Князь Владимир Андреевич Долгоруков — единственный из всех столичных губернаторов и мэров, удостоенный звания почетного гражданина Москвы. Он же управлял столицей дольше всех градоначальников: с августа 1865-го по февраль 1891 года, 25 с половиной лет.

Даже Юрий Михайлович Лужков, который многим казался вечным, мэрствовал всего 18. Между этими двумя градоначальниками можно провести и другие параллели: оба были «крепкими хозяйственниками» (55-летний Долгоруков до назначения на пост генерал-губернатора был главой провиантского департамента военного министерства), оба управляли городом в эпоху реформ и кардинальных перемен в жизни страны, оба любили устраивать в столице пышные праздники, оба имели богатых жен (супруга князя, Варвара Васильевна, умершая через год после его назначения в Москву, была наследницей огромного состояния). Наконец, их обоих называли «хозяевами Москвы», но вкладывали в эти слова разное содержание. Князя Владимира Андреевича — настоящего Рюриковича и потомка Юрия Долгорукого — москвичи боготворили за то, что он правил городом «по-отцовски». Его называли «наш князь», «московское Красно Солнышко», «батюшка», так как видели в нем все качества, которыми должен обладать настоящий, идеальный москвич.

Прежде всего это, конечно, добросердечие. Ежегодно к Долгорукову обращались тысячи просителей, и он многим помогал, особенно бедным родителям, когда те просили за своих детей. Кроме того, князь был одним из самых активных благотворителей в России второй половины XIX века: он не только организовывал сбор средств на приюты, лечебницы для бедных, ремесленные училища, помощь ветеранам и стипендии неимущим студентам, но и сам жертвовал значительные суммы. Еще одним важным «московским» качеством Владимира Андреевича было его умение не выносить сор из избы и решать все конфликты мягко и по-семейному. «Князь не приказывал, а только просил со своей неизменной улыбкой…  — писал один из биографов Долгорукова. — Но в его просьбе слышался приказ, и не исполнить ее не решался никто». Однажды Владимиру Андреевичу доложили, что известный ресторатор Лопашов отказался дать денег на городскую благотворительную лотерею. Князь вызвал его к себе к девяти вечера, продержал в приемной до двух часов ночи и когда наконец принял, тот, едва уже держась на ногах, сразу протянул Долгорукову несколько тысяч. Градоначальник улыбнулся, пожал Лопашову руку и сказал: «От всей души вас благодарю! Я был уверен, что тут недоразумение. Я всегда знал, что вы человек добрый и отзывчивый! А теперь…  не доставите ли мне удовольствие со мной откушать?» Еще несколько дней после этого случая Лопашов с упоением рассказывал всем, как ужинал «с его сиятельством». Так Долгоруков превращал врагов в друзей и собирал деньги на добрые дела.

Особенно любили горожане своего губернатора за его открытость и простоту в общении. Этот родовитый вельможа и «настоящий барин» не только ежедневно принимал просителей всех сословий, но и регулярно прогуливался безо всякой охраны по Тверской и запросто бродил в толпе в саду «Эрмитаж» перед началом своей любимой оперетты. О доброжелательности и доверчивости князя ходили легенды. Самая известная — об аферисте Шпейере, члене шайки «Клуб червонных валетов», который, изображая богатого помещика, так очаровал Долгорукова, что умудрился продать губернаторский особняк на Тверской английскому лорду за сто тысяч рублей. История эта, вдохновившая Бориса Акунина на повесть «Пиковый валет», скорей всего, апокриф, а вот то, что другой аферист и «валет» Всеволод Долгоруков, выдавая себя за племянника губернатора, «доил» столичных купцов, — чистая правда. В отличие от Шпейера он был пойман, судим и сослан в Томскую губернию.

При этом надо понимать, что «добрый и доверчивый дедушка» из городских легенд был губернатором не в фамусовской Москве и не в «сонном царстве» николаевского времени — Долгоруков заступил на свой пост через четыре года после отмены крепостного права и являлся проводником александровских реформ (в частности, полицейской и судебной) в городе. Поучаствовал Владимир Андреевич и в развитии местного самоуправления: тесно сотрудничал с только что появившимися земскими учреждениями и Московской городской думой. Но едва ли не самым большим вызовом для Долгорукова-градоначальника стал резкий рост населения Москвы — после крепостной реформы в город хлынули тысячи освободившихся крестьян. Губернатор ответил строительством десятков новых больниц, двенадцати родильных домов и открытием на Арбате амбулатории, в которой бесплатно лечили бедноту. По указанию Долгорукова для улучшения санитарно-гигиенической обстановки в городе была создана специальная бактериологическая станция по контролю за качеством продуктов и многократно были увеличены штрафы за невывоз мусора из дворов.

Кардинально изменился при Долгорукове и внешний облик Москвы: в 1865 году на улицах появились газовые, а в 1883-м — и первые электрические фонари, были построены новые металлические мосты (в том числе Москворецкий, Крымский и Бородинский), ветхие деревянные лавки на Тверской, Кузнецком мосту и Петровке уступили место каменным магазинам и пассажам, а в начале 1870-х в Китай-городе появилось и будущее святилище московского люкса — Третьяковский проезд. В 1872 году в Москве запустили новый вид городского транспорта — конку, и первую ее линию, протянувшуюся от Страстной площади до Петровского парка, назвали Долгоруковской. А в 1888-м князь Владимир Андреевич разрешил ездить в городе на велосипедах, но только в темное время суток до восьми утра и только по бульварам. Правда, через два года обер-полицмейстер попросил губернатора запретить велосипедистам гонять по вечерам в Сокольниках, так как они доставляли неудобство гуляющей публике и пугали своими фонарями лошадей. И хотя энтузиасты нового способа передвижения завалили князя письмами о том, что если запретить велосипеды, то молодежь, не имея других занятий, пойдет в трактир, Долгоруков встал на сторону обер-полицмейстера и пешеходов.

Был губернатор и покровителем искусств: после одного из визитов в Художественное училище учредил для юного Исаака Левитана именную стипендию, организовал сбор денег на строительство Народного театра, четыре года просуществовавшего на Варварке, приложил немало усилий для открытия Московской консерватории. Именно при Долгорукове открылись Политехнический и Исторический музеи и был завершен самый известный московский долгострой XIX века — Храм Христа Спасителя. Есть за что благодарить Владимира Андреевича и феминисткам — при его деятельном участии в том же 1872-м в городе начали работу Московские женские курсы — единственное место в России, где женщины тогда могли получить высшее образование. А самым громким «культурным форумом», организованным Долгоруким, стал Пушкинский праздник 1880 года: на заседании Общества любителей русской словесности губернатор слушал знаменитую речь Достоевского, а открытие памятника поэту на Тверском бульваре собрало весь цвет русской культуры и особенно литературы. Отсутствовал, кажется, только Лев Толстой: к тому времени граф литературу уже проклял, а первый в России памятник Пушкину называл «Кушать подано».

Масштабные преобразования, происходившие в Москве в течение четверти века губернаторства Долгорукова, вроде бы требовали от пожилого князя титанических усилий. Но если в жизнеописании других столичных градоначальников непременно попадаются рассказы о том, как они горели на работе, то про Долгорукова, напротив, говорили, что «хозяин Москвы» не любит особо утруждать себя делами. Наверное, дело в том, что трудоголизм не входит в число истинно московских добродетелей: естественный ход вещей здесь не стоит подгонять излишним усердием, зато широкая душа москвича часто требует праздника. И в этом смысле Владимир Андреевич был истинный москвич: праздники он любил и устраивал их с размахом. Сам открывал народные гулянья, выезжая верхом на белом коне, устраивал фейерверки и базары со сладостями на Красной площади, а на третий день Рождества дозволял кулачные бои стенка на стенку. И, конечно, как и положено всякому московскому барину, был хлебосольным и гостеприимным хозяином: закатывал в губернаторском дворце роскошные балы, на которых, по выражению одного из современников, «вся Москва пила шампанское «Жорж Гуле» из огромных выдолбленных глыб льда». Подобная любовь к жизни на широкую ногу, естественно, порождала вечный русский вопрос «Откуда деньги?». Завистники утверждали, что Долгоруков давно попал в зависимость от московских купцов и банкиров, которым должен уйму денег. Но по смерти князя оказалось, что у него осталось достаточно средств, чтобы расплатиться с кредиторами и при этом большую часть состояния завещать на благотворительность.

Ярким финалом «долгоруковской эпохи» стало празднование 25-летия губернаторства князя в 1890 году. Когда утром 31 августа после торжественного молебна Владимир Андреевич вышел на крыльцо Храма Христа Спасителя, многотысячная толпа приветствовала его криками «ура!». Все еще бодрый 80-летний генерал-губернатор поклонился народу и поехал в свой особняк на прием, во время которого принял 280 депутаций с поздравлениями и подарками. Торжества — с гуляньями, иллюминацией и балом на три тысячи человек — продолжались три дня. Но любой красивой сказке приходит конец: через полгода после пышного юбилея, в феврале 1891-го, Долгоруков покинул пост московского генерал-губернатора. О причинах его отставки говорили разное: то ли пожилой князь сам о ней попросил, ссылаясь на состояние здоровья, то ли все решили петербургские интриги: Александр III якобы сказал, что «старик совсем выжил из ума», и послал в Москву на губернаторство своего младшего брата, великого князя Сергея Александровича. О происходивших в городе переменах московский журналист Влас Дорошевич писал так: «Пришли новые люди, ломать стали Москву. По-своему переиначивать стали нашу старуху. Участком запахло. Участком там, где пахло романтизмом. Барственный период «старой Москвы» закончился».

Долгоруков уехал на лечение в Ниццу и через четыре месяца умер в Париже. Благодарные москвичи захотели назвать в его честь улицу, но вышла незадача: оказалось, что такая в городе уже есть — еще в 1875 году жители Новослободской улицы попросили переименовать ее в Долгоруковскую. Но в итоге решение было найдено, и переулок Старая Живодерка получил новое имя — Владимиро-Долгоруковская улица (сейчас ул. Красина). Отныне всех своих градоначальников Первопрестольная сравнивала с идеальным москвичом, князем Владимиром Андреевичем, и мало кто из них это сравнение выдержал.

Фото: pastvu/Альбом«Москва во время Священного Коронования Их Императорских величеств», wikipedia