Московский папа: почему надо подсматривать за перепиской детей
Это случилось не у близких друзей, но история от этого не становится менее страшной. Итак, обычная интеллигентная семья. Без особых конфликтов и драм. В семье 16-летняя дочь. Назову ее Таня. Девочка спокойная, неглупая, интересовалась — в меру — поэзией, любила селфи и мемасики. Училась средне. Короче, обычная девочка. Был у нее мальчик — не то чтобы прямо страсть, ну мальчик и мальчик. Обычный мальчик. И вдруг Таня кончает с собой.
Это было типичное «ничто не предвещало». Таня не ссорилась дико с родителями, не расставалась с мальчиком, не задолжала кому-то денег за наркотики. Вообще никаких трагедий. Уже после всего мальчик сознался, что Таня не раз говорила о самоубийстве, но он лишь усмехался: это же вообще «модная» тема у подростков. Конечно, заподозрили тайные интернет-сообщества, в которых дети обсуждают способы ухода из жизни, в которых всегда есть провокаторы, они подталкивают: ну давай, давай! Начали смотреть. Нет, ни в каких сообществах Таня не состояла. Но обнаружилось другое. В инстаграме последние месяцы она постоянно говорила, как ей плохо, какой страшный мир ее окружает и как она не хочет жить в этом мире. Ясно, подружки комментили сочувствующе: типа да, все ужасно, а дальше будет лишь хуже. И вот что важно — аккаунт Тани не был закрытым. То есть любой мог зайти и прочитать. В том числе и родители. Но, понятное дело, им такое и в голову не приходило: смотреть еще всякие подростковые глупости. Таня же не устраивала дома истерик, не рыдала безо всякого повода. То есть никаких видимых причин для беспокойства.
Тем, что столкнуло Таню с крыши, оказался ничтожный случай. Ей нагрубила продавщица в магазине. О чем Таня опять же сообщила в инстаграме. Это последняя запись. (Никаких слов прощания Таня не писала.) На самом деле Таня была давно готова к финальному прыжку. Продавщица — лишь последняя цифра в смертельной формуле, какая-то даже закорючка, а не цифра. Но все, формула внезапно завершилась. Дальше — тишина.
Родители Тани могли бы ее спасти, просто если бы читали ее инстаграм. Но они видели дома лишь спокойную дочь, у которой в комнате всегда порядок. Ну грустна иногда — кто не грустит? Потом уже стали вспоминать, что за несколько дней до смерти ругали Таню за что-то, причем за фигню какую-то, за нерадивость в учебе. Оба, и мама, и папа. Говорили, что она ничего не хочет, что у нее в жизни нет цели. Это вообще было их любимой темой. «Вот мы в твои годы… » То есть перед финальным знаком в смертельной формуле они поставили еще и свой. Если бы они знали, что у нее на самом деле в душе, они бы уж точно не зудели про цели в жизни, они бы выстроили иную модель отношений, они бы с ней были мягки и осторожны, они бы пошли к психологу, наконец. Не вместе с Таней, а сами — посоветоваться. У нас же все любят психологов. Хотя и без них ясно, что делать и как себя вести с ребенком, который пишет, что не хочет жить.
Тут мне скажут, что это девочка с суицидальными наклонностями, такой психический склад, и ничего бы не помогло. Глупости. Каждый второй подросток с такими «наклонностями». Слушайте, я сам лет в семнадцать пытался резать вены. К счастью, оказался труслив, порез сделал неглубокий. Только не все такие робкие.
Родители виноваты в смерти Тани. Родители должны читать, что пишут их дети в соцсетях. Разумеется, не ставя ребенка в известность. Не обсуждая с ним: «Так, а что это ты такое о смерти там навалял?» Исключительно тайно.
Тут мне опять скажут: а они могут закрыть аккаунт и вообще есть много способов шифроваться. Конечно. Но есть много способов дешифровать. Вы родители или кто? Можно, в конце концов, смотреть в телефон сына или дочери, когда они не видят, когда спят. Что у них в мессенджерах. Узнать пароль совсем не проблема. За детьми надо подсматривать, да. Вот так прямо я и утверждаю. Вопреки принципам либерализма и святости личного пространства. Ничего аморального в этом нет. Это не «чужие письма», это вашего ребенка письма. Это его твиты, посты, мемасики. Это его жизнь. Которую вы не знаете вообще даже при самых хороших отношениях. А соцсети для них — главный способ манифестации. Они же не просто так пишут. Это подсознательный крик о помощи: «Послушайте меня! Спасите меня!» Они очень скрытны и ужасно откровенны в одно и то же время. Такой подростковый феномен.
Возраст примерно с 14 до 19 — самый опасный, смертельно опасный. У девочек пораньше, у мальчиков попозже. (Кстати, именно поэтому армия в 18 лет не очень хорошая идея.)
Влезайте в аккаунты, в мессенджеры, во что там еще — и смотрите, что они пишут. Аккуратно, незаметно, но влезайте без зазрения совести.
Был такой писатель Анатолий Мариенгоф — близкий друг Есенина, «Роман без вранья», все дела. Но это юность. Потом у Мариенгофа была очень хорошая семья, у них рос сын Кирилл, обожаемый Кира. Умница и книголюб. В 16 лет Кирилл внезапно кончает с собой. Спустя много лет Мариенгоф напишет мемуары. Там много о Кире. Мариенгоф говорит, что когда разбирал бумаги сына — а тот много писал — обнаружил новеллу, в которой сын описывает самоубийство, с подробным анализом. Отец понял, что мог бы предотвратить смерть Киры, если бы прочитал это, если бы не был «слюнявым интеллигентом», который без разрешения сына не входил в его комнату. Мариенгоф восклицает: «Отцы, матери, умоляю вас: читайте дневники ваших детей, письма к ним, записочки, прислушивайтесь к их телефонным разговорам, входите в комнату без стука, ройтесь в ящиках, шкатулочках, сундучках. Умоляю: не будьте жалкими, трусливыми интеллигентами!»
Мариенгоф пережил два самоубийства очень близких людей – Есенина и сына. Он знает, что говорит. Только вы можете спасти ваших детей. Успеть.