«В Питере — пить!» — агитирует Шнуров. Корнелюк влюбляет в город, которого нет. И все мы бежим на «Сапсан» — скорее туда.

У меня с Петербургом отношения сложные, но близко родственные — исторические, генетические и фактические причастные. Но лет десять назад возник какой-то нездоровый ажиотаж. Все эти надписи: «В Петербург — только по любви» и «Любимый город на Неве — как я без него проживу до следующего приезда?!» — ввели своей приторностью в гликемическую кому. В какой-то момент Петербург стал не красивой личной мечтой многих, а мейнстримом. Я и завязала.

А знакомые все ездили. Примерно в то время в Петербурге открылся модный книжный магазин «Подписные издания» — он стал меккой московских интеллектуальных снобов, а «Севкабель» и «Новая Голландия» усугубили культ. Пространства прекрасные, но экзальтированных восторгов было чересчур много.

Зачем едут москвичи в Питер? Вариантов уйма. Даже в холодное, тогда еще коронавирусное утро в раннем поезде я разглядела клерков, аккуратно развешивавших на плечиках пиджаки, шумные компании старших школьников и студентов, мужей и жен, работающих на два города и готовящихся к недолгому воссоединению семей. Вектора два — по делу или без дела.

Проблема в том, что инстаграм* стер лица городов напрочь. Благодаря геолокациям, которые перед поездкой ну никак нельзя не посмотреть, все по накатанной идут в одни и те же «места с картинки». И даже в отелях останавливаются одних. Такое ощущение, что для некоторых поездка в Петербург становится возможностью доказать себе и окружающим личную состоятельность: я могу себе позволить неделю в «Гельвеции» или «Астории», могу купить билет в Мариинку, могу зачекиниться в Эрмитаже напротив «Данаи»…  Кстати, насчет Эрмитажа — нет каждый раз предела моему возмущению (и это не жадность): почему цена входного билета стремится к купюре с Ярославлем? Забыла главное — доказать: могу выпить весь бар пивняков на Рубинштейна и Думской. Но если не залезать в интернет, то город точно заиграет красками, только твоими.

Я снова выстроила мостики с Питером. Каждый раз, готовя материал для рубрики «Это мой город», я задаю героям вопрос: «Чем москвич отличается от жителя другого города?» — и, недолго подумав, традиционно прибавляю: «Или все это глупость — люди везде одинаковые?» Сама же в голове отвечаю: не глупость — люди разные.

Начиная с обратного переименования города в Санкт-Петербург многие петербуржцы оказались растеряны. Хотя из результатов голосования мы знаем, как все ратовали против «Ленинграда». «Вот посмотри, разве этот город похож на Санкт-Петербург?» — ища поддержку, спрашивают питерские знакомые меня. Я долго не могла понять разницы, но один аргумент расставил все точки над i: «Блокаду пережил Ленинград». Это город связи и преемственности, привязанности к оставшейся от бабушек и дедушек коммунальной комнате, переживания о своем доме. Прогрессивно смотрящая на жизнь мама приятеля-журналиста подсказала, что написать сыночку в советском сочинении «Из моего окна видно… » — ангела со сломанным крестом. Они жили в коммуналке на Васильевском, около церкви великомученицы Екатерины, где на крыше ангел держит крест (в блокаду в него попал снаряд). Этот приятель и сейчас снимает квартиру в Центральном районе, не понимая, как можно жить не в памятнике северного модерна.

И если Москва — вокзал, то Петербург — изолятор безвременного содержания, в котором все друг друга знают. Вот зачем едет в Питер москвич, у которого глаза не застелила пелена инстаграмности, а есть ниточки-друзья-дела — за человечностью. После пышной Москвы, сворачивая, например, на не очень растиражированный, но прекрасный Английский проспект, видишь, как город живет обычной, а не показной жизнью. Off-White не стал ее смыслом — вот мимо прошла очень красивая девушка, у которой на лбу не отпечатан бренд. Вот мама катается с ребенком на роликах и не смотрит в телефон. И, не поверите, у нее не последняя модель айфона. А вот в не самую свежую модель мерседеса сел депутат ЗакСа. Москва пресыщена, она с холестерином, а питерцы еще держатся — чуть аскетичнее, зато здоровее. И они до сих пор читают в метро газеты — у них сохранились газетные киоски на каждой станции.

Московские успешные ребята практически все обложились секретарями, ассистентами и пиарщиками — они недосягаемы. В Питере люди, чего-то добившиеся, легко сами берут трубку, многие — кнопочную.

— Мне нужна помощь…  — звоню я ленинградцу, в том числе и знакомому знакомого. И даже вообще незнакомому.
— Конечно! — отвечает мне он.
— А какая? — говорит большинство москвичей.

Когда я обсуждала с приятелями это возрождающееся ощущение человечности после каждой поездки в Петербург, многие согласились: точно, вот оно — то потерянное, о чем напоминает мне Питер, за чем я подсознательно с удовольствием еду туда, иногда даже придумывая дела. А другие так и не поняли, потому что были они только в лофт-проекте «Этажи».

_________________________________

* организация признана экстремистской и запрещена на территории РФ