Есть здания, настолько выбивающиеся из всего, что не понимаешь, в какой системе координат их оценивать. Корпус на Кадашевской набережной — тот самый случай: красный фасад из фактурного кирпича, гигантские белые рамы-наличники с черно-белыми репродукциями картин из собрания музея. Этот фасад был утвержден бюро «Спич» Сергея Чобана в 2013 году, правда, сам объем и планировочные решения были разработаны в институте «Моспроект-4» гораздо раньше.

Над проектом начали работать в 1990-м, символический камень заложили в 1995-м, строить начали в 2010-е, открывают в 2024-м. В целом это нормально для Третьяковки — здесь время течет по-другому, все измеряется десятилетиями. Например, ровно всю мою школьную жизнь, с 1986 по 1995 год, основное здание Третьяковской галереи было закрыто на реконструкцию. Такие долгие и вымученные проекты, как новый корпус на Кадашевской, редко бывают удачными, чаще всего они к моменту постройки устаревают. Но здесь особый случай — это здание ни в каких своих вариантах не было современным, его образы всегда обращались к удивительному архитектурному языку самой Третьяковки.

Этот язык начал формироваться в 1902–1904 годы при реконструкции особняка Третьякова Виктором Васнецовым, автором хрестоматийных полотен «Аленушка» и «Три богатыря», которые хранятся в галерее. Тогда был создан красно-белый фасад со «сказочным» обрамлением окон и дверного портала и барельефом с Георгием Победоносцем. В 1936 году справа от главного входа по проекту архитектора Алексея Щусева (он, кстати, был и директором Третьяковки) построили новый корпус, в котором элементы васнецовского фасада переосмысливались. Кокошники перекочевали на стену бокового фасада, белые наличники окон стали одним из основных приемов. Добавились более мощный карниз и квадратные декоративные вставки.

Именно эти элементы использовали в архитектуре зданий, построенных по проекту «Моспроекта-4», который тогда возглавлял Игорь Виноградский. Но главным элементом были сделаны арки: в Инженерном корпусе слева от исторического здания это стала аркада вдоль всего фасада, а в Депозитарии справа — обрамление окон. Это была не актуальная архитектура, а фоновая, развивающая идеи исторического здания.

Наконец в 1990 году приступили к проектированию нового здания, это был самый ответственный участок. Во-первых, это градостроительно важное место — угол Лаврушинского переулка и Кадашевской набережной. А во-вторых, если посмотреть на карту, то видно, что новое здание занимает пятно застройки, сопоставимое со всеми зданиями, построенными с момента основания галереи до 1980-х годов. Развитием Третьяковки продолжил заниматься институт «Моспроект-4», который возглавил Андрей Боков. Во всех версиях проекта видно, как архитекторы пытаются соединить невероятный масштаб здания и архитектурный язык Третьяковки. В проекте 1996 года это решается с помощью разбивки комплекса на несколько относительно небольших объемов, которые цитировали все предыдущие здания Третьяковки — входной портал васнецовского фасада, карниз щусевского, аркады Инженерного корпуса. Были в проекте и любимые тогдашним мэром Москвы Юрием Лужковым башни — они почему-то напоминали кампанилу собора Святого Марка в Венеции.

В 2001-м в проекте появляется атриум и, соответственно, принципиально новая планировка здания. Лужков был увлечен в равной степени башенками и атриумами, они появились во многих общественных зданиях — «Гостином дворе», музее личных коллекций ГМИИ им. Пушкина и музее Пушкина на Пречистенке. Собственно, построенное в итоге здание Третьяковки своими интерьерами напоминает эти постройки 20-летней давности. Тогда-то и родилась идея делать одно, цельное здание, а не делить его на части. В как тогда казалось финальном варианте 2008 года фасады в увеличенном масштабе повторяли аркаду Инженерного корпуса.

Но назначенный в 2012-м главным архитектором Москвы Сергей Кузнецов явно не был удовлетворен этим проектом. Сначала в «Моспроекте-4» прорабатывают новые варианты фасада, затем в 2013-м проводится закрытый конкурс на фасады, в котором приняли участие шесть команд. Был выбран проект бюро «Спич» (авторы — Сергей Чобан и Игорь Членов), самый, скажем так, несовременный, но который больше всего работал с наследием Третьяковки. При этом создавалось ощущение, что архитекторы хотели одновременно и убежать от навязчивого образа аркад, и при этом остаться верными архитектурному языку Третьяковки.

Тридцать четыре окна разного размера, выходящие на Кадашевскую набережную, превратили в рамы, в которых размещены черно-белые репродукции работ из собрания музея. Из несомненных удач — гигантская арка-портал на углу Кадашевской набережной и Лаврушинского переулка, которая несколько облегчает здание и обозначает вход. Явная неудача — инженерные системы, торчащие на крыше — непростительна для здания такого уровня. Образ здания получился уж слишком прямолинейным. И если в постройках 1980-х и проектах «Моспроекта-4» была некая монотонность, то здесь — навязчивость.

Внутри совершенно иной масштаб, нехарактерный для любого корпуса в Лаврушинском переулке. Здесь нет никакой камерности, «ламповости», присущей старым корпусам. По масштабу здание напоминает скорее Новую Третьяковку на Крымском Валу (только, естественно, в более современном виде), в интерьере продолжается красно-белая тема фасада. Кроме залов для временных выставок здесь разместятся концертный зал на 512 мест, детский центр, кафе, ресторан, из невидимых посетителям зон — реставрационные мастерские, хранилище и кабинеты руководства.

В целом новое здание Третьяковки можно считать памятником сразу двум эпохам — лужковской и собянинской. В 1960-е годы на ВДНХ была широко распространена практика навешивания современных модернистских фасадов на сталинские павильоны. Здесь еще более удивительная ситуация — лужковскому по сути зданию сделали фасад, который лишь условно, по времени создания, можно назвать собянинским.

Фото: Иван Новиков-Двинский/ГТГ, Фролов Михаил/Komsomolskaya Pravda/East News, pastvu.com