«Кофемания» в этом году отмечает юбилей. За два десятка лет кропотливой работы с капризной московской аудиторией сеть пережила как минимум три крупных финансовых кризиса и одну пандемию, но ей все нипочем. Капучино со сливочной пенкой, творожная запеканка и салат «Бора-Бора» остаются непобедимыми лидерами продаж.

Такие круглые даты вызывают сразу несколько предсказуемых психосоматических реакций. Удивление — это раз. Попытку наконец-то осознать собственный возраст, потому что вроде как был рядом с юбиляром большую часть своих лет — это два. А потом у всех наступает паника разной степени тяжести. Юбиляр, кстати, тоже паникует, но на него уже никто не обращает внимания. Юбиляру всегда кажется, что надо оправдать доверие еще раз и не упасть лицом в салат в самый ответственный момент как минимум. Редкий юбиляр самоуверен настолько, что ему все охи, ахи и фейерверки совершенно нипочем. У такого всегда все в порядке. Он на высоте автоматически. Как герой, прошедший огонь, воду и медные трубы — давным-давно, в незапамятные времена. «Кофемания» встречает 20-летие в ранге городской достопримечательности, первого стабильного в смысле качества ресторана со своим стилем обслуживания, первой кофейни с едой, с праздничными тортами на заказ, с террасами для деловых встреч и успешных свиданий.

У меня с «Кофеманией» свои отношения. Прежде чем оказаться на первом этаже Московской консерватории с чашкой образцового капучино наперевес, пришлось отсидеть в чистилище — в кафе «Консерватория», ровно на том же самом месте, где через пару лет открылась уже вторая по счету «Кофемания» (30 апреля 2002 года). А первая была на Пушечной, в доме №9, за «Детским миром», и открылась она летом 2001-го.

В «Консерватории» сидели студенты, дирижеры, композиторы и будущие золотые перья журнала «Афиша». До «Афиши» редакция называлась «Вечерняя Москва», придумал всю эту затею американец Эндрю Полсон (издатель), а возглавлял Илья Ценципер (главный редактор). А я в «Вечерней Москве» была клубным и ресторанным критиком. Начинающим, понятное дело, наивным персонажем, который все время опаздывал на редколлегии по понедельникам в десять утра. «Консерваторией» Полсон явно брезговал, так как там не было суши, а были черный кофе с армянским коньяком, бутерброды с заветренной колбасой и, может быть, радикальное «мясо в горшочке». А еще по столам «Консерватории» бродили мухи, и, собственно, именно они были главной достопримечательностью. Нигде и никогда, ни раньше и ни потом, я не встречала подобных крупных экземпляров.

Ценципер после редколлегии уходил в «Консерваторию» завтракать вместе со всей редакцией. Редколлегия обычно длилась минут пять-семь и придумана была для поддержания дисциплины и устрашения. Пять минут опоздания — штраф сто условных единиц и ни копейкой меньше. Переживать материальные потери приходилось при помощи «Консерватории», отгоняя мух, с «кофе по-восточному» — с сахаром и с долькой лимона на закуску.

Надо ли объяснять, что по поводу закрытия кафе «Консерватория» никто особо не переживал. Совсем другие времена наступили в тот день, когда на Большой Никитской вдруг возникла просторная «Кофемания» с террасой и прочим буржуазным комфортом. Новое место принципиально пахло чистотой и хорошим кофе. «Кофемания» появилась как логичный результат московского кофейного бума конца XX века. Завтраки «не дома» весной 1999-го только входили в моду, а вот на кофе в кофейню народ уже выбегал без подсказок и дополнительных увещеваний. «Кофемания» с первого своего дня задрала планку сливочной пены капучино на немыслимую ранее высоту и окружила посетителя толпой вежливых официантов. Удовольствия стоили приличных денег, но их почему-то никто особо не считал и не жалел.

В «Кофемании» у памятника Чайковскому в 8.30 утра завтракали творожными запеканками водители автомобилей представительского класса. Их пассажиры за соседними столами заключали сделки и пилили инвестиционные пакеты. С первой утренней чашкой капучино в руках шуршали газетами начальники и начальницы больших и малых корпораций нулевых. Выездные редколлегии «Афиши» тут больше не проходили, но большинство окрестных мам, сдав детей в сад или школу, окончательно приходили в себя от нервного утра именно тут, и я была одной из них. В редакцию в Большом Гнездниковском приходить раньше 11.00 не имело смысла, так что в «Кофемании» я начинала писать свои тексты на бумажках, чтобы потом перенести их в рабочий стационарный комп.

Дневные деловые обеды и собеседования на предмет новой работы лучше всего проходили тоже в «Кофемании» — еда была всегда одинаковой, обслуживание — быстрым, и росло ощущение, что есть в городе место, в котором не надо отвлекаться на быт. После очередного кризиса публика начинала было считать деньги и экономить, но удивительным образом это затягивание поясов никак не касалось «Кофемании». Местная чашка кофе всегда казалась гарантом благополучия, и на нее наскребали, несмотря ни на что.

Если не понимаешь, куда хочется пойти, и с выбором морочиться лень, первое, что приходит в голову — это она. Так было всегда. Исторически любимая локация на Большой Никитской спасала меня столько раз, что и не сосчитать. Даже журнал про гастрономические путешествия «Первое. Второе. Третье» был придуман в этих стенах, концепцию и рубрикатор я записала в тот день по привычке на салфетках. У меня здесь всегда возникало автоматическое чувство защищенности, почти как дома. Понимаю, что странно это звучит, но всего лишь констатирую факт.

А еще я всерьез считаю, что «Кофемании» первой удалось победить вечный московский фетиш — сырники. Они их сделали каноническими. Местный салат «Бора-Бора» с затейливо очищенным и нарезанным огурцом и поджаренными сочными креветками не скопировал в середине нулевых только ленивый пункт общепита. Все пытались повторить, но ни у кого не получалось достоверной версии, а «Кофемания» не обращала на плагиат никакого внимания и стала размножаться вроде как сетевым способом, но каждый новый объект был построен со своим собственным лицом. Оставалось одинаковым только качество еды, напитков и обслуживания. Цены сохраняли свой немыслимый уровень, но, прокатывая карту, каждый из нас повторял как заведенный: «Зато здесь стабильно».

Как выяснилось, у «Кофемании» есть свой внутренний слоган: «Мы — дом в большом городе». Именно с этой мыслью каждый из нас сталкивается сегодня каждый день, переступая знакомый порог. Они всегда одинаковые. Даже в аэропорту Домодедово им удалось что-то такое подсветить особенное и превратить кофе перед самолетом в целый ритуал (знаю больше трех десятков девушек, которые без упомянутого капучино отказываются выходить на посадку, а в самолет загружаются только с боксом оливье в обнимку).

«Кофемания» — московский проект, у нас их на сегодняшний день больше сорока штук. В других городах она не приживается (пресловутая стабильность летит в регионах в тартарары, и в этом все дело). Но тот факт, что кофейне с едой исполняется два десятка лет, реально превращает локальную сеть в городскую достопримечательность — в редкую классику.

Фото: открытый источник