В Москве хорошо, комфортно, безопасно, но только до тех пор, пока ничего плохого не случилось. Кажется, Москва отрицает саму возможность существования неприятностей, но они все же происходят.

«Москва, она такая женщина-женщина, Питер, очевидно, пацан, но кто Норильск, так и не разобрался», — написал недавно в фейсбуке один знакомый. Выяснять пол Норильска я бы не рискнула, но Москва действительно женщина. Ее переулки всегда выводят не туда, куда должны согласно общепринятой (мужской) логике, ей идет эклектика и она «носит» свою аляповатую Красную площадь так, что всем нравится.

Москву хочется наряжать. Однажды я вышла из «Театральной» на Большую Дмитровку и подумала, что со мной случился флэшбэк после вчерашней рейв-вечеринки. Но тут же вспомнила, что мне тридцать четыре, у меня трое детей, и на рейв-вечеринки я никогда не ходила. Просто Москву снова решили приукрасить и на всей протяженности улицы вот так, без повода, расставили гигантские светящиеся леденцы на палочках. Но эстетика «чаепития у Безумного Шляпника», которую поначалу так любили в столичной мэрии, все же постепенно сходит на нет и сменяется чем-то более сдержанным.

Москву приятно рассматривать с разных сторон, поворачивать к себе Замоскворечьем, Китай-городом, водить взглядом по «Сити». И да, небоскребы ей тоже идут. Москва вообще красивая, когда смешивается с небом.

Москва умеет отдаваться. Ты, конечно, понимаешь, что миллионы людей сидели на этой лавке, под этим фонарем, за этим столиком на летней веранде и будут еще сидеть, но сейчас это место только твое.

Москва — мать. Она выполняет самую главную материнскую функцию, дает ощущение того, что мир иррационально хорош. Психологи считают, что мать должна обеспечить ребенку состояние внутреннего комфорта, ощущение праздника, уверенность в том, что жизнь разнообразна и полна открытий. Поэтому дети, получившие соответствующую поддержку и заботу от матери, вырастают и перестают бояться темноты, того, что из-за угла на них выскочит монстр. Они прошли с матерями сквозь все темные коридоры и убедились, что монстров нет. Зато есть шары на елке, вкусный семейный ужин и долгая жизнь, полная ярких открытий. И Москва прекрасно справляется со своими материнскими обязанностями.

А вот с базовой потребностью в отцовской защите у москвичей проблемы. Москва — женщина, чей муж однажды вышел выбросить мусор и не вернулся. Но говорить об этом не принято, и в ответ на прямой вопрос она предпочитает рассеянно улыбаться и менять тему.

Вы когда-нибудь пробовали вызвать в Москве полицию? А аварийную службу? А пожарную инспекцию? Если никого не убили, дом не снесло ураганом, а пожар не начался, хотя вот-вот начнется, никто не приедет.

Капремонт — это беспроигрышная лотерея, только наоборот: либо подрядчик будет плохой, либо очень плохой. Недавно в соседнем доме рабочие начали разбирать крышу и пропали. Ночью пошел уверенный осенний ливень, вода струилась по лестничной клетке, у кого-то в квартире закапало с потолка. В то же время дождем заливало старые доски, снятые с крыши и сваленные во дворе, вода размыла содержимое брошенных там же мешков с цементом. Рабочие при этом как будто тоже растворились. Выдвигались версии об их похищении. Жители весь следующий день звонили в аварийную службу, в полицию, в управу района, в управляющую компанию и фонд капремонта, но специалисты приехали только к вечеру и то отреагировав не на звонки, а на сообщения в районных группах в фейсбуке. Чем подтвердили мнение, что в Москве посты в соцсетях работают порой лучше официальных жалоб. Туда регулярно заходят сотрудники управы и «Жилищника», которые поняли, что телефонную или письменную жалобу можно замять (и, если повезет, проблема сама рассосется), а посты в каких-нибудь «Соседушках» будут висеть и портить имидж. Таким образом, локальные районные группы вдруг стали реальным способом давления на власть. Увы, только на местном уровне.

Когда осматривали залитый водой подвал, обнаружили там мертвецки пьяных рабочих. Случился скандал, бригаду сменили. Пускай новые рабочие и не высококлассные мастера, но пока трезвые, и то хорошо.

Говорят, взрослые, которые носят с собой газовый баллончик и по нескольку раз за ночь проверяют, заперта ли входная дверь, вырастают из детей, не получивших от отцов ощущения защиты от физических угроз. Если они росли с любящими матерями, то знают, что в темноте нет монстров, но насчет убийцы с топором не уверены. Елка может свалиться на пол, кость от праздничной утки — застрять в горле, да и вообще людям лучше не доверять. Когда в других европейских столицах, допустим, обваливается мост, это воспринимается как что-то из ряда вон выходящее, а для москвичей — в порядке вещей. «Конечно, обвалился, кто бы сомневался» — типичная реакция столичного жителя на неприятности.

Мы можем кататься на новых поездах в самом красивом в мире метро, гулять в парках с отличным ландшафтным дизайном, ездить по велосипедным дорожкам, завтракать в хороших кафе, получать документы без очередей. Но если в нашем дворе набекрень завалится огромное старое дерево, угрожающе нависнув над детской площадкой, если кто-то будет ломиться в дверь подъезда посреди ночи или вы заметите драку на улице, отвечающие за разрешение этих проблем службы, скорее всего, вежливо ответят, уточнят адрес, но реакции не последует. По крайней мере с первого раза.

А Москва не отчаивается и продолжает делать вид, что ничего не произошло, папа работает, он очень занят, иди лучше посмотри, какие фонарики зажглись на елке, и на осине, и на тополе, на каждом дереве в этом чудесном городе.