Якиманка — рубеж старой Москвы. За ее пределами заканчивается исторический город и начинается совсем другой — намного моложе. Историческая столица исчезает на глазах. Не замечая этого, мы год за годом теряем старинную Москву целыми районами. Прогулка по Якиманке — хорошая возможность поразмышлять о прошлом, настоящем и будущем города.

Географически район Якиманка разделен напополам Садовым кольцом. Центральная Якиманка — часть Замоскворечья, треугольник между Москвой-рекой, Пятницкой улицей (не входит в район) и, собственно, Садовым кольцом. Вторая, внешняя часть Якиманки объединяет зеленую парковую зону вдоль набережной. Она пролегает между двумя кольцами дорог — Садовым и Третьим.

Сама улица Якиманка (с конца XVIII века — Большая Якиманка) получила название в честь придела церкви Иоакима и Анны Благовещенской, построенной в 1493-м и снесенной в 1969-м. Из-за частых наводнений земля была дешевой, чем пользовались фабриканты. Поэтому на Якиманке столько старых, еще дореволюционных заводов.

Евангелие от МВД

Рядом со зданием штаб-квартиры МВД РФ на Житной стоит относительно новая церковь. Сооружение — образец лужковского стиля. Вход в храм обращен к оживленному движению машин. Мимо носятся прохожие, и я никогда не видел, чтобы кто-то заходил в саму церковь. Лет двадцать я считал, что здание закрыто либо оно частная молельня силовых структур. Оказалось, храм открыт публике.

Его современный фасад обманчив. Зайдя внутрь, оказываешься в традиционной, богато украшенной намоленной, как часто говорят, церкви. Интерьер выглядит намного старше реальных лет постройки. Стоит густой запах ладана. За церковным прилавком сидит вездесущая «храмовая бабушка» в платочке. Такая женщина неизменно сидит в каждом православном храме — торгует свечами и иконками. Иногда кажется, что это одна и та же бабушка. Меняются только пропорции ее лица и узор косынки. Я думаю, что храмовые старушки у прилавка — крайне значимый элемент церковной атрибутики. Если в новом храме не посадить несколько таких старушек, он будет казаться ненастоящим. Бабушка поведала довольно интересную историю о церкви. До того как в 1970-х возвели гигантскую белую коробку — управление МВД, на его месте располагался старый собор — церковь Казанской иконы Божией Матери у Калужских ворот. Это было большое и действительно красивое сооружение, пока его не взорвали в 1972-м. Иронично, но храм и старые дома сносили, готовясь к приезду американского президента Никсона. Получается, Никсон одним своим существованием снес парочку московских кварталов. В качестве «искупления» МВД профинансировало в 1990-х строительство этой маленькой церкви. По-своему это даже трогательно. Часто ли тут молятся сами силовики, старушка не раскрыла.

В нескольких сотнях метров находится другая церковь — очень старая и невозможно красивая. Это храм Иоанна Воина на Якиманке, еще времен Петра I.

Я не религиозный человек и мимо церквей прохожу равнодушно. А тут решил зайти — и не пожалел. Во-первых, небольшой сквер при церкви — странный уголок тишины возле гудящего проспекта. Только зайдя за церковные ворота, понимаешь, насколько же уличное движение громкое. Наше ухо легко адаптируется к шуму, а тут я начинаю слышать только мягкий шелест деревьев. Даже атеиста это подтолкнет подумать о чем-то высоком. Во-вторых, сама архитектура. Церковь, выполненная в стиле петровского барокко, — яркая и жизнеутверждающая, похожая на разноцветный пряник.

Кулинарная школа и русский терем

Большую Якиманку стоит разглядывать с обеих сторон. Между ними нет ничего общего, как часто и бывает с московскими улицами. Левая сторона (если стоять лицом к центру) — почти километровая полоса заведений на первых этажах брежневских коробок. Сразу за ними (и между ними) — относительно симпатичные здания лужковской эпохи. Эти дорогие эклектичные постройки объединяют богатый декор и попытка выглядеть исторически. Только здания эти подражают разным эпохам: то сталинскому ампиру, то модерну 1910-х. Что до первых этажей брежневских панелек, то я насчитал несколько азиатских ресторанов и примерно столько же банков. В моих глазах они слились в один «суши-банк».

По ту сторону проспекта располагается один из красивейших домов в Москве. Это особняк Игумнова, выполненный в псевдорусском стиле и похожий на сказочный терем.

Купец Николай Игумнов любил устраивать там балы. По легенде, на одном из них он распорядился устелить пол золотыми червонцами. Монеты, правда, были с изображением действующего монарха — царя Николая II. Технически гости несколько часов топтали лицо царя. Помазанник Божий юмора не оценил и сослал весельчака в Абхазию, где тот и осел до конца жизни. С 1938 года там располагается французское посольство. Есть нечто ироничное в том, что посольство Франции находится рядом с началом Ленинского проспекта. В прошлом проспект назывался Калужской дорогой. Именно по ней во время пожара Москвы отступал Наполеон. В позднем СССР особняк при посольстве собирал знаменитые вечера. Туда съезжались многие представители интеллигенции. Ближе к центру на Большой Якиманке сохранилось немало красивых зданий начала XX века в стиле модерн. Постепенно они заворачивают на набережную и образуют завораживающую панораму у Москвы-реки вперемешку с филигранными заводами. Думаю, что пол-России знает эту знаменитую панораму по бесчисленным туристическим открыткам.

Зайдя в торговый центр «Гименей» (когда-то главный московский свадебный салон), я разговорился со слушательницей кулинарной школы Аркадия Новикова, которая арендует помещение на втором этаже. Профессиональные повара приходят сюда повышать квалификацию. А в группы любителей в основном ходят, чтобы сделать приятное своей второй половине. Мария, 31 год, пытается, например, искупить вину перед мужем. «Он всегда ел все, что я готовила, никогда не жаловался. Потом я заметила, что муж выкинул еду в унитаз, когда думал, что я не вижу. А когда подруги и сестра стали мне честно рассказывать, что думают о моей стряпне, я поняла, что он меня так скоро бросит. Прежде чем уйти в чужую кровать, он сбежит в чужой холодильник».

Хипстеры и шоколадная фабрика

Построенная фирмой «Эйнем» в 1890-е годы, кондитерская фабрика на Берсеневской набережной после Октябрьской революции была национализирована и получила «коммунистическое» название «Красный Октябрь». Здания бывшей фабрики легко узнаются по рельефным фасадам из красного кирпича — совсем как в Кремле.

Однажды я зашел к знакомой на работу в «Красный Октябрь» — она директор модного дизайнерского бюро. Своим сотрудникам компания платит мало. Ради модной строчки в резюме молодые дизайнеры готовы пахать едва ли не за бесплатно. Картину, которую я увидел, войдя внутрь, я до сих пор не могу забыть. В тесной комнатке без кондиционера (дело было в августе) я насчитал больше двухсот человек. Сотня включенных компьютеров нагревала и без того густой воздух до предела. Давка была такая, что обстановка напоминала птицеферму. Только «птицы» умели красиво одеваться и пользоваться компьютерами. На мой вопрос «А как они тут дышат?» знакомая махнула рукой: «Не переживай, детишки и так справляются».

Конечно, такой случай — крайность. Я знаю и противоположные примеры. Мой племянник работает там же, в офисе, похожем на детский сад. Повсюду мягкие кресла-мешки, цветные столы расставлены случайно, а их бывший клиент регулярно угощает весь офис итальянской едой. Где-то между двумя вышеописанными полюсами проходит офисная жизнь на «Красном Октябре».

Третьяковка и Лаврушинский: культурный слой

От «Красного Октября» до Лаврушинского переулка, царства туристов и детей, идти меньше десяти минут. Туристы и дети идут окультуриваться в одном и том же направлении — в Третьяковскую галерею.

В России по-настоящему культурный народ, я заявляю это абсолютно серьезно. Я искренне снимаю шляпу перед теми, кто способен четыре часа простоять на улице в километровой очереди на выставку. Третьяковская галерея — отличный пример культурного героизма масс. Желание прикоснуться к высокому не останавливает ни дождь со снегом, ни грязь, ни ураганный ветер. Я не из выносливых, поэтому на громкие временные выставки в Третьяковке попадаю не часто. Зато люблю помедитировать над постоянной экспозицией. Я ее уже с детства знаю как свои пять пальцев. Туда — Левитан, сюда — Айвазовский, а вот там — Васнецов и Врубель. А если что забуду, подскажут сердитые музейные бабушки, которые сидят возле каждой двери и проверяют билеты. Когда-то я считал, что они по умолчанию чем-то недовольны. Позже понял, что многим из них просто одиноко: смотрительницы залов столько всего знают, а им задают только глупые вопросы. Самый частый — «А где тут туалет?». Если искренне и с интересом спросить их что-то о картинах — увлеченно расскажут. А вы получите бесплатную мини-экскурсию.

Третьяковка — одно из первых мест в Москве, куда ведут иностранцев. То, что ее соединяет с Кремлевской набережной пешеходный мост — очень удобно. Можно обойти сразу несколько важнейших туристических точек подряд. Маршрут часто примерно такой: «Зарядье», ГУМ, Кремль — и в Третьяковку. Заканчивается прогулка чаще всего дикой усталостью интуристов, покупкой matryoshka и обедом с pelmeni and vodka.

Рядом в Лаврушинском переулке находится культовый дом. В среде советской интеллигенции его называли «Лавруха». Речь идет о знаменитом Доме писателей.

В доме имели квартиры писатели Агния Барто, Илья Ильф, Валентин Катаев, Борис Пастернак, Константин Паустовский и другие. И именно в этом доме находилась квартира вредного критика, где Маргарита учинила погром, в «Мастере и Маргарите» Булгакова. Во дворе писательского дома расположены палаты XVII—XVIII веков.

Полянка: заповедник исчезнувшей Москвы

Рядом с Третьяковкой начинается район Полянки — наверное, самая историческая часть Якиманки. При всей неоднородности у нее до сих пор сохранился свой старый образ. Полянка — малоэтажный осколок старой купеческой Москвы. Я давно не видел такого количества красивых особняков рядом, в одном месте. Полянка по своей эстетике — замкнутый район, анклав, городок в городе. Такое разделение на маленькие закрытые миры в целом характерно для Москвы.

К сожалению, Полянку не миновало равнодушное советское градостроительство. Мой глаз не смог примириться с комплексом жилых башен 1970-х. Это громоздкие и грязные монстры. Если бы их просто покрасили заново, это многое бы исправило. Если убрать панельные башни, то Полянка — милейший район светло выкрашенных особняков. Между старыми домами вперемешку встроены «чудеса» лужковского зодчества. Но даже эти чудачества 1990-х проектировались осторожно. По масштабу они неплохо сливаются с историческим окружением и не раздражают.  Здесь же расположен удивительно красивый Римский дом по проекту Михаила Филиппова. Даже странный период Лужкова дал Москве несколько архитектурных жемчужин. Римский дом — как раз из них.

Чтобы стать по-настоящему завлекающим уголком, Полянке не хватает пока трех вещей. Во-первых, хочется снести все панельные многоэтажки 1970-х (да простят меня их жильцы) и больше ничего высокого на их месте не строить. Во-вторых, Большая Полянка потенциально — отличная пешеходная улица. Если освободить ее от машин, то можно решить сразу две задачи. Жители получили бы коммерчески привлекательную пешеходную зону и заодно избавились бы от запаха бензина. Купеческой улочке с особняками этот аромат совсем не идет. И, наконец, хочется видеть больше зеленых скверов и детских площадок. Думаю, скоро так и произойдет — в Москве уже десять лет бессменный тренд на гуманные общественные пространства.

На Полянке находится несколько прекрасных исторических церквей, к тому же очень популярных у верующих москвичей. Самый знаковый храм на Полянке — святителя Григория Неокессарийского XVII века. Благодаря своей яркой палитре он виден издалека, как местный маяк.

Я прохожу мимо очередной локальной достопримечательности — Дома артистов. В свое время тут жили режиссеры Григорий Рошаль, Михаил Ромм, актер Алексей Баталов, Борис Волчек (отец Галины Волчек) и многие другие.

«Я родился в 1964 году на Полянке и жил там до середины 1990-х годов, — рассказывает режиссер Сергей Ливнев. — Дом работников кино был построен в 1937 году, и деду дали в нем квартиру. В доме было семь этажей, на фоне низкоэтажной застройки вокруг он считался местным небоскребом. Я помню первые шаги своей жизни, когда няня со мной ходила гулять по Полянке. Это было совсем другое место, чем сейчас. Полянка была замкнутым районом одноэтажных и двухэтажных домиков. Когда мне было 5 лет, эти дома стали один за другим рушить. Это делалось большим шаром, довольно быстро. Целый район просто стерли с лица земли. Потом на этом месте возвели панельные многоэтажки.

Между привилегированным домом, где я жил, и остальной Полянкой было большое классовое различие. Район был лихой, и дойти до своей школы целым и невредимым было непростой задачей. Если тебя заметили — запросто могли побить и отнять деньги.

При совке на Полянке главным очагом культуры был Дворец пионеров. В поздних 1980-х тут уже открылась первая галерея Гельмана. А с досугом при СССР тут было сложно. Вокруг не было даже кабаков или рюмочных. Жизнь была унылая, но не более унылая, чем в среднем по советской Москве».

Реконструкция с человеческим лицом

В Москве редко умеют сочетать старые и новые постройки. Поэтому целые фрагменты нашего города похожи на неубранную комнату. Прежде всего от этого страдают исторические участки города. У нас не принято гармонично вписывать новые здания в историческую среду. В итоге мы получаем целые районы, где один дом игнорирует существование другого, соседнего.

К счастью, изредка попадаются удачные примеры, когда новое умеют органично вписать в существующую старину. Один из таких примеров — жилой комплекс «Полянка/44» на Большой Полянке. Это квартал дорогого жилья на основе доходных домов начала XX века.

В плане это треугольный участок, окруженный старинными улицами с трех сторон. Большая часть жилого комплекса — это внутренний парк, невидимый для посторонних. Его обрамляют жилые здания. Часть из них — новые, часть — исторические. Переход от старинного к современному тут неожиданно плавный. Трудно сразу угадать, где заканчиваются 1910-е и начинаются 2020-е. Фасады новых особняков похожи на очень условную цитату из прошлого. По сути же это абсолютно современные дома.

Я знаю как минимум один мировой город, где искусство вписывать современные дома в историческую среду доведено до идеала — Нью-Йорк. Его основу составляют даже не небоскребы, а богато украшенные коричневые особняки конца XIX века. Что же до небоскребов, то основной ландшафт башен сформировался в 1930-е годы. Одним словом, в городе уже заложен стандарт, в который необходимо правильно вписаться — по масштабу, пропорциям окон, цвету и т. д. Когда идешь по улицам Манхэттена, почти невозможно сразу определить, когда именно дом был построен.

Если бы не уважение к историческому контексту, сегодняшний Нью-Йорк имел бы ту же проблему, что и современная Москва. В нашей столице так же есть два-три стиля, которые формируют город. Прежде всего это старые, дореволюционные постройки и дома сталинского периода. Они формируют масштаб, цветовую гамму и настроение Москвы. К сожалению, у нас пока не научились уважать существующую застройку. Это нанесло городу огромный ущерб в 1990-е годы.

Возвращаясь к кварталу «Полянка/44». Проектировщику удалось создать отличный гибрид традиционно московской и современной функциональной архитектуры. Фасады новых домов, например, гладкие и почти не имеют украшений в отличие от своего исторического прототипа. Но пропорции и ритм окон похожи на окружающие старинные постройки. Глаз не улавливает большой разницы.

В итоге создается иллюзия, что перед тобой обычный старинный квартал. Значительную часть территории жилого комплекса занимает большой сад, разбитый в скрытом от посторонних глаз дворе. К слову, ландшафтный дизайн двора совершенно современный. Одним словом, получается дорогой город XXI века, спрятанный в оболочке старины.

Покидая старую Москву

Пройдя Полянку, я снова оказываюсь на Садовом кольце и вижу перед собой унылую Калужскую площадь. Ощущение, будто проснулся: последние пару часов я пребывал в странной сказке, а тут все резко оборвалось.

По ту сторону дорожной пробки — «Макдоналдс», стеклянные офисные постройки и безликая городская суета. Когда-то на месте этого понурого пейзажа был такой же сказочный, исторический город, как и Полянка позади меня, а теперь — посредственное «нечто». И пока мы не научимся заменять уничтоженную старину чем-то лучшим, может, все-таки стоит ее сохранять. Москва этого заслуживает.

Фото: Владимир Зуев