Когда доводится слышать выражение «советское кино пятидесятых», всегда хочется уточнить, какие именно пятидесятые имеются в виду. Ведь кино 1951-го совсем не похоже не только на кино 1959-го, но даже и на кино 1955-го. Сравниваешь ленты, сделанные в Москве в начале, середине и конце знаменитого десятилетия, и кажется, будто произведены они не только в разное время, но в разные эпохи…

После смерти Сталина страна стала меняться со скоростью необыкновенной. Отправной визуальной точкой здесь, пожалуй, можно счесть начальные кадры фильма «Испытание верности», снятого Иваном Пырьевым в 1954 году. Машина с главным героем проезжает по улицам и площадям столицы. Широкие пространства. Люди, устремленно спешащие по делам. Кремль, новые высотные здания, собор Василия Блаженного, ГУМ, площадь трех вокзалов и Центральный дворец культуры железнодорожников c портретами вождей — серия традиционных открыточных видов.

Вроде все как раньше. Но драма в семье героев заставит зрителей не только сопереживать, но и задуматься о том, что «как раньше» уже не будет. Наверное, сегодня этот фильм может казаться шаблонным и предсказуемым: одну героиню бросает муж, другая собирается связать свою жизнь с недостойным, фальшивым человеком, но в итоге побеждает истинная любовь и преданность. Однако надо учитывать, что «бытовых тем кинорежиссеры не касались полтора десятка лет, что привело к утрате традиций жанра, — считает киновед Елена Огнева, — и киногерои на экране совершенно разучились говорить о простых человеческих чувствах». Поэтому для своего времени фильм стал знаковым, одной из первых попыток показать персонажей людьми с их проблемами, неоднозначными поступками и слабостями.

Главную роль в «Испытании», несмотря на только появившийся запрет режиссерам снимать своих жен, сыграла супруга Пырьева Марина Ладынина. Жили они тогда в знаменитой высотке на Котельнической набережной. Композитор и мастер розыгрыша Никита Богословский придумал о них такую шутку-загадку: «В нашем доме в одной квартире девять лауреатов спят в одной постели. Кто это?» Действительно, на двоих у актрисы и режиссера было девять государственных премий.

Впрочем, в 1954 году Пырьев разошелся c Ладыниной. «Испытание верности» стало их последней совместной работой. Для Марины же Алексеевны вообще финалом кинокарьеры. И не потому, что, как полагают, грозный бывший муж запретил всем ее снимать. А потому, что актриса сама поняла: время задорных деревенских женщин на исходе. Ладынина захотела остаться — и осталась — в сердцах миллионов героиней «Трактористов», «Свинарки и пастуха», «Кубанских казаков»…

Дом на Котельнической — самая первая сталинская высотка, которая была заселена жильцами. Квартиры предоставлялись жильцам роскошно упакованными: лепнина, дорогой паркет и полная меблировка. Хозяйничать не разрешалось вплоть до 1970-х: нельзя было не то что поменять шкаф или кровать, а даже передвинуть комод. Мебель собственноручно расставляли гэбисты, и расположение ее «отвечало не требованиям удобства и эстетики, а оптимальности прослушивания».

Одно крыло отдали военным, другое — людям искусства. Писатель и поэт Лев Светлаков в своем цикле «Тайны московских высоток» вспоминает, что звездность дома на метр квадратный была уникальной даже для столицы.

Помимо Ладыниной, Фаины Георгиевны Раневской и Михаила Ивановича Жарова, бывших в 1950-е признанными корифеями советского экранного искусства, здесь проживали и те, чьи звезды взошли в начале десятилетия: Клара Лучко, Нонна Мордюкова…

В одном из крыльев высотки располагался кинотеатр «Знамя». «Живу над хлебом и зрелищем», — шутила Раневская: окна ее двушки в «Котельническом замке» располагались аккурат над выходом из кинотеатра и находившейся рядом булочной. Поговаривали, что в кинотеатр у жителей дома был какой-то особый, тайный ход и что там они могли смотреть иностранные фильмы, запрещенные к демонстрации в остальных кинозалах…

Скорее всего, эти мифы получили хождение позже — оттого, что в апреле 1966 года на месте «Знамени» открыли кинотеатр «Госфильмофонда» — «Иллюзион», в котором действительно, как и положено архивному кинозалу, показывались ленты, никогда в советский прокат не приобретавшиеся.

В «Знамени» же, как потом в «Иллюзионе», никакого потайного хода не было, разве что окно во двор, которое имелось в помещении научной группы. Через данное окно сотрудники ГФФ, к которым принадлежал и автор этих строк, ходили в гастроном на другой конец дома за праздничными продуктовыми заказами. Ныне научная группа упразднена за ненадобностью, а комната превращена в малый зал на 21 зрительское место.

Вообще отношение советских зрителей к зарубежному кино в 1950-е годы было каким-то по-детски восторженным, что попытался передать Владимир Меньшов в оскароносной ленте «Москва слезам не верит». Едва ли не самый прелестный эпизод — перед входом в кинотеатр, где в 1955-м проходила первая неделя французского кино. В Москву тогда прибыла французская делегация, в числе гостей — Рене Клер, Даниэль Дарье и любимец московской публики Фанфан-тюльпан — Жерар Филип. Филип успел побывать на стадионе «Динамо», встретиться со студентами МГУ и посетить «Мосфильм», где восторженный электрик отвинтил со своего пиджака орденскую планку и вручил актеру, растрогав того до слез.

Меньшов снимал свою сцену на лестнице Театра киноактера на Поварской. В реальности основными площадками фестиваля были кинотеатры «Ударник» и «Художественный». Но толпы зрителей стояли перед входом точно такие.

В 1954 году Пырьев ненадолго стал директором «Мосфильма». Именно под его руководством началось масштабное расширение студии. Вообще-то план реконструкции советской фабрики грез был еще в 1946-м, но угасшая киномания Главного Зрителя, породившая эпоху малокартинья, не позволила тогда этим планам осуществиться. Иван Александрович принялся за работу со своим фирменным энтузиазмом. «Когда Пырьев стал директором, — вспоминал Георгий Данелия, — он развернул на “Мосфильме” грандиозное строительство. Построил два новых корпуса с павильонами, вырыл пруд, огородил территорию высокой чугунной решеткой и стал добиваться, чтобы все Воробьевы горы передали “Мосфильму” для натурных площадок».

Он открыл при киностудии Высшие режиссерские курсы, давал работу десяткам молодых режиссеров, cпас Гайдая от увольнения и буквально заставил Рязанова снять картину, сделавшую дебютанта любимейшим советским постановщиком. Но его довольно быстро сняли.

Вышвырнутый с «Мосфильма» неугомонный Пырьев нашел новое занятие: пробил создание Союза кинематографистов, отвоевал здание на Васильевской (старый Дом кино, особняк 1906 года постройки, где сейчас находятся СКР и Гильдия киноактеров России), сделал в нем ремонт, а во дворе устроил ресторан. Места на задуманный в ресторации помост с роялем не хватало: требовалось передвинуть забор на два с половиной метра, но ни одна инстанция не давала добро, так как экспроприировать территорию предполагалось у соседней с Домом кино школы.

Тогда Пырьев и оргсекретарь союза Марьямов за бутылку водки договорились со школьным сторожем и ночью втроем сами переставили забор. Парторг школы (постоянные пропуска в Дом кино получили только директор и завуч) написал жалобу самому Хрущеву, мол, Пырьев ограбил детей, и его персональное дело оказалось на контроле ЦК.

Любопытно, что в то время, как Пырьев выпускал свою городскую историю, Михаил Калатозов вступил на его территорию и снял свою единственную комедию «Верные друзья» по сценарию Александра Галича и Константина Исаева. В начале фильма появляются городская окраина и трое мальчишек, которые плавают на лодочке по узкой речушке, которая течет прямо посреди домов. Титры сообщают, что друзья жили на Яузе, в Лефортово. В сети не утихают споры, где именно снимали начальные кадры. Немало сторонников у версии, что на самом деле это Головинский пруд рядом с общежитием фабрики им. Петра Алексеева. Однако больше оснований верить, что эпизод все-таки снимали возле Электрозавода незадолго до того, как спрямили русло Яузы и одели ее в гранит.

Кстати, о высотках. Верные друзья, решившие осуществить давнюю детскую мечту — сплавать по Волге на плоту, станут искать академика Нестратова на строительстве очередной высотки — гостиницы «Украина».

Прототипом Нестратова считают Дмитрия Чечулина, главного архитектора Москвы, автора множества знаковых проектов, в том числе павильонов ВДНХ, гостиницы «Пекин», бассейна «Москва». К слову, жил академик в спроектированной им же высотке на Котельнической. По иронии судьбы государство выделило ему квартиру на первом этаже, хотя он присматривал для себя апартаменты с панорамным видом на верхотуре.

Фильм «Верные друзья» будет посвящен критике руководящего работника, оторвавшегося от народа и возомнившего себя полубогом. Слова «культ личности» Хрущев произнесет лишь через два года, но явление, ими обозначенное, уже станет объектом иронии и сарказма.

В памятном 1956-м юный дебютант Эльдар Рязанов устроит советскому народу такую карнавальную ночь, что ему, народу, покажется, что культ этот самый побежден окончательно и бесповоротно. Молодые ребята торжествуют. Старый дуболом Огурцов осмеян и посрамлен…

Единственный кадр, где мы видим возглавляемый Огурцовым ДК снаружи, — это украшенный новогодними огнями дом с колоннами. Здание в стиле модерн 1903 года по проекту архитектора Иванова-Шица в конце 1940-х годов было перестроено в парадный дворец в стиле сталинского ампира и сегодня известно как ТКЗ «Дворец на Яузе». До 1959 года его занимал театр им. Моссовета. Съемки же фильма проходили частично в студийных павильонах, частично совсем в другом театре — Советской армии.

Здание на Яузе в начале 1960-х превратилось в Телевизионный театр, где шли съемки «Голубого огонька», прообразом которого можно считать «Карнавальную ночь».

В 1957-м в Москве пошел Международный фестиваль молодежи и студентов. Он стал праздником раскованности и свободы в общении советского юношества с миром. Еще за пять лет до этого разговаривать с иностранцами было возможно лишь под пристальным наблюдением руководящих товарищей, а теперь посланцы различных народов ходят толпами по площадям Москвы, завязывают знакомства, крутят романы.

В составе французской делегации на молодежном фестивале был юный парнишка, мечтавший стать кинорежиссером. Звали его Клод Лелуш. По возвращении из СССР он выпустил документальный фильм «Когда поднимается занавес», снятый в буквальном смысле скрытой камерой, спрятанной в плаще, в кармане которого была сделана дырка.

В один из дней французов привезли на «Мосфильм» и позволили присутствовать на съемочной площадке нового фильма Михаила Калатозова. То был эпизод, когда герой Алексея Баталова взбегает вверх по подъездной лестнице, а оператор Сергей Урусевский, который после картины будет признан одним из величайших мастеров своей профессии, ездит за актером в «люльке». Еще, кстати, одну сцену с лестницей, в разбомбленном доме, по которой бежит уже Татьяна Самойлова, снимали на натуре, в старом, предназначенном к сносу здании на Смоленской улице. Позже в новом доме, построенном на этом месте, расположится магазин «Руслан»…

Впоследствии, уже прославившись как режиссер «Мужчины и женщины», Лелуш любил рассказывать, что именно он обратил внимание отборщиков Каннского фестиваля на новый советский фильм, ставший в результате единственной нашей лентой, удостоенной «Золотой пальмовой ветви». Верить этой легенде, наверное, не нужно. Слишком незначительной персоной был юный кинематографист в 1958-м. Фильм «Летят журавли» был приглашен в Канны потому, что Советский Союз был тогда чрезвычайно популярен, а выдающиеся достоинства картины — очевидны.

В 1957-м начальству многое в картине не нравилось. Как так — советская девушка, жених которой воюет с врагом, изменяет герою с негодяем! Однако Каннский фестиваль есть Каннский фестиваль. После главного приза шедевром «Журавлей» признали и надзиратели за искусством.

Кстати, исполнитель главной роли Алексей Баталов 20 лет спустя снимется в еще одном знаковом фильме, который получит мировое признание, на сей раз «Оскар» — «Москва слезам не верит». Один из важнейших адресов в его жизни — дом на Большой Ордынке, 17, где Баталов жил c матерью, актрисой Ниной Ольшевской, отчимом, писателем Виктором Ардовым, и младшими братьями. В этой квартире у него «была своя комнатка, она так и называлась — “Алешина комната”, крошечная — два на два метра, — вспоминает брат актера Михаил Ардов. — Там стояли: топчан, то ли на кирпичах, то ли на ножках, на нем — пружинный матрас, письменный старинный стол, привезенный из Владимира из дома бабушки, стул и тумбочка у кровати. Когда Алексей ложился на свой топчан, доставал ногами до противоположной стены». В этой комнатке подолгу жила близко дружившая с Ардовыми Анна Ахматова, приезжая в Москву. Став знаменитым, Алексей редко появлялся на Ордынке, и Ахматова однажды сказала: «Как и остальные сто миллионов советских женщин, я хочу видеть Баталова!»

Если в высотке на Котельнической расположились в основном актеры, то режиссеров было едва ли не больше в доме на Полянке, хотя он и именовался неофициально Домом артистов. Здесь в 1950-е жили Юлий Райзман, Григорий Рошаль, Ефим Дзиган, Михаил Ромм, Александр Птушко, Борис Волчек, операторы Владимир Ешурин и Марк Трояновский, кинодокументалист Роман Кармен, фотограф Георгий Петрусов. В этом же доме потом некоторое время жил и Баталов. (К слову, в этом доме уже в 2000-е десять лет жил издатель «Москвич Mag» Игорь Шулинский.)

Сын Романа Кармена Александр вспоминал о житье в доме артистов, многие из которых крепко дружили и ходили друг к другу в гости как к себе домой. Во дворе в штандер и в лапту вместе играли и взрослые, и дети, а зимой расчищали от снега площадки и дорожки и заливали катки, куда приходили кататься со всей Полянки.

Отдельного упоминания заслуживают расположенные за домом гаражи, где собрался удивительный по тем временам автопарк. «Отец привез в 1939 году из Китая первую во дворе иномарку — “форд”, — вспоминает Кармен, — затем появилось ешуринское БМВ (подарок Иосипа Броз Тито) и, наконец, трофейные красавцы. У отца был беленький спортивный “мерседес” из гаража Геринга, у полярного летчика Мазурука даже два — огромный темно-вишневого цвета “бьюик” и амфибия, у Петрусова — сначала подаренная ему самим Георгием Жуковым микролитражка “штеер”, а потом синий “бьюик”, едва помещавшийся в его тесном одноместном гараже. На крышах этих гаражей и развертывались основные сражения за взятие на абордаж королевских и пиратских судов, устраивались соревнования по прыжкам с крыш в сугробы. Как только не гоняли нас дворники и владельцы гаражей — все было бесполезно… »

Примерно в квартале дальше по Большой Полянке находился еще один замечательный дом, №44 — бывший доходный дом купца Малышева, где в конце 1930-х годов поселился знаменитый художник Лев Бруни вместе с супругой Ниной Бальмонт (дочерью поэта Константина Бальмонта). На душевные вечера у Бруни с чтением стихов и музицированием заходили Мандельштамы, Анна Ахматова, Арсений Тарковский, Генрих Нейгауз. Художник Лаврентий Бруни (внук Льва Александровича и Нины Константиновны) в другом нашем проекте «Москвич на кухне» рассказывал об этой легендарной квартире: «Моя кухня первая, которую я увидел в своей жизни, это была кухня коммунальной квартиры огромной, где, к счастью, в комнатах жили художники… “Лучшая в мире, нужная всем, 44–57”. Были такие стихи про это место».

«Балладу о солдате» Григория Чухрая тоже поначалу не хотели принимать. Начальство кряхтело и морщилось. Ну почему у вас солдатик какой-то квелый? И танк-то он подбил со страху. И отчего вы сразу говорите вначале, что его убьют?! Фильм даже выпустили в окраинных кинотеатрах, чтоб не увидел никто…

Однако ушлые французские отборщики именно его взяли на очередной фестиваль на Лазурном берегу. «Золотой пальмы» в Каннах не случилось. Был главный приз жюри. Владимир Ивашов и Жанна Прохоренко мгновенно стали всесоюзно популярными. А ведь фильм начали снимать с другими актерами. Алешу играл Олег Стриженов, а Шуру — Лилиана Алешникова. И только после того, как едва ли не в первый день съемок Чухрай угодил под машину и с переломами попал в больницу, лежа на койке и размышляя о будущем фильме, он понял, что неправильно выбрал артистов. Алеша и Шура должны быть не взрослыми, а юными людьми с открытыми миру глазами и душами.

Картина стала едва ли не самым трепетным, тонким и пронзительным кинематографическим высказыванием о войне.

«Балладу» и «Журавлей» смотрят и изучают во всех киношколах мира. Два шедевра экранного искусства знаменуют собой высшее достижение московского кинематографа периода оттепели.

Любопытные чувства, кстати, рождают начальные эпизоды в ленте Калатозова, когда Вероника и Борис гуляют по предрассветному городу.

Со времени событий, о которых повествует фильм, к моменту съемок прошло всего 12 лет. Стиля ретро еще не было. Поэтому кадры на набережной у Крымского моста смотрятся как документальное свидетельство состояния юных душ не столько предвоенное, сколько «пятидесятническое».

Во имя того, чтобы уловить это новое состояние, понять поколение, вошедшее в жизнь в середине переломного десятилетия, великий советский режиссер Михаил Ромм на время оставляет съемки и переключается на педагогическую работу. В числе его вгиковских учеников такие разные парни, как Андрюша Тарковский и Вася Шукшин.

О том эпохальном наборе 1954 года вспоминает историк кино Нея Зоркая: «Среди абитуриентов обращали на себя внимание два молодых человека, облик которых являл собой, мягко выражаясь, контраст. Один — москвич, худенький, подвижный, с красивым и нервным лицом типичного русского интеллигента, на плечах странноватый желтый пиджак, под мышкой объемистый фолиант — “Война и мир” Л. Толстого, любимая с детства книга. Другой — явно из глубинки, лицо широкоскулое, круглое, простонародное, повадка солидная, военный китель с неуставными пуговицами. Легенда гласит, что экзаменатор Ромм спросил, читал ли тот “Войну и мир”. “Нет…  Больно толстая”, — будто бы ответил соискатель ничтоже сумняшеся». Ромм, несмотря на это, оценил талант и неординарное мышление колоритного сибиряка и принял обоих.

И если первый интеллигентно ждал своего звездного часа, то деревенская размашистость второго проявилась уже в конце 1950-х. Причем в кино он дебютировал как артист: снялся в маленьком эпизоде у Герасимова в «Тихом Доне», а затем сыграл главную роль в картине Марлена Хуциева «Два Федора», покорив зрителей мужицкой основательностью и «золотыми россыпями души». По совету Ромма Шукшин, который сначала хотел поступать на сценарный факультет, стал рассылать свои рассказы в московские литературные журналы, и в 1958 году в «Смене» вышел его рассказ «Двое на телеге».

Вообще ВГИК 1950-х представлял собой, безусловно, одну из лучших, если не самую лучшую киношколу мира, где учились все, кому предстояло сделать советское кино одним из интереснейших на планете. Григорий Чухрай, Александр Алов, Владимир Наумов, Марлен Хуциев, Александр Митта, Петр Тодоровский, Эльдар Рязанов, Элем Климов, Лариса Шепитько, Андрон Кончаловский…

А на Москву надвигалось очередное большое кинематографическое событие. В 1959-м прошел I Московский Международный кинофестиваль. Строго говоря, он был вторым. Первый случился в 1935-м, но продолжения тогда не последовало — какие еще кинофестивали в конце 1930-х! И вот теперь, в новое время, Москва предоставила кинематографистам планеты громадный зал Дворца спорта в Лужниках, где почти 10 тыс. человек могли одновременно смотреть фильм.

Одним из главных хроникеров кинофестиваля будет упомянутый выше Георгий Петрусов.

Об этом празднике кино написано так много (даже фильм снят — «Звезды встречаются в Москве»), рассказано такое количество историй, что уже трудно различить, где реальные события, а где восторженные легенды. Замечателен сюжет о том, что, поразившись фильму Федерико Феллини «Ночи Кабирии», зрители потребовали от начальства его покупки для проката в стране. Он действительно был выпущен в 1960-м, но вряд ли даже в оттепель руководство позволяло себе так уж буквально исполнять волю народа. Но согласимся — легенда хороша!

Фото: Артем Чернов; Rainer Binder/Getty Images; ТАСС; pastvu.com, Яков Берлинер/МИА «Россия сегодня»