Фотографии Александра Петросяна — слепки петербургского абсурда, наложение пейзажа «самого умышленного города на земле» на его насельников, среди которых новобрачные и фрики, ряженый Петр I и бомжи, собаки и солдаты, Дед Мороз и его тень в виде Бабы-яги.

Каждый день Петросян выходит в город и ищет кадры, которые сделали его одним из самых известных и узнаваемых фотографов Петербурга и России. Он считает, что фотографии делаются для того, чтобы их видели, и ежедневно выкладывает в свой инстаграм кадры города и его обитателей с остроумными и точными комментариями.

У Петросяна много премий и призов, вышло несколько книг, он давно работает в ИД «Коммерсантъ» и сотрудничает с другими изданиями, но при этом остается «незазвездившимся», ироничным, самокритичным, любознательным и очень молодым человеком со свежим взглядом на мир.

Сегодня вы один из самых узнаваемых фотографов, которые снимают Петербург. При этом сами вы не из Петербурга. Когда вы сюда переехали?

Я родился во Львове, лет до пяти жил в Тбилиси, потом опять во Львове. А в Питере осел с мамой года с 1979-го, мне тогда было 14. Интересно вспоминать, потому что, когда я приезжаю в другие города, подсознательно начинаю сравнивать с городами детства, где с городской архитектурой везде хорошо. В некоторых местах мне пиршества привычной городской среды не хватает. Например, недавно позвали в Мончегорск выступить, и я подумал, что если бы родился в таком городе, то мое восприятие окружающего мира сложилось бы иначе. Городская среда влияет: интерес к творчеству может проявиться в любом месте, но корни, конечно, сказываются. И особенности восприятия. Среда обитания — неотъемлемая часть тебя.

А если бы вы жили в Москве?

12 лет назад я поехал устраиваться на работу в Москву в «Коммерсантъ», где я сейчас и работаю, и мог там остаться. И стал бы не Петросяном, а, как шутит мой знакомый, Москвосяном. Но, пожив там недели три, я понял, что для меня разницу между Москвой и Питером можно выразить одним словом — «много». Это ключевое слово, которое обозначает мои отношения с Москвой. Много. Я вернулся в Петербург и не жалею.

Но теоретически могли бы остаться там?

Конечно, там и возможностей же много.

Что бы вы там снимали? Тоже людей в городе?

Не факт. Сначала накапливаются подсознательные впечатления, а потом они проступают как скрытые изображения в фотографиях. Чтобы понять, что там снимать, мне нужно было бы вобрать в себя московскую радиацию, чтобы она проявилась. Меня больше всего поражают там объемы и масштабы, неимоверное количество всего, что можно представить. И это очень впечатляет. Из Москвы я каждый раз в Питер возвращаюсь, как в уездную маленькую деревушечку, тут все как на кухне.

То есть в Москве вы бы снимали Вавилон?

Да, некий вселенский город мира. Гиперцентр цивилизации.

Есть ли в ваших фотографиях какая-то оценка ситуации и героев? У вас же не фотографии, а истории.

Это скорее нарратив, чем узор, паттерн. Это свойство родилось и потому, что я работаю в СМИ, и там много фотоисторий. Ты в нескольких снимках рассказываешь истории по законам драматургии. Но гораздо интереснее это все показать в одном снимке. Сложнее, но и заманчивее. Хотя это и необязательно, потому что литературная составляющая вторична. Хорошая фотография может проникать в нас внутривенно, как укол, минуя сознание. Просто чувствуешь, что кайфово, даже если это набор пятен, и никакие подписи, пояснения не нужны.

У вас-то много ироничных и социально заостренных поясняющих подписей к фотографиям в вашем инстаграме. Смешная подпись была под фото с рыбаком, который несет куда-то свои чемоданчики с довольным лицом. Вы подписали что-то про наш родной расчленинград.

Это такой спорт, разминка. Я не отношу себя к пишущим, но утром, перед тем как закинуть фото, черканешь к нему пару строчек наобум, экспромтом. Получается прикольнее, чем долгие вымученные тексты по законам жанра.

Ваш разговор с подписчиками хорошо идет. С какой целью вы его ведете?

Каждый фотограф — рассказчик. Но многие фотографы неплохие рассказчики и без фотографии. Сами ситуации, в которые ты погружен, делая фотографию, достаточно неоднородные, и постоянно возникает масса разных прикольных ситуаций, приключений, невероятных сюжетов. Все это откладывается у тебя внутри и происходит, как я это называю, бредогенератор. Все пережитые события, мысли, эмоции, они как во сне складываются в калейдоскоп, и на выходе получаются странные, абсурдные вещи. Я это и в творчестве использую. Если верить, что мысль материальна, то она материальна. Да вы и сами убеждались наверняка, что о некоторых вещах ты думаешь и они так или иначе проступают. По крайней мере в виде знаков. Конструируя свои мысленные сюжеты, ты иногда можешь подтянуть их к реальности.

Так вот в чем фокус вашей невероятной удачливости в охоте на персонажей.

Да, еще Довлатов сказал, помните? «Мир охвачен безумием. Безумие кажется нормой. Норма воспринимается как безумие». Поскольку все так перемешивается, то я вторую книгу так и назвал — «Кунсткамера», возможно, буду делать ее продолжение. Глядя на свои фотографии, я пришел к выводу, что большинство из них укладывается в этот термин. Сборище парадоксальных странностей. Тот же бредогенератор.

У вас есть чутье охотника? Вы чувствуете, куда надо сейчас идти, чтобы поймать героя и момент?

Далеко не всегда. Много очень приходится ходить, шагать по городу часами. Со временем продуктивность растет, какой-то опыт есть, предчувствие момента, но в целом ты никогда не знаешь, где стрельнет. Сколько раз бывало, что вся съемка насмарку и день не задался, и только в конце уже вдруг, когда надежды нет, получается поймать. Или, наоборот, в начале, только вышел из дома, пару шагов ступил — и вот оно. Потом целый день ходишь, пытаешься родить что-то, но нет энергетического взрыва. Это невозможно делать тужась, оно или случается, или не случается.

Вы используете в фотографиях спецэффекты, докручиваете яркость?

Это элементарная обработка. И во времена пленочных фотографий, печатая под увеличителем, можно было делать ярче или темнее. Но кардинально сюжет не изменить — он или есть, или нет. Меня все время спрашивают, на что я снимаю. Этот вопрос меня сильно смущает. У вас отличная кастрюля, поэтому классный суп. А у вас классный диктофон, поэтому хорошие интервью. И каждый автор отвечает, не важно на что снимать, хоть на консервную банку.  Я лет семь не покупаю фотоаппараты, что мне дают, на то и снимаю. Мне все равно, чем снимать. И на айфон снимаю. Самая парадоксальная вещь, что 99% всех кадров, не важно на каком фотоаппарате снятых, получаются унылым говном. А тот один процент, который случается, вряд ли случается именно благодаря фотоаппарату. Фотоаппарат не решает проблему, как делать интересную фотографию.

У вас есть поразительные портреты Петербурга с каких-то невероятных ракурсов — на них виден весь город. Куда вы залезаете?

Сейчас вышла моя третья книга «Купола и шпили», на открытии выставки с работами оттуда я как раз говорил: удивительно, что вы собрались меня чествовать за то, что я сделал хорошие фотографии, а по сути дела я преступник-рецидивист, и фотографии эти сделаны незаконным путем самовольного проникновения на закрытые объекты.

На днях вы в инстаграме выложили фото, которые сняли с движущегося крана. Страшно же?

Даже когда прохожий идет, а ты подходишь к нему и в упор фотографируешь — по идее, это тоже нельзя. И страшно. Я могу ожидать любую реакцию: могут дать сумочкой по голове или позвать полицию. Всякое случается за время практики. Делая какой-то шаг, ты предугадываешь, что могут быть какие-то последствия. Но это не значит, что не надо делать шаг. В противном случае ты мог бы только дома сидеть и своего кота снимать.

К счастью, таких случаев, когда происходят уличные бои, война, у меня не было. Поэтому говорить о глупых рисках смешно. О том, что ты мог свалиться с крыши или тебе могли дать по башке.

Давали по башке?

Нет. Меня все время ученики спрашивали на мастер-классах, как снимать прохожих и не получать по морде. Я чистосердечно отвечаю, что за четверть века фотографирования подобных эксцессов у меня вряд ли наберется даже на пальцах одной руки.

У вас же есть лайфхаки, как действовать. Вы то прикидываетесь дурачком, то вступаете в дружескую беседу.

Все они есть в интернете, и все, кто практикует, знают эти приемы. Любой практикующий фотограф вырабатывает свой стиль общения и реакции в той или иной пограничной ситуации для того, чтобы выйти из нее с минимальными потерями. Страшно только поначалу. Это как страх спрыгнуть с вышки в воду. Вы стоите у края и боитесь, а потом уже толкаете себя и летите. И когда вы летите, вам уже не страшно, потому что вы уже все равно летите, хочешь не хочешь. Сделав кадр и обозначив себя как человека с фотоаппаратом, ты уже не можешь бояться, тебе просто некогда, потому что события уже понеслись.

Но ползти-то по движущемуся крану в ветер страшно?

У каждого свои страхи. Мне это привычно уже. Повторяющиеся страхи уже не такие страшные. Для меня это наиболее простой способ фотографировать: ты вышел из дома и пошел куда глаза глядят. Захотел — куда-то залез, захотел — кого-то снял.

Я не могу залезть на чердак — все закрыто.

Это так видится при первом приближении. Тут домофон, тут не пускают. Но потом ты вникаешь и находишь варианты. В том же Питере многие крыши соотносятся по высоте, и если залез в один дом, то потом идешь по череде этой гряды.

Довлатов так из своей школы доходил по крыше до дома через весь квартал.

Да, а помните, как они с невестой своей будущей по крышам пошли гулять в районе Рубинштейна? И я там много раз ходил.

Сейчас позакрывали крыши.

Да, и люди стали более агрессивные. Но трудно — не значит невозможно.

Вас же задерживала полиция?

Бывало. За незаконное проникновение в административно охраняемое здание штраф от 500 до 5000 рублей. Но это бывало редко, и я же знал, что я ничего не хочу сделать плохого, просто хочу сделать хороший кадр — показать, как это красиво. А если твоя совесть чиста и ты внутренне чувствуешь себя правым, то тебе не так страшно.

Вчера я в очередной раз чуть не убился. Выход на крышу был закрыт, я нашел другой, через черный дворницкий ход, зашел за дворником, поднялся на чердак. Сейчас невероятно скользко и на земле, а на крыше это гарантированная быстрая смерть: наледь, сверху мокрый снег и нет ограждений. Только сумасшедший может туда полезть. У меня, к счастью, хватило ума не подходить близко к краю, я даже не стал в итоге ничего фотографировать. Пошел вниз и увидел, что дверь заперта. Дворники закрыли и ушли. Я начал стучаться во все двери, никто не открыл. В итоге зашли какие-то работники. Я, как всегда в таких случаях, чтобы не быть уличенным, действую по принципу «лучшая защита — нападение». На ходу, спускаясь к выходу, начал их ругать. Что это тут у вас до сих пор двери на чердак открыты? На втором этаже мусор не убран! Что за безобразие! Сейчас разберемся! Достал телефон, стал набирать и вышел за дверь. Приходится блефовать. Это уже переходит в актерское мастерство, когда ты перевоплощаешься в образ, который больше всего подходит к данной ситуации. Обычно я импровизирую. Перевоплощение доходит до такого уровня, что ты реально являешься тем, кого изображаешь. Иначе фальшь сразу считывают. Неважно, какую ахинею ты несешь, важно, как ты это делаешь. Люди считывают не посыл, не слова, а энергию, которую ты несешь.

За счет чего сейчас выживают фотографы и вы в частности?

По-разному. Я все этапы прошел. Начал снимать для себя в школе, в армии вел газету, потом кем только не работал начиная с сортировщика фотографий и кончая фотокорреспондентом в многотиражках. В 1990-е не было вообще никакой работы, и доходило до того, что я торговал старыми фотоаппаратами на вещевом рынке. Снимал лавстори на заказ, свадьбы снимал пять лет. Потом все это бросил и в 2000-е начал с нуля. Я понял, что хочу заниматься той фотографией, к которой пришел сейчас, когда ты ничем не ограничен в плане заказчика и у тебя всегда карт-бланш. Потому что, даже если у тебя есть заказчик, ему интересны не столько свои пожелания, сколько твой взгляд. Мастер-классы тоже можно проводить, я этим занимаюсь уже несколько лет. Я живу за счет фотографии, кормлю за ее счет свою большую семью. Хотя это невероятно. Потому что 99% моих знакомых не могут выжить на фотографии. Мой опыт — скорее исключение из правила. Сейчас мне интереснее снимать проекты, которые поступают от крупных заказчиков. Например, недавно строительная компания заказала красиво обыграть их знаковые элитные новостройки, и я снимал не просто дома, а людей, которые как-то фигурируют вокруг.

Но это совсем не то, что вы делаете для себя.

В том-то и дело, что профессионал должен уметь делать все на хорошем уровне. В этом и прикол. Те фотографии, которые я выставляю, далеко не все то, что я могу. Я могу больше и разнообразнее, чем то, что показываю.

А какие советы вы даете своим ученикам на мастер-классах?

Ничего уникального тут не придумаешь уже. Я говорю, что нужна школа и базисные знания, чтобы потом смело их нарушать и бросить их в утиль. А если ты изначально будешь делать неправильно и наперекосяк, это будет просто неграмотно. Ну и нужен уход от шаблонов. Еще недавно в одном Питере были сотни фотошкол, где учили примерно одинаково правильно снимать. Мы называем это словом «дежур». Дежурная клишированная стилистика, формат. Но как у того же Довлатова: «Каждый журналист в душе мечтает написать роман» — тебе хочется оторваться от дежура, раз-два — пирожок, три-четыре — бублик, свободная касса. Хочется авторской кухни.

Какой процент учеников, из которых что-то получается?

Он всегда одинаковый. В группе 10−15 человек, и всегда один или два в ней настолько талантливы, что их вообще не надо ничему учить. Они самовоспламеняются, и их главное не тушить. Дальше все зависит от азарта. На мои курсы чаще всего приходят айтишники и богатые люди с собственным бизнесом. То есть для них это модное хобби, потому что той фотографией, какую практикую я, заработать невозможно. Мое кредо я обозвал словом «наперекосяк». Всегда есть шанс, что все пойдет не так, как вы привыкли. Мои фотографии иногда показывают, что нет предопределенности, и это самое интересное, иначе исчезла бы алхимия жизни.

Вы иногда обижаетесь на подписчиков и об этом пишете. Есть хейт?

Конечно, я обычно хейт в комментах стираю, чтобы не смущать остальных. Самый частый недовольный комментарий в инстаграме звучит так: «Что вы нас всякой херней потчуете? Мы это и по телевизору видим, и вокруг. Дайте нам что-нибудь красивое, сладкое». Надо менять все постоянно, искать новое, уходить от повтора, и когда ты показываешь зрителю не то, к чему он привык, он выдает негативную реакцию от шока до разочарования. Автору, когда он вступил на скользкий лед чего-то нового для себя, хочется поддержки, а получается наоборот. Иногда я слишком болезненно реагирую, это от моей незрелости. Это преодолимо. Раньше это носило вообще карикатурные формы. Мне пишут, например: «А вы знаете, что вы отстой?» И ты начинаешь спорить: «Да нет, позвольте, не совсем я и отстой».

Вы рассказывали, и про это много писали в СМИ, что у вас серьезные проблемы со зрением. Как вы при этом ловите такие точные кадры? Вы видите, что именно снимаете?

Не вижу. Но есть же автофокус. Важны тонкие нюансы, они важнее общей ситуации. Поэтому я иногда снимаю серией, чтобы выбрать тот самый кадр. Для этого нужно много снимать. Потому что никогда не знаешь, был ли предыдущий момент ключевым или им будет следующий. Ну и выбирать кадры — тоже отдельное искусство. Не могу сказать, что оно мне доступно, поэтому я часто прошу помочь мне выбрать. Я же сам был в этом событии, а зритель более бесстрастен. Вам же как зрителю не важна эта закадровая беллетристика про то, как я лез на крышу, а меня потом заперли. Важно — есть кадр или нет. Взгляд со стороны важнее, потому что зритель соглашается не с твоим месседжем, а со своим. Что бы ты ему ни вкручивал, он увидит в кадре то, что хочет видеть.

Да это, может, и хорошо, что я плохо вижу. Так люди гораздо красивее. Самое важное — избегать каких-то усилий и стараний найти что-то более интересное и лучшее и больше доверять интуиции. Я твердо знаю, что интуитивные решения — самые верные. Значит, то, как оно сложится, это лучший путь для меня. И спасибо большое, что не спросили про мои творческие планы.

Тогда спрошу про ваше первое воспоминание.

Вообще самое первое? Никто не спрашивал. Наверное, свет. Море света. Все пространство пронизано светом. Все зыбко, иллюзорно, непонятно, но это ощущение поразительного света, беспричинно радостного, оно есть.