Один из лучших специалистов по историческому костюму художник Дмитрий Андреев, работавший на картинах «Вертинский», «Тобол», «Мешок без дна» и «Анна Каренина. История Вронского», рассказал «Москвич Mag» об участии в выставке «Век XIX. Изменчивая мода. От ампира до модерна», которая сейчас идет на ВДНХ, а также о том, что каждая мода рождает новых людей со своими пропорциями лица и фигуры.

Вы в Москве родились?

Да, возле метро «Аэропорт». Но рос и формировался в Чертаново. Потом кочевал, снимал жилье там и тут. Последнее время основательно загнездился на Мосфильмовской, рядом с работой.

Москва — модный город?

Вот недавно сравнивал Петербург и Москву. Москва — рабыня марок. Здесь много понтов: надо себя предъявить, продемонстрировать. Оболочка важнее, чем нутро. В Москве встречают по одежке. Питер более свободный город. Европа где-то рядом, и люди одеваются гораздо индивидуальнее. В отличие от Москвы там демонстрируется не внешняя оболочка, а внутренняя сущность. Мне так видится, к сожалению.

А как вы относитесь к шляпке с вуалью, которая сегодня добавляется к современному костюму?

На мой вкус, такое сочетание за редким исключением сейчас вряд ли уместно. Если, конечно, вы не на скачках в Аскоте. И в метро смотрится особенно комично.

В павильоне «Рабочий и колхозница» на ВДНХ проходит выставка «Век XIX. Изменчивая мода. От ампира до модерна». Представлено довольно много обуви, но совершенно ничего нет из зимнего. Что было на ногах у тогдашних дам, выходивших на улицу в московские морозы?

Если говорим о высшем свете, то дамы в холода не особо рисковали прохаживаться по улице. Садясь в коляску или карету, укутывали ноги в сапожках с тонкой подметкой и на пуговках в медвежьи полости, а под них подкладывали маленькую грелочку. Этот предмет как раз можно увидеть на выставке. Там еще есть образец верхней бархатной обуви с меховой оторочкой для поездок в карете в холодное время конца XIX века из коллекции Назима Мустафаева.

Никто не отменял шерстяное вязаное белье, которое с конца XVIII века дамы вовсю использовали. Да и мужчины носили такое же, трикотажное, вязанное на станках. Ближе к 1810-м годам у дам появились панталоны двойного плотного хлопка или шерстяные. Конечно же, берегли здоровье и за счет вязаных шерстяных чулок. В XIX веке появились валенки.

А дома носили тапочки?

Замечательные были мужские тапочки на плоском ходу из шелка, шерсти, сукна, как правило, вышитые крестом, бисером. Начало XIX века — время расцвета бисерной вышивки. Дамы вышивали такую обувь в подарок кавалерам. По этикету выйти к гостям в тапочках было не зазорно. Надел на рубашку или на жилет атласный шлафор, панталоны, вышитые тапочки, плюс декоративную шапочку с кисточкой, чубук в зубы — и пошел принимать гостей!

С течением века, судя по обуви на выставке, стремительно увеличивался размер ноги.

Да, нога росла неимоверно быстро. Воспитательная обувь хоть и сдерживала этот рост, размер все равно увеличивался. Эволюция. Мы растем.

Кажется, что со временем менялись и лица. Нынешние герои как будто не так органичны в костюмах других эпох.

Согласен. Моя версия — каждая мода рождает новых людей со своими пропорциями лица и фигуры. Современный человек не заточен под исторический костюм. Он ему сопротивляется. Сколько мучений доставляют нам актрисы и актеры. Каждый раз — борьба. Чем дальше, тем сложнее. Начиная с того, что актера приходится обучать ходьбе, и заканчивая его внутренним приятием костюма.

Раньше это называлось этикетом: обучали, как встать, как сесть, как пообщаться с дамой. Сейчас эти знания — большая редкость. Даже в театральных и киновузах такого предмета, увы, нет.

Каждая мода рождает новых людей со своими пропорциями лица и фигуры. Современный человек не заточен под исторический костюм.

Или вот брючный шаг…  Если дама все время носит брюки, она забывает походку в юбке. Историческое платье ей сразу неудобно, ноги в юбке путаются. Шаг большой сделать она не может, мелкий — не умеет. Нога, которая уже привыкла к кроссовкам и уггам, сопротивляется исторической обуви. Так и мучаемся. Но я все равно всякий раз разговариваю с актером, объясняю, для чего нужны эти пуговицы, те карманы, как с этим работать. Есть податливые, есть неподатливые.

А расскажите, как юноша, выросший в образцовом районе советского модернизма Чертаново, решил заниматься историческим костюмом?

Все было витиевато и одновременно просто. Я сформировался в семье, где мной занимались. В доме было вдоволь художественных альбомов. Еще и книжка «Мы идем за кулисы», где доступным языком автор Вадим Климовский рассказывал детям, что такое театр, грим, костюм.

С папой мы читали киносценарии, пьесы по ролям, ставили домашние спектакли. Нужны были костюмы. Тут зачинщиком был я: резал панбархатные бабушкины платья и мамины комбинации. Мама тоже кроила и шила — я помогал ей наметывать.

По окончании школы я играл в драмкружке. Опять занимался костюмами, хотя мнил себя актером. Поступал, как водится, сразу в четыре московских вуза. Мне объяснили, что актерство не мой удел.

Год спустя, проходя по Камергерском переулку глубокой осенью, увидел объявление: идет набор на курс художников-технологов по костюму Школы-студии МХАТ. Никакого художественного образования у меня не было, но меня приняли на испытательный срок — была индульгенция как у единственного мальчика на потоке. Так я попал в мастерскую легендарной Элеоноры Петровны Маклаковой, апологета исторического костюма в советском кино. Нас готовили фактически как историков-реконструкторов, буквально каблуком вбивая знания о крое, швах, подкладке, закладывая базу исторического костюма.

Хотя я вечно ходил в троечниках, Элеонора Петровна увидела во мне человека, что-то понимающего в структуре костюма, и предложила: «А не хотите ли поработать по специальности? В Музыкальном театре Станиславского и Немировича-Данченко как раз освободилось место художника-технолога по костюмам». У меня отвисла челюсть. В театре проработал три года, но романа с ним у меня не случилось. Кино — структура мобильная, где по большей части я хозяин положения. Там уж я как рыба в воде.

Как вы оказались в кино?

В 2000 году художник по костюмам Наталья Иванова позвала меня ассистентом. Поработал у Эльдара Рязанова на картине с небольшим бюджетом, «Ключ от спальни». Потом меня заметили и предложили уже позицию художника по костюмам. С тех пор в свободном плавании.

В свои 50 я уже дорос до возможности самому выбирать материал. Мой критерий согласия на тот или иной проект — сценарий и режиссер. Жаловаться не приходится: режиссеры мне попадались неплохие. Если режиссер умен, значит, есть о чем поговорить и чему поучиться. Я у них учусь всю жизнь, в том числе у моего кумира, легендарного художника по костюмам Пьеро Този, работавшего с Феллини, Висконти, Дзеффирелли и Пазолини. К сожалению, его уже нет.

Комфортно работалось над фильмом «Мешок без дна» с Рустамом Хамдамовым, тоже художником?

Было легко, потому что я понимал, что Рустам от меня ждет. Я знал его фильмы наизусть, благо их не так много. Да, он цитирует себя в каждом кадре, в каждом костюме, как многие художники. Для эпизода со сказками я уговорил Хамдамова пойти в кладовые «Мосфильма» и посмотреть костюмы к фильму Эйзенштейна «Иван Грозный». Рустам долго сопротивлялся: «Не хочу видеть этот “Мосфильм”!». Но я его дожал. Так облачения, сшитые из старинных церковных тканей рубежа XIX–XX веков, поучаствовали в нашем проекте.

Нас готовили фактически как историков-реконструкторов, буквально каблуком вбивая знания о крое, швах, подкладке, закладывая базу исторического костюма.

Но познакомились мы с Хамдамовым благодаря корсетам. Он посмотрел фильм «Печорин» Романа Хруща, где мы с моим коллегой Владимиром Никифоровым заморочились на тему «мужчина в корсете». Любимая тема XIX века, которую «пою» и я. Узнал о ней благодаря Элеоноре Петровне, приучавшей нас блюсти силуэт эпохи. Часики, воротнички, шателены — мелочи. Главное — крой, силуэт, фактура ткани. Так вот Хамдамов увидел Печорина и Грушницкого в корсетах и сказал: «Приведите мне этих художников».

В «Мешке без дна», кто его смотрел, помнит двух офицеров в корсетах. Этакие «песочные часы». С лучшими портнихами мы сшили специальные мундиры. По науке, где надо, подбили ватой. Где нужно, была талия, где бедра — там бедра.

В фильме «Вертинский» снимался мужской корсет?

Этой темы мы избежали, посчитав неуместной. Актера Алексея Филимонова и так поставили на каблук 8 см. Хотя о корсете мысли были.

На картине я работал в компании со Светой Тегин. На ней была женская часть, на мне — мужская, костюм Вертинского, его концертные фраки. Не очень я остался доволен этой работой, можно было спеть эту песню громче и качественней.

Посоветуйте музеи, где посмотреть костюмные коллекции.

В Историческом музее роскошный подбор городского костюма, но в экспозиции представлено мало, хотя запасники ломятся.

В Эрмитаже великолепное собрание. Волшебная Нина Ивановна Тарасова, хранитель коллекции «Гардероб Петра I», меня всегда приглашает. Благодаря ей в свое время, еще готовясь к фильму «Тобол», я был допущен к вещам Петра. Трогал, снимал мерки, изучал крой. До сих пор храню эти записи. По пропорциям видно, что царь был высок: 2 м 3 см. Меншиков и Лефорт были чуть ниже. Говорят, что и Елизавета Петровна была высокой. Есть также воспоминания современников.

Все исторические костюмы, пережившие тяжелые годы, восстановленные реставраторами из руин, сегодня надежно хранятся в помещениях с хорошим климатом. И нет опасности, что ткани деформируются.

Есть ли еще возможность где-то купить исторические костюмы?

Можно поискать во «Фрик Фраке» на Шаболовке, в Измайлово. Или в Петербурге в магазине Off, где за малые деньги я часто покупаю фраки, сюртуки, визитки, брюки и жилеты начала ХХ века. Многое из моей обширной коллекции уже сыграло в кино. Кое-что из нее есть и на нынешней выставке в павильоне «Рабочий и колхозница».

Стало быть, вы коллекционер?

Давно. Сначала собирал любопытные детали. Когда работал над сериалом «Бесы» Володи Хотиненко, стал заказывать за границей подлинные платья 1860-х годов, костюмы 1880-х, преимущественно как наглядное пособие для наших портних и закройщиков. Нужно же понимать, как все выглядело снаружи и изнутри, какие швы, подгибки, крючки.

Над чем сейчас работаете?

Закончили с Андреем Сергеевичем Кончаловским «Хроники русской революции» — 16-серийный фильм о периоде с 1905-го до 1924-го, года смерти Ленина. Кроме всего прочего, там были огромные массовки — по 700–800 человек. Испытание на изобретательность. Надо было изощриться. Снимали в Петербурге, Сочи, в павильоне «Мосфильма».

Еще завершили с Сергеем Гинзбургом съемки первого блока сериала о Петре I. С петровской эпохой я уже поработал, было интересно заняться ею поглубже.

Фото: из личного архива Дмитрия Андреева