Чаще всего призраки и привидения встречаются в больницах. И чем старше больница, тем больше шансов встретиться с ее постоянными обитателями. Такой больницей с историей можно назвать Яузскую, а ныне больницу №23.

Здание Яузской больницы находится на одноименной улице близ устья реки Яузы, давшей имена и больнице, и улице, которая сменила за свою историю несколько названий. В 1922 году она была переименована в Интернациональную улицу — в честь I Интернационала, и только в наше время названа Яузской.

Местность Швивой горки, которая считается одним из знаменитых семи холмов Москвы (и была названа по «ушивой», колючей траве, густо покрывавшей этот холм в древности), богата историческими памятниками.
Здесь находилась усадьба Чичериных, чей предок и родоначальник Чичерин прибыл в Москву в свите царевны Софьи Палеолог. Владелицы этой усадьбы приходились сестрами бабушке Александра Пушкина, и по их фамилии местный переулок был назван Чичеринским. Именно на том месте был возведен дворец Баташевых, ставший позднее зданием Яузской больницы.
Новый дом на Яузе, принадлежавший одному из братьев, Ивану Родионовичу Баташеву, занял огромное владение в три гектара, что соответствовало статусу заводчиков Баташевых, «вторых Демидовых», вместе с ними основавших в России чугунолитейное производство во времена Петра I.

На самом же деле Баташевы происходили из старинных потомственных кузнецов Тульской оружейной слободы и были напрямую связаны с Демидовыми. Основатель этой горнопромышленной династии Иван Тимофеевич Баташев работал управляющим на демидовских заводах в Туле, а разбогатев, завел в 1716 году и собственное дело — производство железа, столь потребного тогда для России. Более того, именно Иван Баташев-старший стоял у истоков производства знаменитых тульских самоваров.
Баташевский чугун считался самым качественным в Европе. А еще Баташевы открывали больницы, приюты, бесплатные столовые, помогали возводить Большой театр и даже Московский зоопарк.

Но жестокость братьев вошла в легенду. Особенно отличился Андрей Родионович — старший брат, описанный Мельниковым-Печерским в романе «На горах». В своих владениях он якобы устроил подпольную чеканку фальшивых денег и за счет подношений не имел страха ни перед чем. Истязал рабочих, убивал неугодных. Ему ничего не стоило столкнуть чиновника, приехавшего с ревизией, в доменную печь или замуровать три сотни рабочих в подземелье, когда от Павла I были прислана комиссия для проверки сведений о чеканке фальшивых монет.

Получив дворянство, Баташевы стали заводить свои дома в столицах. Иван Родионович осел в Москве, и дом на Яузе построил его крепостной архитектор Кисельников.

Иван Баташев начал строить усадьбу в 1799-м — в том же году, когда скончался его брат Андрей. Он скупил участок в шесть переулков — это было тогда одно из самых больших частных владений в Москве. По старой московской традиции главный дом стоит в глубине двора вопреки петровскому указу о красных линиях, когда все дома должны идти вровень по краю тротуара. Но Баташев нашел способ обойти царев указ — на линию вынесены флигели с оградой (которую сравнивают лишь с решеткой Летнего сада в Петербурге) и воротами, украшенными чугунными львами баташевского литья. Интересно, что одни маски и фигуры изображены с типично русскими лицами, а другие наделены обликом римских патрициев.

В 1812 году дом пришлось покинуть в большой спешке, а в баташевском дворце устроил себе резиденцию наполеоновский маршал Иоахим Мюрат, чьи войска первыми входили в пустую Москву. Зато это спасло дворец от пожара. В доме нашлась одна сайка, которую отдали Мюрату, а остальные довольствовались черным хлебом. После трех дней пребывания 7 сентября Мюрат отбыл на Горохово поле, во дворец графа Разумовского.

Иван Баташев прожил 90 лет, похоронив всех детей, и оставил свое огромное состояние вместе с московским домом на Яузе и Выксунскими заводами любимой внучке Дарье Ивановне. Ее непутевый отец слыл в семье франтом и ловеласом.
Дочь пошла в папеньку: любила наряды, за которыми ездила в Париж, на каждом балу меняла украшения и старалась выглядеть настоящей аристократкой. В Париже ее разыгрывали, рассказывали небылицы в духе сказки про голого короля. Вернувшись в Москву, она их повторяла.

Ей удалось найти себе прекрасную партию. Дарья вышла замуж за героя Отечественной войны генерала Шепелева, чье имя было занесено на мемориальную плиту в галерее храма Христа Спасителя. После кончины Ивана Баташева в 1821 году генерал Шепелев получил вместе с Дарьей огромное состояние, включая московский дом, отныне именуемый Шепелевским.

Генерал угощал на своих зимних обедах всю Москву, а в 1826 году у него останавливался посол Великобритании герцог Девонширский, приехавший на коронацию Николая I. Усадьбу сняли специально для герцога за 65 тысяч рублей. Дочь Шепелевых Анна вышла замуж за князя Льва Голицына, и дом оставался в их владении.

После смерти хозяев усадьбу в 1876 году выкупил город под Яузскую больницу для чернорабочих. И в 1879 году здесь после перестройки архитектора Мейнгарда открылась городская больница. Ее главврач хирург Федор Березкин сумел обеспечить больницу столь передовыми операционными, что их предоставляли для приезжавших в Москву западных медицинских светил. Городу и врачам в устройстве Яузской больницы помогали купцы-меценаты. В числе главных ее благотворителей были Старцевы, русские пчеловоды-медовщики. На средства сына московского губернатора Дурново совместно с капиталом купца Титова в 1899 году была возведена домовая церковь при Яузской больнице в честь иконы «Всех Скорбящих Радость», соединяющаяся с главным зданием небольшим переходом. А на первом этаже располагалась церковь Преподобного Сергия для отпевания умерших.
В 1918 году больницу назвали «имени Всемедикосантруда», но, поскольку это было невозможно произнести, название упростили — «больница имени Медсантруд», как тогда назывался профсоюз медработников. Такое название можно и сегодня увидеть на здании главного корпуса. Но в итоге Яузская больница стала ведомственной для ГПУ-ОГПУ с 1918 года, и в ней не только лечили чекистов, но и расстреливали, и даже тайно хоронили во дворе жертв, которых по ночам привозили из Ивановского монастыря, где разместился лагерь для заключенных. С 1921 по 1926 год здесь были захоронены 969 человек. Здесь были своя охрана, надежная ограда, парк, скрытые дворики.
Если пройти через арку, отделяющую домовую церковь от больницы, во двор, там можно увидеть памятник этим жертвам советского террора в виде большого розового валуна, установленного в 1999 году. На мемориальной доске занесены в алфавитном порядке имена и фамилии 103 погибших. Остальные так и остались неизвестны. Говорят, призраки невинно убитых и сейчас иногда тревожат местных жителей. Но делают это очень деликатно: как появляются из ниоткуда, так и исчезают. Среди расстрелянных и похороненных на территории больницы – четыре поэта. Один из них — друг Сергея Есенина, Алексей Ганин, выдвинувший идею «Великого Земского собора», воссоздания национального государства и очищения страны от «поработивших ее захватчиков».

Дело по обвинению Ганина было прекращено только 6 октября 1966 года за отсутствием состава преступления. Ганин был реабилитирован посмертно.

Но больница продолжала работать. Здесь лечили и сыпнотифозных в годы Гражданской войны, а во время Великой Отечественной войны тут действовал хирургический госпиталь: в 1943 году именно в нем впервые в СССР начали применять пенициллин для лечения больных. В те тяжелые годы больница стала передовым хирургическим госпиталем с 1000 коек.

С начала 1930-х годов больница была базой хирургической и терапевтической клиник медицинских институтов. Здесь работали такие известные профессора-медики, как Давыдовский, Руфанов, Фаерман, Коган. Кстати, здесь же жил и сын санитарки, некто Миша Ножкин, впоследствии известный певец и актер.

А на этой неделе Мосгорнаследие выдало разрешение на ремонт Амбулаторного корпуса, построенного по проекту архитектора Иллариона Иванова-Шица в 1909 году.

Фото: Сергей Климкин