Политический кризис в ушедшем году охватил полмира, но пока не затронул Россию. На фоне мировой турбулентности отечественная стабильность кажется почти неестественной. Но зима не бывает вечной, рано или поздно застои сменяются бурными событиями.

17 января в Россию из Германии вернулся главный отечественный возмутитель политического спокойствия Алексей Навальный. На границе он был задержан и доставлен в отдел полиции в Химках, где прошло выездное заседание суда, который по требованию ФСИН заключил Навального под стражу. В ответ политик выпустил видеообращение, в котором призвал своих сторонников выходить на улицы. Акция протеста в Москве и других городах была назначена на 23 января. Этот митинг — хороший повод разобраться, сложились ли в российской столице условия для масштабных протестных выступлений, таких же, какие начались ровно десять лет назад на Чистых прудах.

Генеральная репетиция 2011-го

Трудно избавиться от чувства дежавю. Однажды мы уже переживали что-то подобное. 2011 год начинался с чувства тотальной, почти изнуряющей стабильности. Тогда в багаже не было ни такого острого, как сейчас, конфликта между Россией и Западом, ни семилетнего падения доходов населения. Наоборот, нулевые прошли под знаком быстрого экономического роста в отличие от десятых, ставших эпохой стагнации и кризиса.

2011-й завершился митингами, которые журнал The Economist назвал «русским пробуждением» и оценил как «крупнейшие с начала 1990-х». Эпицентром этого движения стали московские Болотная площадь и проспект Сахарова. Но многотысячные протесты прокатились по всей стране. По данным «Левада-центра», в декабре 2011 года 46% москвичей одобряли протестную направленность прошедших митингов и лишь четверть горожан относилась к ним скептически. При этом 73% опрошенных одобряли требования митингующих. Даже тогдашний президент Дмитрий Медведев признал, что протесты продемонстрировали исчерпанность старой политической модели страны. «Модель нужно менять, и только в этом случае у нашей страны будет динамичное развитие», — сказал он. В конце концов власти пошли на уступки. Была облегчена процедура регистрации партий, возвращены выборы губернаторов. А в мае 2012-го новый-старый президент Владимир Путин обнародовал так называемые майские указы о масштабных социальных программах.

Город для жизни? Чем Москва-2021 отличается от Москвы-2011

Если смотреть на столицу как на главную политическую сцену страны, то стоит начать с того, что на этой сцене изменилось за десять лет.

Москвичей стало больше. По итогам 2010 года мэрия официально признавала 11 382 161 горожанина с пропиской. К концу 2020-го нас стало на 1,3 млн больше — 12 678 079.

Средняя номинальная зарплата в Москве выросла в 2,5 раза. В 2010-м она составляла 38,4 тыс. рублей, а в 2019-м — 94,3 тыс. Общие доходы населения (в которые входят пенсии, доходы от бизнеса, социальные трансферты и иные доходы) росли медленнее: с 44 тыс. до 74 тыс. рублей за десятилетие. Но за то же время рубль сильно ослаб. В 2010-м курс колебался вокруг отметки в 30 рублей, а в 2020-м поднимался до 77,6 рубля. Цены тоже росли, хоть и не так быстро, как курс валют. Если за первое десятилетие нового века реальные денежные доходы населения удвоились (в 2009-м они составили 202% по отношению к уровню 1999-го), то во втором десятилетии они даже немного снизились и составляют примерно 95% от уровня конца 2010 года.

Москвичей продолжает портить жилищный вопрос. По официальной статистике, на каждого жителя сегодня приходится по 19,4 кв. м жилплощади — на 0,7 кв. м больше, чем десять лет назад. А вот рыночная стоимость этого метра выросла в полтора раза — с 99,4 тыс. рублей в 2011-м до 154,5 тыс. рублей в 2020-м. Но как бы быстро ни росла стоимость квадратных метров недвижимости, стоимость услуг ЖКХ растет еще быстрее, обгоняя рост даже номинальных доходов. Сумма платежей москвичей по своим жировкам выросла в 2010–2019 годах с 116,2 млн до 251,3 млн рублей.

Доходов для полноценной жизни москвичам не хватает все сильнее. Это видно по темпам роста кредитной задолженности. В 2011-м жители столицы были должны банкам всего 403 млрд рублей, в 2020-м эта сумма выросла почти в пять раз (под 2 трлн рублей). Из них лишь 906,5 млрд приходилось на долги по ипотеке. Обязательные платежи по кредитам составляют все большую долю в расходах домохозяйств. Это соответствует общероссийской тенденции. По данным Банка России, в четвертом квартале 2019 года почти четверть российских заемщиков (23%) отдавали на платежи по кредитам более 80% своего ежемесячного дохода, а в среднем этот показатель составлял 43,9% доходов.

На протяжении всех 2010-х в Москве (как и по всей стране) проходила масштабная «оптимизация» системы здравоохранения. Это вызывало довольно массовые акции протеста еще в 2014–2015 годах, но остановить реформу не удалось. Число больничных коек, например, сократилось с 107,8 тыс. до 82,6 тыс. В пересчете на душу населения это означает сокращение на треть. Если в 2010-м на каждую больничную койку приходилось 107 москвичей, то в 2019-м — уже 153,5. Сократилась и численность врачей (с 89,7 тыс. до 77,6 тыс.) и среднего медперсонала (с 114 тыс. до 106 тыс.).

Москва остается самым богатым и благополучным городом страны. В то же время она занимает 77-е место в РФ по обеспеченности детей местами в садах. Причем ситуация с этим даже ухудшилась. Если в 2000-м на 1000 детей дошкольного возраста приходилось 728 мест в детсадах, а в 2011-м — 609, то в 2019-м — уже только 556 мест.

В 2010-х динамика социально-экономического развития оказалась куда хуже, чем в предыдущем десятилетии. Рост доходов сменился стагнацией. Экономические сложности не компенсировались социальными достижениями. А это значит, что причин для недовольства у горожан стало больше.

Усталость от стабильности

Для большинства наблюдателей, а также для власти и оппозиции «Болотная революция» оказалась тогда полным сюрпризом. Но были и те, кто заранее спрогнозировал ее начало. В марте 2011-го, когда горизонт еще выглядел безоблачным, вышел доклад социологов Сергея Белановского и Михаила Дмитриева, в котором говорилось, что «в политическом сознании российского населения произошли радикальные изменения, свидетельствующие о вступлении страны в глубокий политический кризис».

Прогноз Белановского и Дмитриева строился на наблюдении всего двух социологических тенденций. Во-первых, исследователи обнаружили, что с середины 2010 года наметился тренд на снижение рейтингов власти — Владимира Путина, Дмитрия Медведева, партии «Единая Россия». Во-вторых, они зафиксировали появление запроса на перемены в высказываниях респондентов в фокус-группах. За прошедшие десять лет обе эти тенденции сначала вызвали кризис, потом обратились вспять, а еще позже возобновились. Давайте сравним.

С 1999-го рейтинг одобрения деятельности Владимира Путина колеблется в диапазоне от 60 до 90%. За год перед Болотной он снизился с 80 до 67%. После начала протестов он продолжал снижаться, достигнув минимума в 61% в конце 2013-го. Но на фоне того, что случилось на Украине, одобрение Путина взлетело до рекордных 88–89% в конце 2014-го — середине 2015-го. В момент своей последней победы на выборах в 2018 году Путин пользовался поддержкой 82% россиян. Но к апрелю 2020-го пенсионная реформа спровоцировала падение этого показателя до 59%. Таким образом, рейтинг одобрения Путина снизился сильнее, чем это было накануне Болотной.

В 2019–2020 годах две крупнейшие социологические службы — ФОМ и ВЦИОМ — перестали публиковать рейтинги электоральной поддержки Владимира Путина. Политолог Михаил Виноградов говорил, что этот отказ был вызван систематическим падением популярности властей: летом 2019 года электоральный рейтинг Путина, по замерам ФОМа, опустился до минимума за все время его президентства — до 43%. Последний год лишь «Левада-центр» (внесенный Минюстом в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента) продолжал замерять электоральные рейтинги президента. Эта служба задает респонденту открытый вопрос про политика, за которого он готов проголосовать. Имя Владимира Путина в ответах за три года стало звучать вдвое реже: 59% в ноябре 2017-го и лишь 25% в мае 2020-го.

В конце года нас ждут парламентские выборы. Что там с партией «Единая Россия»? В 2010 году ее рейтинг, по данным ФОМ, составлял 51%, а накануне Болотной он упал до 43% и продолжал снижаться до 2013-го (39%). Но после присоединения Крыма партийный рейтинг взлетел до 56% (2015), но за год снизился до «болотных» 43% накануне парламентских выборов 2016-го. В 2018-м после пенсионной реформы падение ускорилось — до 31%. Два года он продержался как наклеенный, но к началу 2021-го опустился еще чуть-чуть — до 28%. Как нетрудно заметить, это почти вдвое ниже показателей десятилетней давности, которых в 2011-м хватило для того, чтобы вынудить власти пойти на масштабные корректировки итогов голосования и тем самым спровоцировать массовые протесты. В Москве ситуация для единороссов традиционно хуже, чем по стране в целом. Если в 2018-м 59% россиян признались социологам, что хоть раз в жизни голосовали за ЕР, то в Москве такой ответ дали лишь 47% респондентов.

Несмотря на самый низкий за 15 лет рейтинг, ЕР получила задание взять две трети мест в будущей Госдуме, пишут СМИ со ссылками на источники в Администрации президента. Если судить по динамике рейтингов, то сценарий десятилетней давности может повториться в усиленном формате.

В начале 2011 года предсказавшие Болотную социологи подкрепляли свой анализ системного снижения рейтингов власти тем, что в обществе появился и растет запрос на перемены. «Важнейший перелом в политическом сознании россиян, произошедший за последние восемь месяцев, состоит не только в снижении доверия к “тандему” и к входящим в него персоналиям, но и в том, что растет запрос на кого-то “третьего”», — писали они. За следующие десять лет место этого «третьего» так и осталось вакантным. Именно его пытается занять вчерашний «берлинский пациент». Насколько у него это получится, мы увидим, но сам запрос на перемены, даже в неперсонализированной форме, за десятилетие только вырос.

В ноябре 2019 года сенсацией стало совместное исследование «Левада-центра» и Московского центра Карнеги, которое показало, что доля россиян, выступающих за решительные перемены в стране, выросла с 2017 года с 42 до 59% и впервые превысила долю сторонников сохранения стабильности. Причем большинство респондентов (53%) отдавали себе отчет в том, что подобные перемены возможны лишь при условии серьезного изменения политической системы. На перемены с сохранением существующей системы были согласны лишь 34% и еще меньше — 8% — полагали, что перемен не нужно вовсе. Сам по себе спрос на перемены не означает готовности осуществлять их своими руками и тем более участвовать в уличных протестах. Но он отмечает постепенный распад легитимности существующего уклада, основанного на ценностях стабильности: «Многие социальные группы воспринимают ее как стабильность бедности, консервации и накопления социально-экономических проблем. Закрепляется идея — раз год за годом нет позитива, то нужно что-то менять», — говорит руководитель фонда ИСЭПИ Дмитрий Бадовский.

Спусковой крючок

Социальные причины для начала новой волны массовых протестов в Москве есть. Но до сих пор не было механизма, который мог бы превратить накопившееся раздражение и злость в мощную протестную кампанию. Именно такой механизм пытается сейчас создать Навальный.

Его возвращение в Россию нарушило ритм предвыборного года, рассчитанный политтехнологами власти. Арест на границе был предсказуемым и сразу поместил Навального в центр внимания. Инициатива оказалась в руках его команды. И она пользуется ею в полной мере. Фильм о «дворце Путина» переводит традиционный для Навального разговор о коррупции, который мобилизовывал симпатии среднего класса, в обсуждение неравенства и роскоши, в которой утопает элита. А это самая болезненная тема как раз для «путинского большинства». Даже оставаясь относительно пассивными, эти люди могут превратиться из сторонников «партии стабильности» в приверженцев «партии перемен». Но для того чтобы это произошло, оппозиции нужно решить одну непростую задачу: продемонстрировать, что она стала силой, соизмеримой с властью, и способной стать проводником этих перемен. Сделать это через избирательную кампанию невозможно. Электоральные механизмы находятся под полным контролем Кремля. Значит, борьбу за власть нужно перенести за границы избирательных участков. Арест Навального дает для этого понятный и логичный повод.

Я опросил многих знакомых, и большинство из них не ощущают общественного подъема. Большинство москвичей, вероятно, не видят возможности для перемен и привыкли к климату апатии. Но ощущение изменится, если мерить не «среднюю температуру по больнице», а наблюдать за отдельными социальными пузырями. Например, в «ТикТоке» царит лихорадочное возбуждение. Десятки тысяч школьников и студентов, еще вчера полностью аполитичных, снимали ролики с призывами выйти на акцию протеста 23 января. Ролики с требованием освободить Навального записали Noize MC, группа «Кровосток», писатель Дмитрий Глуховский, телеведущая Татьяна Лазарева, актриса Александра Бортич, музыкант Андрей Макаревич и многие другие. Эти ролики посмотрели сотни тысяч людей. И даже если вы, возможно, не чувствовали никаких перемен в общественном климате, десятки тысяч людей уже втянуты в уличную политику. А в той мере, в какой эти эмоции из «ТикТока» и либеральной блогосферы материализуются в уличную толпу, они могут изменить политическую реальность в Москве и во всей России. Улица, а не избирательный участок станет основным пространством борьбы за власть. Даже без высокого электорального рейтинга Алексей Навальный станет для миллионов людей символом перемен, хотя программа таких перемен у каждого своя.

Графики становятся активными при наведении курсора.

Фото: МИА «Россия сегодня», Денис Липа; инфографика: Борис Ги