Московский персонаж: городской крестьянин
Когда все ноги в кроссовках, ботинках и лодочках прошагают от подъездов в сторону метро, когда за последним учеником закроется школьная дверь, а самые поздние собачники догуляют свое, городские крестьяне устремляются к своим пажитям. На голове повязана выцветшая косынка, на ногах — резиновые сапоги, в одной руке — раскладной стульчик и мешочек с удобрением, в другой — грабли и тяпка, в глазах светится многовековая тяга к земле.
Все начинается с небольшой делянки на углу либо между домами, почему-то оставшейся без внимания управы с ее вечной тягой к благоустройству. Годами и десятилетиями этот несчастный пустырек покрывался сорняками, забрасывался окурками, засиживался котиками, загаживался окрестными собаками — и на все это из окна с грустью смотрели глаза будущего городского крестьянина. «Эх, сколько земли пропадает. И вообще некрасиво, надо облагородить», — думает он. Хотя на самом деле она, поскольку городскими крестьянами чаще всего становятся женщины пенсионного возраста. Может, это та самая медсестра из районной больницы, или нянечка из детского сада, или бывшая учительница, которая уставила все подоконники в родном учреждении цветами, ухаживала и поливала, ревниво оберегая каждый хрупкий росток? Кто знает, важно, что сейчас у нее есть уйма свободного времени и нерастраченной энергии. В ее жилах бурлит кровь рязанских или поволжских предков, ее руки жаждут простого и дающего ответы на все жизненные вопросы труда земледельца. Ее могла бы спасти дача, где огурцы, малина и клубника, но своими шестью сотками она так и не обзавелась. А клочок землицы — вот он, зовет и манит.
Сперва на пустыре появляется пара чахлых тюльпанов. Это как бы пробный камень: взойдут или нет и стоит ли вообще эта земля ее усилий. На следующий год посадка разрастается до полноценного цветника, все сорняки вырываются под корень, весь мусор тщательно собирается и выносится, появляется еще одна делянка с гладиолусами и первые кустарники. Местный ДЭЗ на эту бурную деятельность смотрит сквозь пальцы: мол, нам не надо, если кто хочет, то пожалуйста. А для свежеиспеченной городской крестьянки этот крохотный пятачок уже стал центром ее личной вселенной.
Окружающий город зовет и манит. Ему есть что предложить, даже тем, кому за 65+: скандинавская ходьба, экскурсии, дневные киносеансы, компьютерные курсы для пенсионеров, «Активное долголетие» и даже банальные посиделки на лавочке с обсуждением «Ленки — наркоманки и проститутки из третьего подъезда». Но все это отходит на задний план, ведь у городской крестьянки куча дел, а еще надо как-то постараться выкроить из своего скудного бюджета на семена, саженцы и удобрения. Когда Вольтер писал, что каждый должен возделывать свой сад, он вряд ли предполагал, что его поймут так буквально.
Заодно выясняется, что у ее мечты слишком много врагов. Несознательные соседи, которые так и норовят срезать дорогу до подъезда через ее возлюбленный участок. Собачники — ведь моча у псовых «хуже, чем кислота» и представляет опасность для нежных молодых кустиков. Птицы, которые охотятся на полезных дождевых червяков, и вообще весь мир, озабоченный лишь тем, чтобы растоптать ее траву, вырвать цветы, осквернить священные клумбы и снова набросать на них мусора. Городской крестьянке приходится днями напролет просиживать у окна, бдительно отслеживая любые перемещения вокруг ее участка и разражаясь яростным криком, если кто-нибудь все же вторгнется в охраняемый периметр. Да, это она купила трафарет и изготовила самодельную табличку «Выгул собак запрещен, штраф — 1000 рублей!», а вовсе не дворники.
Но порой происходит катастрофа, и город всей своей разрушительной силой вторгается в крохотный мирок городской крестьянки. «Мосгаз», «Мосводоканал», МОЭК или просто рабочие с соседней стройки однажды явятся подобно стихии и перекопают все в одночасье. Крик и угрозы вызвать полицию на них не действуют — у них задание, у них наряд и что им до какой-то бушующей у себя в окне старухи. Стук лопат и лязг экскаватора буквально убивают всю ее жизнь, сокрушая результаты многолетних трудов прямо на глазах. В отчаянии она выбегает на улицу, пытаясь спасти хотя бы луковицы тюльпанов, чтобы прорастить их в банке до лучших времен, но их уже выбросили — и все кончено.
Мать моего приятеля по детским дворовым играм, уйдя с работы и разведясь, однажды начала присматриваться к полоске между двумя домами. Она рассказывала мне, какие цветы и где собирается посадить и какую поставит ограду, просила помочь довезти удобрение, словом, уже готовилась стать полноценной городской крестьянкой. Но рядом достраивается элитный жилой комплекс, его надо было как-то подключать к коммуникациям. В один прекрасный день путь мимо наших домов был изогнут временным забором, а присмотренный ею участок земли превратился в гигантскую траншею, которую лишь спустя полгода наконец-то закопали. В каком-то смысле ей повезло — ее мечта умерла, не родившись, и она не успела получить душевную травму, которую не смогли бы залечить никакие сериалы.
А вообще зря я так, наверное. В конце концов тихий и незаметный труд городских крестьянок делает наши дворы чуточку лучше, благодаря ему появляются уголки хоть чем-то, но отличающиеся от казенного благоустройства. Городских крестьянок надо беречь и принять хоть какой-нибудь закон, охраняющий возделанные ими участки. Когда настанет черный день и в Москве начнутся перебои с продовольствием, мы затащим на крыши панельных многоэтажек мешки с самым плодородным грунтом и отдадим им в полное и безраздельное владение. И когда этих крыш коснутся первые солнечные лучи, навстречу им рванутся зеленые побеги молодого риса, над городом разольется музыка из «Затоiчи» Такеши Китано и настанет окончательная синергия города и деревни.