Я буду с вами откровенен: я не люблю бедных людей. Не за то, что они бедные, а за то, как они говорят о своей бедности. Ведь искусство жаловаться — величайшее из искусств.

Первое, чему я научился в Москве — прибедняться. Бедные люди потому и бедны, что не умеют жаловаться. Настоящий москвич заманит вас домой на чай и торт. И когда вы напьетесь и наедитесь, обрушит на вас поток жалоб.

Поэтому так раздражают те, кто подходит на улице. Они сразу начинают жаловаться. Им нужны деньги, еда, билет в Воронеж, набор бесплатной косметики для сториз. Но из «Трехгрошовой оперы» я точно знаю, что они мошенники.

Поэтому я никогда не подаю на улице. Самым навязчивым говорю, что у меня нет наличных. Сначала я врал, но затем правда перестал их носить. Я думал, что теперь я в безопасности. Но вот с моим другом произошла история, которая все перевернула. В ответ на «нет наличных» попрошайка протянула ему…  номер карты. И сказала, что если получит деньги, то подаст молитву за здравие, если не получит — за упокой.

Чтобы не помогать людям, я решил отправлять донаты в Википедию. Потом она перестала принимать платежи из России…  И я вновь оказался перед вопросом: что делать с хором тех, кто страдает в Москве?

И вот пока я думал, кто из людей достоин моей помощи, другие просто помогали. Самое удивительное в Москве — это не Кремль, Воробьевы горы или «Зарядье». Самое удивительное — это добрые люди. В самом этом выражении — «добрые люди» — есть какая-то вычурность. Именно так они и выглядят. Ведь добрые люди безвкусные. Они одеты хуже тех, кого хотят одеть.

Люди помогают людям. Я сейчас монтирую фильм, который возник благодаря добрым и прекрасным людям. Финальные титры будут состоять из сплошного потока благодарностей. Это святые, из-за которых небесный Собянин хранит Москву.

Людей я люблю, а фондов боюсь. Последний раз, когда я работал с благотворительным фондом, то получил от него совершенно дикий бриф. Первое, что в нем было написано — не использовать образы «сексуальных меньшинств». Первое.

Я все понимаю: да, фонд не может рисковать. Да, фонд помогает всем и тем же «сексуальным меньшинствам». Да, так проще собирать деньги. Но писать такое глупо и стыдно. Это как объявление о «квартире для славян». Такое можно думать, но никогда нельзя писать.

Поэтому я никогда не забываю, что Москва — это квартира для семейных славян. Без животных.

Тем временем моя соседка снова выходит на улицу с двумя мисками корма. Через пару минут из подвала появятся пыльные кошки и усядутся есть. Кто-то говорит, что она «разводит инфекцию». Кто-то, как я, умиляется. Умиляется, но радуется, что это происходит в соседнем доме. Как в стихотворении Пригова: «Играйтесь на травке пушистой, // Но только вот сунетесь в дом, // Я как тараканов-фашистов // Вас смерти позорной предам».

Но как же хорошо, что не все такие, как я. Как же хорошо!