В пандемию ресторатор и светская дама Татьяна Беркович взорвала Москву своим детищем «Балаган», где вкусно ели, а ночью танцевали на барной стойке с «Дом Периньоном», как в начале нулевых. Сейчас она с партнерами открывает новую точку «Трамплин» рядом со смотровой площадкой на Воробьевых горах. Беркович согласилась на очень откровенное интервью Игорю Шулинскому.

Таня, ты фартовая?

Я фартовая.

Но история успеха у тебя, скажем так, не линейная. Есть и поражения, я имею в виду в ресторанной жизни.

А знаешь, моя беда всегда заключалась в одном — неудачно выбранные партнеры. У меня всегда одна и та же проблема. В этот раз я имею дело с людьми, которых знаю полжизни, которым я очень доверяю, и, несмотря на это, мы подписали документы, соблюдаем правила совместного пользования, но при этом это как раз первый раз в моей жизни, когда у меня есть стойкая уверенность в том, что каждый из нас делает свое дело.

Но в Москве крайне важна история успеха. Надо признать, если честно, твои предыдущие проекты до «Балагана» не сработали. Причины? Может быть, партнеры, как ты говоришь, но заведения не дали ожидаемого выхлопа.  

Нет, не соглашусь. «Мао» мы удачно продали, на взлете, на пике, слава тебе, Господи — мы строили «Мао» с целью продать. Я не могу жаловаться, просто Илья Лихтенфельд (ресторатор, владелец Zю кафе, в прошлом — Gipsy и Shop & Bar Denis Simachev. — Прим. автора) сделал там другой формат, это его было дело, но там тысяча метров «спейса», который я отремонтировала очень быстро. То есть финансово я не могу жаловаться. Там, например, произошла история с «Кафкой» — она была предсказуема, потому что я уехала с дочкой в Берлин, чтобы она могла учиться, а мой сын с партнером поменяли формат музыки. Я говорила им: «Ребята, не меняйте», пусть играет попса, и пусть они танцуют, потому что «Кафка» имел огромный успех. Когда я уезжала в Берлин, там очередь стояла, невозможно было попасть. Когда я вернулась через два месяца, а в этот день умерла Глория Гейнор, я сказала диджею «Кафки»: «Давайте в ее честь сыграем несколько песен», на что диджей мне говорит: «А я не знаю, кто это — Глорий Гейнор». Это то, о чем я их предупреждала…  Знаешь, это такая ерунда по бизнесу — вот этот момент, когда не надо мешать. Вот когда ты что-то сделал, и ты должен понять, что эта машина уже едет без тебя, ты же знаешь, лучшее — враг хорошего. Итак, главное — не мешать. А другие мои проекты…  «Семирамис» — веранда в Жуковке — до сих пор работает, и «Семифреддо» работает до сих пор и горя не знает.

Минуточку, но ты уже не имеешь отношения к этим местам?

Ну я их построила и сделала. Другой вопрос, как там дальше вышли взаимоотношения между людьми — мы можем про это говорить, да. У каждого человека свое видение, монетка же всегда две стороны имеет. Может быть, я была не права, может быть, они были не правы. А судьи кто? Только Бог может рассудить людей, когда они вступают в какие-то конфликты. Любая жизненная ситуация, особенно между близкими людьми, требует очень тонких моментов. Потом, знаешь, память человеческая, к сожалению, дырявая. Мы, люди, к сожалению, не все помним.

Вот у меня такая ситуация произошла — я пригласила в бизнес своих детей, они пришли, мы вместе работали, это было замечательно. В какой-то момент получилось так, что у них появилась своя аудитория, моложе, а у меня своя аудитория — она старше, и когда вот это все вместе начало буксовать, потому что поначалу как-то все пошло-пошло-пошло, Москва взвыла, и народ повалил, но в какой-то момент началось расслоение клиентуры на молодых людей, более горячих и эмоциональных, и моих стариков, которые стали говорить, что вот, молодежь много ходит. И между мной и моими детьми начались какие-то шероховатости…

Стоп, ты ведь про «Балаган» говоришь, про суперпопулярный проект, где «еда Тани Беркович и русский поп-шлягер круглую ночь с танцами на барной стойке», и про то, что твои дети решили тебя скинуть.

Нет, я так не могу сказать. Они меня не решили скинуть — они ничего не решили. Они решили, что они создатели, что они все это сделали и придумали. И ты знаешь, они в чем-то правы. Никто не умаляет их заслуг, но в то же время и я там делала, и другие люди! Успех «Балагана» — это прежде всего успех всей команды.

У меня шеф-повар поет «Мурку», и все его слушают.

«Балаган» — это не я, и «Балаган» — это не стены. Это те люди — а у меня работают порядка тридцати лучших, красивейших, самых крутых ребят: бармены и бэк-офис, я их всех считаю своей семьей, — которые проводят свободное время вместе, ездят вместе кататься на лыжах, тренируются вместе, некоторые из них снимают квартиры напополам. И за полгода вся эта команда создала суперпроект «Балаган».

Чем «Балаган» интересен?

Тем, что у нас барная стойка и кухня находятся в одном загоне, и все мои сотрудники могут быть и барменом, и поваром, и картошку чистить, и посуду помыть, и так далее. У меня коммунизм в отдельно взятом помещении. Мы помогаем друг другу.

В «Балагане» кроме твоей еды, о которой всегда ходили легенды в Москве, есть еще странная публика, которая приходит после 12 ночи и начинает танцевать на столах под русскую музыку, как в нью-йоркском «Самоваре».

Такие же, как ты, и приходят! Слушай, у меня шеф-повар поет «Мурку», и все его слушают.

Так, может, это твоим детям не понравилось, и они пошли в обход тебя и решили выкупить твою долю в «Балагане»?

Нет, этого не было. Они вообще не пришли ни к кому ничего выкупать, они просто решили, что сделали этот проект. А, как я говорила, этот проект сделали мы все. Ты знаешь…  Я порой взлетала, и мордой в асфальт, и когда-то большие деньги заработала, потом падала вниз и теряла все, и я все это хорошо помню. У моих детей этого не было, они безумно талантливые, оба говорят на пяти языках, объездили мир, знают, что есть круто, у них потрясающе развито чувство вкуса. Плюс они знают, что такое хорошая музыка и как обращаться с клиентами…

Ладно, Тань, прекрати еврейскую маму разыгрывать. Твои дети прекрасны, но между вами произошел конфликт. Я видел, как твоя дочь на тебя кричит за то, что ты пустила какого-то человека, которого она бы никогда не пустила.

Ну это и послужило нашему непониманию перед размолвкой. Я тебе честно могу сказать, передо мной стоял выбор, что мне делать дальше. А дальше я поняла, что если не буду отстаивать свою позицию, то меня сожрут мои собственные дети. И я сказала им, что главное сейчас —разойтись, спокойно уйти, я в одну сторону, а они в другую. Они пошли в свободное плавание, стали делать вечеринки, и я надеюсь, что для них это очень хороший опыт. Я всю жизнь была рядом с ними, всегда поддерживала, помогала финансово, все делала для того, чтобы они комфортно жили, и этим самым, конечно, заслоняла их от жизненных проблем. И в какой-то момент я поняла, что их надо отпустить. Мне было очень плохо первые два месяца…

А как вы сейчас общаетесь?

Мы не разговариваем до сих пор, и, к сожалению, они меня не понимают. И я не могу их понять, потому что их аргументы я не принимаю.

Какие аргументы?

Несмотря на то что я человек очень сложный, не ангел, эмоциональный, я могу себе позволить разговаривать в не очень красивом тоне, и это моя большая проблема. Я знаю, что когда начинаю рычать — это очень некрасиво, но я не справляюсь, это же слабость человеческая — кричать. Люди, которые владеют собой, разговаривают тихо и очень доходчиво, а люди слабые, такие, как я, начинают визжать и вопить…  И вот то, что я такой человек, для меня, конечно, большая проблема. Но так я живу, так существую, и люди, которые со мной работают годами, знают мои недостатки. Но при этом они очень меня любят и благодарны за все, что я для них делаю. А мои дети забыли, что я их мать, а это самое страшное!

Это по меньшей мере странно.

Мы разошлись по одной простой причине — у нас бизнес не сварился. Понимаешь, у нас бизнес состоял из двух частей: они — это они, а я — это я. А бизнес не может так существовать, не бывает двух управленческих органов, орган должен быть один. Они хотели взять на себя ночную жизнь «Балагана», по их мнению, я должна была прийти, приготовить и идти домой, что, ну, слушай, несправедливо, на мой взгляд! И неправильно! При этом управленец должен быть всегда один. Плюс они забыли, что я их мать. Вот и все! В последнее время я с этим часто сталкиваюсь, причем не имеет значения, богатые это семьи или бедные, полные, неполные, мать-одиночка, на Западе жили, в России — очень много современных детей не в контакте с родителями по разным причинам, и вот это ужасно. Но я надеюсь, что, может быть, время лечит.

Наверное, дети бы сказали, если бы присутствовали при этом интервью, что «наша мать забыла, что она наша мать, и поменяла нас на свои увлечения в бизнесе».

Наверное, так они и считают. Ну я могу сказать только одно: что в жизни родители и дети все-таки должны оставаться родителями и детьми. Меня больше всего беспокоит отсутствие понимания, что мать — это мать, а отец — это отец. Как Библия начинается? Ты открываешь, и там написано: «Почитай отца и мать своих» — как бы ни были родители твои перед тобой виноваты. Возможно, это тебе только кажется, что они виноваты, потому что это опять же твое субъективное мнение…

С детьми мы разошлись по одной простой причине — у нас бизнес не сварился.

Например, моя мама отдала меня в интернат, и мы не виделись очень долгое время, но у меня к моей маме, кроме благодарности, пиетета и любви, нету ничего. Бывают такие родители-пьяницы, которые валяются в канаве, а дети их найдут, оботрут, положат в кровать, еще накормят и напоят.

Я считаю, что мои дети потрясающие и талантливые. Я их, естественно, люблю, но просто хотелось бы и детям, и родителям сказать: постарайтесь идти навстречу друг к другу, жизнь короткая, и время, потраченное на конфликты, ничего не приносит.

Давай перейдем к новому проекту команды «Балагана» — ресторану «Трамплин» на Воробьевых горах.

«Трамплин» станет легендой! Это место существовало на протяжении уже очень долгих лет: то это был ресторан «Рыцарский клуб», то что-то еще, приходили какие-то люди, что-то ремонтировали, но ни разу это не имело большого успеха, хотя здесь сумасшедший вид. Конечно, здесь никто с голоду, образно говоря, не подыхал, но при этом не было и выхлопа. А площадка сама по себе уникальна, аналогов нет! Я считаю, например, что «Павильон» на Патриках и «Трамплин» на Воробьевых горах — это должны быть два главных ресторана города! Американцы меня спрашивают: «От чего зависит успех вашего ресторана?» Мой ответ: «Главное — три составляющие: локейшн, локейшн и локейшн». Самое удивительное, что ни «Павильон», ни рестораны на Воробьевых горах раньше не имели пока успеха. То, что происходит сегодня в «Павильоне», я думаю, это в первый раз. И в этот раз взлетит. И дай Бог! Саша Раппопорт — очень способный человек в ресторанном бизнесе, он сделает этот ресторан на века.

«Трамплин» на Воробьевых горах — это такой же бриллиант, как и «Павильон». Его только надо было всадить в лапки эти, понимаешь? И я не знаю, насколько мне это удастся, но если мы возьмем опыт «Балагана», надеюсь, все будет отлично!

В «Трамплине» тоже будут петь «Мурку»?

Здесь немножко другой формат, я иногда сижу одна в течение часа и тупо смотрю на Москву. Знаешь, как завораживает? У нас сцена, и будут концерты, и будут свадьбы, и будут тематические вечеринки. Я, например, не фанат рейва и вот этой всей ерунды, но мой партнер (Виктор Такнов, хозяин экс-клуба «Крыша мира». — Прим. автора) очень любит рейв, поэтому…

Он здесь твой партнер тоже?

Да, конечно. Ну, слушай, если мы вместе начали, то мы должны дальше идти вместе. Конечно, он требует рейв. Я против, но я, наверное, не смогу увернуться от этой истории.

В «Балагане» ты увернулась от рейва.

Но тут он меня за горло взял. В «Балагане» я еще, знаешь, как-то: «Да иди ты в сраку! Я не хочу», — а на прошлой неделе начали обсуждать какие-то там вечеринки, он гулял по лесу с собакой и в какой-то момент так начал на меня орать. Я говорю: «Слушай, чего ты на меня кричишь? Давай, успокойся», он так разнервничался, потому что почувствовал, что я не хочу рейв, но в силу того, что помещение огромное, я сказала: «Ну надо — значит, будет рейв», значит, пойду в этот день в «Балаган» — мне же не обязательно на рейве присутствовать. Ну мы так посмеялись, конечно.

Я считаю, что «Павильон» на Патриках и «Трамплин» на Воробьевых горах — это должны быть два главных ресторана города!

Наверное, здесь помещение, в котором может быть все — и выставка, и конференция, и любое мероприятие — все, что захочешь. А свадьбы здесь, я считаю, это вообще незабываемая история.

Как бы здесь только чем-то плохим не закончилось…

Где здесь? В Москве?

Ну…

Я считаю, что мы живем в свободной стране. У меня есть куча вопросов, но я считаю, что на сегодняшний день Москва вообще лучший город на Земле. Я жила в Нью-Йорке, Монако, Париже, половина моей жизни прожита в Берлине…

И как тебе?

Потрясающе! Мы уезжали в 1978 году в эмиграцию из «империи зла». Я приехала сначала в Дюссельдорф, потом в 1980-м уехала в Нью-Йорк, а Нью-Йорк — это ты понимаешь, да? Это 1980 год, это «Студия 54», где я с Энди Уорхолом водку пила. В «Студии 54», в клубе этом, ты понимаешь? И это было три года такого счастья, я тебе передать не могу. Сегодня, даже если ты мне купишь билет в бизнес-класс, я туда не поеду. Все зеркально поменялось, теперь Москва — салют, фейерверк, город комфортный, город 24 часа в сутки, город, где ты можешь позволить себе все, если работаешь и зарабатываешь деньги.

А тебе не кажется, что сейчас Москва — это столица криминального капитализма? Ты выживаешь, если у тебя «толстая записная книжка», ты всех знаешь и постоянно должен решать вопросы или звонить тем, кто решает вопросы.

А я вот не решаю. Хорошо, давай по-другому, я тебе расскажу историю. У меня в Берлине в 1986-м или 1987-м был друг, грек, у него была огромная строительная компания, он получал государственные подряды. И когда он мне рассказывал, что дает гигантские взятки, чтобы получать эти подряды, я ему не верила.

Бывает, но это не система.

Ага…  И когда говорят, что Россия — страна взяточников, я говорю: «Ребят, давайте вот честно, то, что судья дала Мише (Михаилу Ефремову, осужденному за ДТП со смертельным исходом. — Прим. автора) восемь лет — вот это возмущает, потому что здесь присутствует момент личностного отношения к делу». У нас судебная система зависима от людей, от их эмоций, от их друзей, от вертикали власти и так далее. Вот это меня выводит из себя! Я с этим очень не согласна. Но я уверена, что сейчас Москва — лучший город для бизнеса.

Три года назад я открыла в Нью-Йорке ресторан и закрыла. Потому что здесь и там — это две большие разницы. В Америке тоже можно дать взятку. Но люди, которые сидят в городском управлении Нью-Йорка, и люди, которые сидят в мэрии Москвы — так наши Сенеки.

Собянин должен прийти с тобой целоваться после этих слов…

Я не знаю, целоваться мне не надо с ним. Если он хочет — пусть приходит и целует. Но я могу тебе сказать, что с любым человеком, который сидит в управлении города Москвы, можно разговаривать, ему можно сказать: «Давайте сделаем так, потому что это для вас лучше и для меня лучше». Там есть, конечно, разные люди, везде они разные, но в Америке просто идиоты! Он тебе говорит: «Three thousand dollars, three thousand dollars». Я ему говорю: «Почему?» — «Потому что вывоз мусора, вы не это, вы не то». Я говорю: «Так это же ваша вина — вы потеряли бумажку», а он мне опять: «Three thousand dollars» — и ты хоть разбегайся головой об стену!

Но здесь ты несешь деньги, чтобы решить вопрос?

Почему?! Сегодня была огромная инспекция от города, они пришли, все смотрели, и мы договариваемся. И это диалог! Мы говорим: «Мы поможем вам, а вы помогите нам». А то, что происходит на Западе — сорян, все это гораздо сложнее. Вот поверь мне, в Москве сейчас комфортнее. И я не кривлю душой, многие скажут: «Ой, Беркович, все, она там подлизывается к власти». А зачем мне подлизываться? Я уже открыта, все. Я работаю, чего мне подлизываться? Скажи?

Фото: из личного архива Татьяны Беркович