская осмелилась… ». Все это появилось в декабре все того же злосчастного 1969 года.

Это уже были не шутки. Знаменитый поэт и 24-летняя девочка, о существовании которой он, вероятно, не подозревал, оказались соучастниками «идеологической диверсии». Именно так произошедшее расценили в Москве. Бдительный посол в Италии Никита Рыжов доложил в Отдел пропаганды ЦК КПСС о том, что: «В приложении к номеру от 28 декабря журнала “Эспрессо” опубликованы поэма “Над прахом Сталина”, которая, как подчеркивается, “запрещена в СССР”, а также ряд фотографий представителей “Советского артистического авангарда”». Далее он предлагал лишить Гарруббу права работать в Советском Союзе. За этим следовало довольно зловещее добавление, в котором речь шла о необходимости «обратить внимание на поведение лиц, встречавшихся с Гаррубба во время его поездок в СССР».

Вскоре обсуждение вопроса о публикации в Espresso взлетело на самый высокий уровень. «Поэма сопровождается в журнале серией фотографий “о жизни советской художественной общественности”, подготовленных фоторепортером “Эспрессо”, специально приезжавшим для этого в СССР. В серию входят: фотография на обложке журнала московской манекенщицы Гали Миловской, раскрашенной художником Анатолием Брусиловским, фото Миловской в блузе “обнаженного стиля”». Это строки из доклада, сделанного от имени Главного управления по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР. Сам же доклад предназначался для Центрального комитета Коммунистической партии. Руководители страны всерьез обсуждали бабочек и красные маки, нарисованные на щеках очаровательной Гали Миловской.

Для Твардовского та история стала страшным, последним ударом в жизни. Его вынудили выступить с заявлением, в котором он выразил протест против публикации его поэмы в зарубежных изданиях. Это ему не помогло — в феврале 1970 года его убрали с поста главного редактора «Нового мира». Вскоре он перенес инсульт и в декабре 1971 года умер.

Что до Галины Миловской, все связанные с фотосессией неприятности отошли для нее на второй план после того, как врачи сообщают ей, что у ее мужа неоперабельный рак. В январе 1971 года Сергей Миловский умирает. Галина остается одна. После истории с журналом Espresso ей было запрещено любое сотрудничество с западными изданиями. А таких предложений становилось все больше. После сенсационных фотографий западные издания стали буквально охотиться за ней. Знаменитая Эйлин Форд, основательница модного агентства Ford Models, до такой степени хотела сотрудничать с Миловской, что добывала для нее официальные приглашения от имени президента США Ричарда Никсона. Но ответ всегда был один и тот же: Галина Миловская, увы, крайне занята, не имеет буквально свободной минуты.

На родине ей оставалась лишь обыкновенная рутинная, не очень хорошо оплачиваемая работа. Снова участвовать в показах в каком-нибудь провинциальном клубе, демонстрировать очередное платье «Молодежное» из штапельной ткани «Улыбка». Так пройдут еще лет семь или восемь — и ее перестанут приглашать на подиумы. И что дальше? Останься Галина в России, возможно, ее ожидала бы судьба Регины Збарской (та, как известно, в последние годы жизни работала уборщицей, несколько раз пыталась покончить с собой, и последняя попытка оказалась успешной). Однажды во время очередных показов мод в Тбилиси с Миловской случился нервный срыв, она попала в больницу. Между тем Галина была уверена, что на Западе могла бы успешно продолжить карьеру. Значит, надо было уехать. Но как? В то время уезжали многие. Начало 1970-х — время массовой эмиграции. Однако куда бы потом ни разъезжались бывшие советские граждане, формально они отправлялись в Израиль для «воссоединения семей». Никаких еврейских родственников у Гали не было. Тогда на помощь пришел все тот же Брусиловский. Он сумел найти в Израиле женщину, которая заявила, что была второй женой отца Галины. От ее имени и оформили вызов. Вся история с мифическим родством была шита белыми нитками, но власти не возражали, чтобы Миловская убралась с глаз подальше, и не стали чинить препятствий.

И вот 14 апреля 1974 года настал час разлуки. Это была Пасха, за праздничным столом собрались мать Галины, сестры, племянники и подруги. Миловская чувствовала себя так, словно это были похороны, а сама она — жертва, которую готовят к переходу в загробный мир, откуда уже нет возврата. Она вышла из дома, села в такси и в сопровождении матери и племянницы отправилась в аэропорт. Там она попрощалась с ними. Как предполагала, навсегда. Мать перекрестила ее на дорогу и сказала: «С Богом!»

Несколько часов спустя самолет приземлился в аэропорту Рима. А дальше для девушки, ни разу не выезжавшей на Запад, все завертелось как в калейдоскопе. Практически сразу же ей пришлось лететь на Капри — там проводился конкурс Model of the Year. Там за Миловской, чья история была всем известна, строем ходили журналисты. Не придумав ничего оригинального, они стали называть ее «Солженицыным от моды». Галина еще не освоилась в новой обстановке, к тому же чувствовала себя страшно вымотанной и уставшей. Поэтому все, кто с ней общался, удивлялись, что советская девушка, попав на солнечный итальянский остров, почти не улыбается и вид у нее настолько драматичный, словно она снимается в сцене из романа Достоевского.

Впрочем, это не помешало Гале заключить контракт с британским агентством Askew Team и отправиться на работу в Лондон. В феврале 1975 года она в легком бело-голубом платье появилась на обложке британского выпуска Vogue, ее фотографию сделал Оливьеро Тоскани (впоследствии он прославился своими скандальными работами для Benetton Group, где использовал в рекламе умирающих от СПИДа больных). Таким образом, Галина Миловская стала первой советской девушкой, чье изображение появилось на обложке Vogue.

В 1975 году она приехала в Париж — то была рутинная поездка по приглашению одного из модельных агентств. Приятельница, бывшая москвичка, вышедшая замуж за француза, пригласила ее в гости. Соседом Галины оказался 37-летний финансист Жан-Поль Дессертин. Весь вечер он проговорил с девушкой, и общение оказалось для них обоих настолько увлекательным, что к концу разговора он сделал ей предложение.

Жан-Поль по делам много ездил в Советский Союз. Галине это давало драгоценную возможность приезжать на родину. Большинству эмигрантов путь туда был закрыт, но в командировки в Москву приезжала не предательница родины гражданка Миловская, а деловая дама мадам Дессертин. Однажды с огромными усилиями ей удалось добиться того, чтобы в Париж приехала ее мать.

Вскоре после свадьбы муж посоветовал Галине подумать о смене профессии — ей было уже 30 лет, а век модели недолог. Сначала Галина думала предпринять вторую в жизни попытку стать актрисой, но скоро поняла, что с ее несовершенным французским языком трудно рассчитывать на серьезную карьеру. Тогда она поступила в Сорбонну на факультет кинематографии и аудиовизуального искусства и училась там режиссуре под руководством известного деятеля французской новой волны Эрика Ромера, потом проходила стажировку в Лос-Анджелесе в Институте кино. В 1983 году она создала свою компанию Dess Production. Ее первая короткометражная лента «Le moment où le souvenir revient» («Миг, когда возвращаются воспоминания») про обитателей дома престарелых понравилась критикам, ее и сейчас иногда показывают французские синематеки. В 1985 году новый документальный фильм режиссера Гали Миловской был представлен в программе Венецианского кинофестиваля, получил специальный приз жюри фестиваля в Падуе. Он назывался «Ce Fou de Peuple Russe» («Эти безумные русские»), его героями были советские художники, перебравшиеся в Париж: Олег Целков, Юрий Купер, Михаил Рогинский. Многих из них Галя знала еще по старым временам, по мастерской Брусиловского.

Впоследствии, в суровые 1990-е годы, в период жестокого развала российского кино, она ухитрилась стать продюсером фильма «Барабаниада» режиссера Сергея Овчарова — странной трагикомедии о музыканте из похоронного оркестра, которому достался волшебный барабан. Фильм получил несколько призов на разных фестивалях.

Когда Галине было уже за 30, у нее родилась дочь Анна — девушка удивительной красоты, у нее были все шансы повторить карьеру матери. «Она очень серьезная, — говорит Галина. — Как-то к нам в гости приходила Эйлин Форд вместе с мужем. И она спросила у Анны, не хочет ли та попробовать себя в моде». Многие девушки были бы счастливы получить такое предложение. Но мадемуазель Анна Дессертин твердо решила идти своим путем и стала успешным антропологом и этнографом.

В нулевые годы с появлением индустрии глянца о Галине Миловской стали все чаще вспоминать в России. О ней писали статьи, ее приглашали на ток-шоу и для съемок документальных фильмов. Она изумляла всех стройной, как и в молодости, фигурой, прямой спиной, летящей походкой, безупречной элегантностью. Жан-Поль тоже укреплял связи с Россией, он вошел в совет директоров ЗАО «Международный промышленный банк», где главным акционером был известный Сергей Пугачев.

В настоящее время Галина живет в Марэ, самом старом квартале Парижа, в доме постройки XVII века. В ее квартире высокие потолки, камин, много книг и иконы: Троица, Георгий Победоносец. Галина прекрасно выглядит, у нее до сих пор высокий звонкий голос, хочется сказать: «Как у девочки». Иногда она вставляет в свою речь французские слова, словно аристократка в историческом фильме. Она мало обсуждает свое прошлое, гораздо больше ее интересует будущее. Она думает о новых документальных фильмах, рассчитывает продолжить свои воспоминания, которые начала писать несколько лет назад. Она говорит: «У меня полно планов. И я, bien sur, хочу, чтобы они были закончены. У меня жизнь была длинная. Но я хочу еще».

Фото: Arnaud de Rosnay/gettyimages.com, Борис Кауфман/МИА«Россия сегодня», Кайо Марио Гаррубба, Giancarlo BOTTI/gettyimages.com