Скандалов в большом городе тем больше, чем меньше в нем секса. Между ними — скандалом и сексом — обратная пропорциональность. Если москвич недоскандалил, значит, он долюбил.

Отгремят половые скандалы 8 Марта, и можно заняться более привычными: авариями, мордобоями, угрозами в комментариях.

Самые интересные скандалы, конечно, связаны с вопросами морали. Поэтому на первое место выходят заявления депутатов: они всегда или за мораль, или пробили в ней второе дно. Но когда речь идет о простых людях, то в скандалах регулярно повторяется одна модель.

Представим обычную московскую улицу в обычный день. Жертва стоит на остановке и ждет автобуса. Мимо идет человек и дает жертве по голове. Этот человек — обидчик. Далее начинается самое интересное. Обидчик что-то выкрикивает и убегает, жертва машет руками и взывает к москвичам: что же это такое, товарищи. Товарищи снимают жертву на телефоны и разбегаются. Полицейского нет. Жертва думает: что ж поделать, пойду домой. Дома с ней тоже говорят как в фильме про Чапаева: «Ранен?» — «Ранен, Василий Иванович» — «Ну и дурак».

Каждый день каждый москвич может начать скандалить, но не делает этого. Поэтому к скандалистам подходят с особым пристрастием: кто ты такой, если позволил себе разораться? Просматривая заголовки новостей, каждый может сказать: «Ну и что? И мне когда-то дали по голове. Но я же не кричал». Такое отношение не лишено житейской мудрости. Горожане знают, что «это ни к чему не приведет… » И мудрость эта передается веками. Поэтому диалог с жертвой обычно выглядит так: «Привет. Как дела?» — «Знаешь, мне на улице дали по голове. Все видели. Но я ничего не могу поделать. Всем на меня наплевать». — «Ох, какой ужас! Ну ты держись. С Масленицей!»

Обидно? Обидно. А сейчас будет обидно всем. Есть такой текст, написанный французом (сардинцем) Жозефом де Местром, называется «Религия и нравы русских». Его обидность смягчается только тем, что он возник из наблюдений за питерцами, а не москвичами. Де Местр рассказывает, как рухнуло большое здание и едва не погубило самого императора: «Тем не менее я не слышал, чтобы кто-нибудь обмолвился об этом хоть одним словом, а ведь я ходил по всему городу. Когда я попытался в качестве пробы заговорить с теми, кто попадался на глаза, все, кто слушал меня, всегда изображали удивление, словно прибыли откуда-то издалека. “Ах, что вы говорите”, — восклицали они, а затем переходили к чему-то другому».

Поразительная способность поохать, поплакать и переходить «к чему-то другому» — это наш эволюционный выбор. Одни животные выбрали регенерацию, другие — иммунитет. Мы за первое: «отвалилось — новое вырастет», «тебе не нравится, а всем нравится», «незаменимых у нас нет». Это регенерация. Иммунитет — это когда весь организм болит, если в него попадает вирус. Все тело от головы до пяток занимается одним частным скандалом, пока он не будет побежден.

Это не мы. Мы теряем людей, как хвосты. Мы ящерицы. Нам не жаль потерять ни хвост, ни голову. Мы знаем, что если ее отрубить, то вырастут три. И это не сказка. Это Москва.

Иллюстрация: Т. Гнисюк