В Москве проходит IV Международная биеннале уличного искусства «Артмоссфера», которая продлится до 31 июля. Ее сооснователь и бессменный руководитель Сабина Чагина рассказала «Москвич Mag», почему проекту было важно расширить пространство, выйдя из выставочного зала в город, и что за последние 10 лет для восприятия стрит-арта созрели не только жители, но и чиновники (хотя установить в городе паблик-арт-объект пока еще весьма непросто).

Расскажите про фестиваль этого года. Как я понимаю, он очень отличается от всех предыдущих. Что самое крутое в нем и чем он отличается от других фестивалей?

Во-первых, я немножко поправлю: у нас все-таки не фестиваль, а биеннале, и это важный аспект, мы стремимся повторять ее раз в два года. Если фестиваль можно не продолжать, то у нас все-таки миссия, чтобы «Артмоссфера» жила вопреки всему. Она не случилась в 2020 году, по понятным причинам мы ее перенесли, потом в 2022 году тоже по понятным причинам. И вот наконец она открылась.

Формат биеннале довольно емкий и поглощает все, что происходит в области уличного искусства на протяжении того срока, сколько она длится.

Главное отличие от предыдущих выпусков в том, что впервые «Артмоссфера» проходит целиком в городском пространстве. На первых трех биеннале основной программой была большая коллективная выставка в музейном пространстве. Потому что у нас была миссия — утвердить уличное искусство как неотъемлемую часть современного искусства и представить уличных художников в понятном для зрителя формате.

То есть у вас была цель открыть имена художников?

Да, конечно. Но проекту девять лет, и очевидно, что огромное количество неизвестных тогда художников сейчас уже вполне состоявшиеся, с растущей карьерой, у кого-то выставки в музеях, у кого-то — в галереях, и такой цели уже нет. Скорее, наоборот, у нас новая задача — вернуться на улицу, это во-первых. В целом среда созрела, город больше готов к тому, чтобы принимать искусство, нежели 9–10 лет назад. Это очень видно даже по коммуникации с разными службами, с которыми нам приходилось общаться в период подготовки проекта, начиная от «Гормоста», «Мосавтодора» и заканчивая РЖД. Всем было интересно, все говорили: «О, прикольно! Да, давайте делать, классно!» Десять лет назад такого точно не было, люди задавали первым делом вопрос «А это вообще зачем и для чего?».

Во-вторых, мне кажется, что уличные художники за это время заигрались в галерейно-музейные форматы и совсем ушли с улиц, часто выполняют только заказы на муралы (за что платят деньги в сезон), и мало фестивалей, которые имеют такой разный, мультидисциплинарный формат, показывающий много разных жанров внутри городской среды. У нас же не только муралы, как принято считать.

В-третьих, по моим наблюдениям, есть такой небольшой кризис внутри профсообщества: нет нужного движения, которое было в середине нулевых и в десятых, когда появлялось много молодых, талантливых, манифестирующих, выходящих на улицу. Сейчас этого нет, и нам показалось, что, может быть, тем художникам, которые уже состоялись в современном искусстве, тоже будет интересно попробовать себя в городской среде, понять, как это работает, почувствовать новую плоскость и за счет этого тоже каким-то образом разбавить жанр.

И уже если совсем по-взрослому, то мы пробуем предлагать изменения в нормативной базе, потому что если у вас даже есть деньги, художник и желание установить public art object в городе, то установить его очень сложно. Нет подходящего закона для этого.

А какие препятствия?

Препятствий нет, просто нет подходящего закона, проблема скорее в терминологии. Есть закон о памятниках, но мы занимаемся все-таки не памятниками, то есть закон сформулирован с упущением правильной терминологии, хотя бы объяснением, что такое современная скульптура, какая она может быть, из каких материалов, что такое public art, может ли он устанавливаться на постоянной основе, не только на временной. Короче, если вы хотите поставить современную скульптуру не в бронзе, а в каком-то другом материале, и если она не памятник, то практически невозможно сделать это официально. Под мероприятие — да, но это будут временные объекты. Мы сейчас прорабатываем этот вопрос, чтобы предложить изменения. Время идет, появляются какие-то новые форматы, а у нас там все в основном про монументально-декоративные композиции.

Возвращаясь к «Артмоссфере» — какие из объектов в этом году тяжелее всего дались в воплощении, в городском согласовании?

Конечно, все те, что за пределами «Винзавода», в городе. У нас эта территория называется «Арт Квартал», мы ее в 2019 году объединили с Artplay и обозначили на карте. У нее есть свой фирменный стиль, есть предложенная система навигации внутри «Арт Квартала». Изначально эта территория предполагалась как экспериментальная для разного рода креативных индустрий, например, пробовать дизайн-код города внутри этого квартала и другие экспериментальные проекты. Но за четыре года существования «Арт Квартала» не сильно что-то поменялось, территория, к счастью, благоустроена, но нужно как-то дальше прокачивать эту историю. У нас сначала появился проект НЕТСТЕН — это такой забор вдоль железнодорожных путей, который всегда был серым, мы уже третий слой меняем — рисуем на этом заборе с разными художниками. Когда придумали, что «Артмоссферу» мы будем делать только в городе, то, конечно, хотели максимально освоить территорию «Арт Квартала». И те проекты, которые вне «Винзавода» и Artplay — на набережной, в сквере, на мосту (у нас огромная инсталляция, целиком его покрывающая) — это было, конечно, самое сложное. И даже не из-за согласований. Как я говорю, отзывчивость со стороны ведомств есть, скорее просто никто не понимает, как это сделать, как это оформить, какая нормативно-правовая база под это нужна. Не каждый день приходится работникам «Гормоста» согласовывать скульптуру на мосту.

Вот с этим были самые большие трудности: подключить электричество к объектам, потому что у нас там есть такие надувающиеся скульптуры, сделать подсветку под объект. Нам очень помогли стратегические партнеры — Москомархитектура и лично главный архитектор Сергей Кузнецов, который проникся нашим проектом. Иначе, конечно, нам было бы сложно.

Есть ли какие-то планы на следующий выпуск через два года или рано пока об этом говорить?

Вообще работа над биеннале ведется непрерывно, потому что это очень большой проект. Я рассказала про основную программу, но у нас помимо нее есть три спецпроекта: Форум уличного искусства, Городские лаборатории — онлайн для людей, которые живут в регионах, экспертная поддержка региональных проектов, есть параллельная программа — это 15 разных проектов в городе. И, конечно, как только сейчас закончится эта биеннале, мы соберем обратную связь, проанализируем, как все прошло, и начнем готовить следующую. Пока сказать сложно, какая она будет. Я точно знаю, что мне нравится тенденция делать это все же в городе, а не в выставочном зале — застраивать в очередной раз Манеж просто неинтересно. А город — это такое безмерное пространство, с которым нам нравится взаимодействовать. Нравится, что многие проекты интегрированы в среду, и я думаю, что мы точно продолжим этот формат…  Надеюсь, что сможем все же вернуться к статусу главного международного события, каким всегда была «Артмоссфера».

Сейчас же, наверное, это невозможно?

Сейчас нет, но надежда есть, потому что в любой стране мира, если вы говорите «уличное искусство в Москве», вам говорят «Артмоссфера». Здесь побывали многие, практически все, кто активен в этой области. В этом году, конечно, было меньше гостей, но, слава богу, они были. И я почувствовала, как сильно влияют внешние обстоятельства. Сложно логистически организовать это, а финансово — просто невозможно, когда авиабилет из Европы стоит 200 тысяч…  А художники, которые хотели приехать, были.

Насколько я знаю, уличные художники очень строптивые ребята. Есть ли с ними договоренности, каких тем они могут касаться, а каких — нет? Есть ли какая-то цензура?

Самоцензура есть всегда и везде. Просто сейчас настолько огромная ответственность на каждом человеке лежит, начиная с того, что он пишет в соцсетях, и заканчивая тем, с кем он сфотографировался на вечеринке, что, конечно, у многих художников внутри это есть. Для меня искусство — очень мощная созидательная энергия. Эта созидательность передается смотрящему, она не разрушительна, если даже говорит о каких-то сложных, глубоких вещах, о какой-то драме, она при этом не деструктивна. Она предлагает зрителю решение. Я считаю, что так действует настоящее искусство…

Просто зная какого-нибудь Кирилла Кто, который норовит все время сделать провокационную работу…

Не знаю ни одной провокационной работы Кирилла Кто. Вот как раз Кирилл Кто не пишет таблоиды, понимаете? Он не пишет кликбейтные заголовки, за счет своей работы не пытается выстрелить, чтобы о нем говорили и писали. Нет ни одной деструктивной работы у Кирилла, которая начинает людей вводить в ступор и заставлять думать: «Ой, а что же с нами всеми происходит? Что делать-то вообще?» И я считаю, что Кирилл очень хороший пример той тонкой материи под названием «искусство», и того, как оно действует. Когда ты говоришь о каких-то вещах, которые находятся вне времени, вне пространства, они актуальны, безусловно, но они дают смотрящему какой-то выход, они помогают, потому что искусство лечит на самом деле, а не калечит. А есть, конечно, примеры художников, которые прямо по новостной ленте живут и таким образом самореализуются. Для меня это довольно дешевый прием. Есть один такой пример художника — Бэнкси, но он гениальный, уникальный человек, это феномен. И он был одним из первых, кто начал это делать на злобу дня, но он гениален тем, что он работает инкогнито, ему в принципе все равно, знают о нем или не знают. Знают название «Бэнкси», кто этот Бэнкси, сколько человек в этом Бэнкси, где они живут, как их найти, как их вообще идентифицировать — не важно.

Что вы думаете насчет настоящего и будущего уличного искусства в России? Искусство, особенно стрит-арт, все-таки должно реагировать на происходящее, на жизнь. Сейчас в полной мере это невозможно.

Это касается всего искусства. И кино, и театр, и стрит-арт, и просто арт в любом случае реагируют, они не могут не реагировать. Искусство — оно современное, про современность и создается современниками. Другой вопрос, какие методы, какой инструментарий использует художник и как он подает свой месседж, потому что многим нравится делать свои проекты, как бы поточнее сказать…  как будто с разным прочтением, когда ты сам додумываешь как зритель. Художники часто не любят экспликаций и не любят рассказывать, о чем их проект, они оставляют это зрителю. При этом у нас под влиянием того же концептуализма искусство очень текстоцентричное, целая плеяда художников, кто работает с текстом. Мы литературная страна, и никуда нам не деться от текстов даже в искусстве.

Как развиваться искусству? Вы наверняка видите это изнутри.

Я думаю, что все это будет развиваться. Когда мы начинали в Москве в 2013 году, были чуть ли не единственные, а сейчас уже по всей России в регионах и фестивали, и резиденции, чего только нет! Уже даже на Камчатке и на Чукотке проходят фестивали. Когда сезон, художники даже не успевают ездить по разным мероприятиям. Искусство будет развиваться, я уверена. Ему ничто не помешает.

Фото: предоставлено пресс-службой биеннале