В этом году исполнится десять лет, как Сергей Капков стал директором парка Горького, а вскоре и руководителем департамента культуры Москвы. Именно с его именем связано начало перемен, которые произошли в модернизации наших городских общественных пространств.

Руководящий ныне Московским центром урбанистики, чьей работой является благоустройство в российских городах, часто на примере Москвы, Сергей Александрович рассказал Елене Чиняевой, для кого была придумана комфортная городская среда, как город должен меняться вслед за новой экономикой, о политике первых этажей, регионах, где благоустройство проходит удачно, и необходимости изменения бренда «Сделано в Москве» на «Придумано в Москве».

Десять лет назад парк Горького, директором которого вы тогда были, стал первым по сути объектом, с которого началось преобразование Москвы. Почему и как был выбран именно этот объект? Было ли понимание, что это будет начало большой программы, или это оказался случайный выбор?

Это был не случайный выбор, а осознанное решение. Логика была правильная: это же центральный парк города. В любом мегаполисе, а Москва, безусловно, является мегаполисом, который испытывает те же вызовы, что и другие большие города мира, должен быть благоустроенный, интересный, озелененный, безопасный центральный парк. Практически в каждом крупном городе мира такой парк есть — в Париже, Лондоне, Нью-Йорке. Это всегда некий символ города. Если хочешь почувствовать город, то надо идти в центральный парк. Вот и парк Горького — это такая Москва в миниатюре. Понятно, что там много и туристов, и жителей окраин, но атмосфера города всегда познается в общественных пространствах. Парк Горького стал не просто парком, но именно таким общественным пространством, где люди встречаются и гуляют. Мы его тогда называли «новое дыхание Москвы». При этом ведь в Москве и лето короче, и жители поактивней, поэтому парк приобретает особое значение. Да, мы сразу рассматривали парк Горького, но важно отметить: сейчас уже никто не помнит, но соседние с ним пространства ведь были отдельными территориями — Нескучный сад, Воробьевы горы, парк «Музеон». Берясь за парк Горького, мы сразу рассматривали его как один большой зеленый оазис в центре города. У нас уже было в голове, что это единый комплекс, живущий по единым правилам, по единой философии.

Сейчас создание комфортной среды выглядит как целостная концепция. Расскажите, что в нее входит, как она создавалась?

За словами «создание комфортной городской среды» стоит целая философия, и ее главный посыл — это вопрос «Для кого?». Мы это делали для москвичей, для людей активных, причем совершенно неважно, какого возраста. Людей старших возрастов в парке Горького не меньше, чем молодых, просто они гуляют в разное время, а кроме того, мамочки с детьми, туристы, жители близлежащих домов. Основная логика была, что это парк не развлечений, а увлечений, поэтому мы демонтировали аттракционы и отменили плату за вход, сейчас уже тоже никто не помнит, что вход стоил 70 рублей. Основная задача была — открыть эту территорию, связать все три зоны, у каждой из которых был свой статус. У парка Горького, так называемой партерной зоны, есть ограничения как частично памятника истории, Нескучный сад является памятником садово-паркового искусства, по-моему, даже федерального значения. Воробьевы горы имеют статус природного заказника. Мы открыли на эту территорию 17 входов. Нужно было сделать из парка тихое место внутри шумного города, поэтому был закрыт проезд по Пушкинской набережной, тоже сейчас вряд ли кто помнит, что там ездили машины. Задача была — создать место, где можно найти «своих», немного выдохнуть в таком мегаполисе, как Москва. Потом стали думать, как эта открытая территория должна функционировать — какие точки общепита нужны, какая система безопасности, туалеты, программа озеленения, программа непрерывных культурных событий. Все это — части единой концепции.

Стала ли эта концепция нормой для других территорий? Как она применяется в регионах?

Парк Горького — это яркий пример урбанистики. А урбанистика — это прежде всего философия. Ее много где изучают и копируют. Это же не смена асфальта на плитку, это смена приоритетов и управленческих решений. Наши приоритеты — это люди, москвичи, туристы, новые москвичи — те, кто недавно приехал в столицу. Наша задача была в том, чтобы задать правила и рамки поведения для всех этих разных людей на одной огромной территории, под 300 гектаров, соблюсти интересы всех. Эти принципы потом перешли на город в целом. Город — это сообщество разных, и надо находить компромиссы, войти в диалог и найти больше общего, чем разъединяющего. Эта концепция точно стала нормой для других общественных пространств Москвы, прежде всего парков.

В регионах тоже стараются следовать этой философии, чему есть много хороших примеров. Например, татарский и отдельно казанский. Большой опыт в промышленных городах России, в Башкирии, Тюмень — хороший пример. Конечно, поскольку благоустройство — это все-таки дорого, то яркие, интересные проекты реализуются в крупных регионах с достаточно стабильным бюджетом. Что касается введения какого-то общефедерального стандарта благоустройства, то есть индекс комфорта и качества городской среды. Но все-таки если мы говорим про благоустройство, а создание комфортной городской среды намного глобальнее, то эти проекты очень индивидуальны. Например, когда в Екатеринбурге люди защищали сквер — он, кстати, даже не очень благоустроен, — они защищали то, что им было важно на местном уровне. Нужно людей слушать и слышать, осчастливить сверху никого невозможно. Нужно вести дискуссии, и вести их долго и профессионально. Иногда приходится принимать волевые решения. Например, снос в Москве хаотично поставленных, в разных дизайнерских стилях построенных палаток был правильным решением. Но и тогда с предпринимателями велся диалог, им предлагались компенсации, альтернативные помещения. Диалог всегда нужен. Тут самое главное — донести до всех простую мысль: времена изменились, нужно меняться вместе со временем. Всегда остаются недовольные, но им надо объяснить, что наступил новый этап в развитии — того же парка, торгового сервиса как такового. Палатки в том виде, в каком они были, просто устарели. Сейчас уже есть даже такое понятие — «городские технологии».

Пока трудно убедить людей в регионах, что не надо ездить в булочную на машине, но со временем это придет.

Многие вещи в Москве изменятся не под влиянием мэрии и чиновников, а в результате развития технологий. Новые службы такси появились, легальные, платящие налоги. Службы доставки продуктов питания особенно развились в период пандемии, работают в каждом районе. И многое другое. Ландшафт предпринимательской активности в результате появления новых городских технологий всегда будет меняться. Особенно быстро развивается все, что экономит время. В мегаполисе главный ресурс — это время, поэтому целью всех этих изменений является свободное время москвичей, которое они могут посвятить семье, друзьям и увлечениям. Мы конкурируем за свободное время москвича с телевидением и интернетом. Мы хотим, чтобы наш человек в свое свободное время ходил в парки, музеи, на выставки, пользовался активно инфраструктурой города. На эти идеи мы опираемся, когда работаем в регионах. Сейчас, например, у нас есть проекты в Башкирии, в Читинской области (небольшой поселок на БАМе Новая Чара, где мы делаем проект городка будущего).

Но сейчас очевидно, что комфортная среда — это прежде всего ограничения: на автотранспорт, парковки, уличную рекламу, выгул собак, выброс мусора, шумные игры во дворе и т. д. В Москве эти правила приняты и более или менее функционируют. Как обстоят дела в регионах? Как увязать желание жителей жить в комфортной среде с их недовольством какими-либо ограничениями?

Наш центр называется «Московский центр урбанистики», и когда к нам приезжают из регионов, говорят: «Сделай нам как в Москве». Ты садишься с ними, начинаешь обсуждать, убеждать, что важно видеть индивидуальность каждой территории, ведь каждый город по-своему спроектирован, имеет исторические корни. Нужно не делать «как в Москве», а взять московские принципы, но сделать все по индивидуальным лекалам. Пока трудно убедить людей в регионах, что не надо ездить в булочную на машине, но со временем это придет. Причем в результате не запретов, а с новой экономикой. Когда вы посчитаете расходы, то поймете, что содержать свой частный автомобиль дороже, чем иметь возможность пользоваться городским транспортом. Общественный транспорт при этом должен развиваться как городской сервис, и в него обязательно должны входить такси и каршеринг. Чем проще вызвать такси, тем лучше вы можете планировать семейные расходы. Победит экономика — бензин, страховка, ТО и прочие расходы делают содержание машины дорогим удовольствием. Это не значит, что люди откажутся от машин, просто будут их выбирать по другой логике, ездить не каждый день, не везде, будут пользоваться каршерингом. Это даже скорее вопрос пропагандистской кампании, когда надо объяснять, что автомобиль, возможно, ненужная, а иногда и непосильная ноша для многих семей, лучше потратить деньги на что-то другое. Но прежде чем побуждать людей отказаться от автомобиля, надо предложить качественный общественный транспорт.

На примере Москвы можно сказать, что создание комфортной среды начинается с одного знакового для территории проекта, после которого раскручивается целая спираль проектов — «Моя улица», транспорт, набережные, кинотеатры, библиотеки и т. д. Как выбирается знаковый проект в регионах? На вашем опыте работы начиная с Чукотки?

Когда мы работали на Чукотке, еще не было понятия Big Data. Сейчас мы начинаем с анализа — чеков, активностей людей, проводим опросы, покупаем мобильные данные, чтобы проанализировать время и трафик. Есть такое понятие, как «социальный каркас района» — ребенок ходит по одному и тому же маршруту, есть огромный внутрирайонный трафик людей старшего поколения — поликлиника, Сбербанк, ближайший магазин. Можно видеть, в какое время какая группа по какому маршруту движется, или спрогнозировать такое движение. И провести изменения, которые сделают этот маршрут удобным и безопасным.

Нужно учить урбанистике, и не только архитекторов, но и тех, кто реализует проекты, вплоть до сотрудников «Жилищника».

Так что выбор ключевого проекта и вообще процесс изменения территории — это вопрос прежде всего анализа данных и попытка совместить результаты разных исследований, чтобы понять, как устроена жизнь на территории и как сделать эту жизнь удобнее для всех социальных групп населения, там проживающих.

На местное благоустройство выделяются немалые федеральные деньги. Что делать с местным пониманием комфорта, когда набережные и пустыри просто закатываются в асфальт и камень, не становясь городскими центрами притяжения?

Это предмет диалога с населением. Это самая сложная, но и самая понятная задача. Люди идут туда, где интересно. Интересы понятны — увидеть своих. Но люди пойдут на новую территорию, если она благоустроена, безопасна, поддерживается в должном состоянии. Этого базово достаточно. Это так называемый хард, твердая основа, а все, что софт, мягкие надстройки — это культурные и досуговые программы, но не советского типа с массовиками-затейниками, а органичные активности: здесь предусмотреть место для уличных музыкантов, здесь для скейтеров площадку сделать, кто-то выходит на пробежку, кто-то просто красивый ходит, девушки выгуливают собак. Это и есть атмосфера города, так называемое тактильное ощущение жизни. Человек — существо социальное, у него либо социальные сети в интернете, либо сети живого общения. Городские пространства должны быть обустроены так, чтобы они приглашали к живому общению.

Как бороться с заборами? Даже в Москве их очень много, они разрезают не только части города, но и внутренние кварталы. Это прямо «заборы головного мозга», какая-то психологическая проблема. Что делать?

Это правда, есть такая проблема. Она связана прежде всего с частной собственностью. Это иллюзия, что вся территория принадлежит городу. Вот у нас за окном территория воинской части, им по регламенту положено отгородиться. Федералам положено, разрешено частным компаниям, банкам. Закон должен быть изменен в части использования частных пространств в городе.

Не изменится ли ситуация в Китай-городе, где много федеральных ведомств, устанавливающих особый режим пользования улицами и первыми, изначально торговыми, этажами?

Да, такие идеи обсуждаются. Но сейчас не та финансовая ситуация, чтобы они могли выехать со своих мест. Но тут тоже вопрос взаимодействия, диалога. Если здание или территория используется неаккуратно, то, как мы знаем из зарубежного опыта, мэрия сама может провести реконструкцию или покрасить фасад, а потом выставить счет собственнику, добавив 4–10% за сервис. Пусть собственник решает, надо ли ему это. Перегораживания — это серьезная комплексная проблема больших городов, и не только в России. Частная собственность — люди хотят отгородиться, тут вопрос создания общих условий безопасности и общественного договора. При этом Москве, конечно, нужна политика первых этажей, чтобы эти пространства освобождались и становились частью городской среды.

Почему так сложно и медленно идет «осовременивание» Петербурга? Там до сих пор паркуются в два ряда! Есть ли у Центра урбанистики планы поработать там?

Потому что, к сожалению, в Санкт-Петербурге нет качественной программы создания комфортной городской среды. Можно было бы просто из московского опыта половину вещей взять — много всего есть в открытом доступе. Нет комплексной программы, которая состояла бы из множества маленьких подпрограмм — дворы, фасады, вывески, освещение, парки, памятники, школьные дворы. Это комплексная программа, и кто-то этим должен заниматься. Наверное, Санкт-Петербургу не хватает еще двух вице-губернаторов: один отвечал бы за развитие, а другой — за сохранение памятников. Это нужный баланс. Петербург — уникальный архитектурный ансамбль, здесь важно, чтобы одни специалисты охраняли, а другие предлагали, как эти охраняемые объекты, среда, должны развиваться в новых условиях. В силу климата Петербург не самый озелененный город, и озелененные общественные пространства были бы здесь уникально яркими и востребованными. Около 5 млн туристов приезжают в Петербург ежегодно. Важно, чтобы туризм органично вписывался в городскую инфраструктуру, а не отягощал ее.

Как вы относитесь к брендированию городов и территорий? Будет ли Центр урбанистики этим заниматься?

Бренд территорий часто основан на исторической памяти. Вот сейчас мы работаем в Первоуральске — это город трубников, жители сами себя так называют: «Мы — трубники». Они этим гордятся. Город возник вокруг большого промышленного предприятия. Это уже и есть миф, нужно его пересобрать и развивать. В Первоуральске этот городской бренд сформулирован сейчас как «город белой металлургии». Бренд Москвы основан на том, что это исторический центр, причем не только России, но всего русского мира, это литература, кино, интернет, политика. Все, кто читает и думает на русском языке, получают новости, узнают о трендах, в том числе архитектурных, урбанистических и образовательных, из Москвы. Санкт-Петербург — это об европейской архитектуре в суровом климате. А новые города должны придумывать себе истории и создавать бренды, основывающиеся на тех людях, которые там живут. Путешественникам интересно знакомиться с этими историями, нам интересно узнавать, как в других местах люди живут.

Вот мы, например, занимаемся городом Таганрогом — мало кто знает, что это IT-столица России, там благодаря местным вузам большое количество молодых талантливых IT-специалистов, они лидируют в России по созданию стартапов. Город при этом неблагоустроенный. Но очень интересный —  создан при Петре I, впервые по генплану, до Санкт-Петербурга он там тренировался на создании регулярной городской застройки. Таганрог повернут к морю, там много истории. Но основой современного бренда являются вот эти молодые специалисты. Понятно, что надо развивать образование, благоустройство, здравоохранение, но бренд города уже появился и развивается. 

Назовите пять городов помимо Москвы, где, на ваш взгляд, задача создания комфортной среды решается удачно?

Я больше назову: Казань, Уфа, Тюмень, Грозный, Воронеж, Нижний Новгород, Иваново, Плес. Это города, где к благоустройству в широком понимании подходят системно, меняя среду шаг за шагом, в результате реализации пяти-, восьми-, десятилетних программ. Такие планы дисциплинируют и низовых чиновников, и местные власти, в них прописаны цели, задачи по годам, KPI исполнителей, жители могут видеть, что происходит на каждом этапе, что, например, парк появится через три года, а сейчас создается проект.

Сформировалась целая медийная среда вокруг урбанистики. Кого читаете и смотрите?

Честно — всех смотрю. И телеграм-каналов много, и Варламова смотрю по урбанистике, и то, что делает Высшая школа экономики по урбанистике, и то, что делает «Стрелка», и «Москвич Mag» я читаю. Мне очень нравится скандинавский опыт благоустройства, особенно Копенгаген. Дания — близкая нам страна по климату и материалам. Будущее не только за гранитом. Это дорогой материал, есть уже уникальные технологии использования и бетона, и асфальтобетона. Об этом можно много где прочитать. Но я бы инициировал создание не медийного, а образовательного ресурса. Собственно, занимаюсь этим практически каждый день. Нужно учить урбанистике, и не только архитекторов, но и тех, кто реализует проекты, вплоть до сотрудников «Жилищника». Программы должны быть в действующих вузах, а также нужно создавать программы для чиновников, с верхних до низовых уровней, это часто ручная работа. Необходимо, кроме того, обучать людей правильному пользованию плодами урбанистики — вот район Патриарших прудов благоустроили, теперь там полгорода каждый вечер развлекается, местные не могут нормально жить. Не уверен, что благоустройство повысило стоимость недвижимости там, может, даже наоборот. Я никогда не отказываюсь, когда меня зовут читать лекции. Недавно в Уфе проводили большое урбанистическое мероприятие — Международный форум урбанистики «Территория будущего. Взгляд из сердца Евразии». Люди хотят знать, как организовать пространство не только в больших городах, но и в малых.

Закономерно, что комфортную среду город начинает заселять культурными проектами. Когда вы руководили московской культурой, это был период интересных инициатив. Создаете ли вы такой симбиоз урбанистических проектов и культурных инициатив в регионах?

Не везде есть люди, на которых можно опереться для создания культурной программы. Надо их отбирать, готовить, «прокачивать», как сейчас говорят. В том же Первоуральске уникальный Дом культуры — у жителей есть и запрос, и мотивация, и возможности учить своих детей. Поэтому там всегда есть культурное сообщество. Что касается небольших поселков, то мы пытаемся там объяснять, что не существует уже такого понятия — Дом культуры как некое регламентированное образование. Это скорее координационный центр, который предоставляет благоустроенные помещения под различные виды деятельности, интересные самим местным жителям. То есть там должна быть возможность, например, научиться печь кулич перед Пасхой или заняться пением. Это общественный центр коммуникаций для всех, от молодых до пожилых, а не просто место работы кружков, как раньше. Наши люди все еще сильно ориентированы на телешоу. Как только пройдет какая-то программа с танцами или пением, так в ДК начинают приходить люди, желающие научиться танцевать или петь. И эта возможность у них должна быть в этих бывших ДК. Для этих организаций это и доход, и новые смыслы. Это должно быть место, где можно научиться играть на фортепиано, петь, сделать сайт и т. д.

Не навредит ли этой позитивной повестке негативизм в нынешних общественных настроениях?

Да, я очень позитивный человек. Мое глубокое убеждение — негативизм никогда не даст хороший результат. Да, люди недовольны, многое я слышу, многое разделяю. Но чтобы что-то изменить, надо начать это делать в меру своих сил, не обвиняя никого, в силу своих скромных возможностей. А протесты сейчас — это объемное явление, они из-за трудностей в экономике, которую сильно подкосила пандемия, из-за депрессии в результате самоизоляции. И, к сожалению, протесты — это такая новая реальность не только в России, но и в других странах — США, Нидерландах, Бельгии, Франции. Люди устали, напуганы — пандемией, отсутствием модели будущего. Чтобы их вновь заразить позитивной повесткой, городу, уж Москве точно, надо выдвинуть программу новой политики, развития после пандемии, послековидного восстановления. Например, послевоенные пятилетки так и назывались — восстановления, они дали огромный импульс развитию страны. В Москве они визуально ассоциируются с высотками, сталинками, в масштабах страны это и программа покорения космоса, и атомные проекты. Эти начинания дали толчок в том числе развитию городов.

Любой город — это агрессивная среда, и город должен своими программами снижать уровень агрессии.

В мире сейчас начинают появляться инициативы о городе будущего. Например, Париж собирается ввести программу «Пятнадцатиминутный город», чтобы у жителя была возможность в радиусе 15 минут пешком получить любой сервис — парк, поликлиника, больница, доставка. Конечно, городам нужна программа послековидного восстановления. Это же и настроение людей меняет. Они могут опираться на небольшие проекты, но усиливающие тактильное, позитивное ощущение города. Это и городки детства, и программы районной лояльности, например между жителями и местными зеленщиками или пекарями. Запустить, например, в Москве программу местных несетевых пекарен, которые мы так любим за границей, и ощущение города станет более тактильным, позитивным. Вот именно такие небольшие на первый взгляд вещи меняют настроение. Нужна ясно сформулированная политика первых этажей, возможно, с программой поддержки от города для арендаторов. Все это вместе работает на задачу снижения агрессии. Любой город — это агрессивная среда, и город должен своими программами снижать уровень агрессии. И эта агрессия снижается вот такими небольшими тактильными вещами.

Вы где путешествовали по России в ковидный год?

Я очень много ездил. С июля, когда передвижение стало более свободным, это были Уфа, Казань, Нижний Новгород, Владимир. Огромное впечатление на меня произвела Кабардино-Балкария, так что я два раза там был. На автомобиле проехал всю Карелию, это уникальная по природному и историческому потенциалу территория. Екатеринбург, Плес, Суздаль. Много разных городов. Я правда считаю, что туристический потенциал России серьезно недооценен. Ведь и сервис уже стал лучше, везде есть достойное место ночлега, вкусный кофе, еда, приемлемый уровень безопасности. Пора путешествовать по России.

Вы занимались очень разными, но всегда общественно значимыми проектами — городская среда, культура, спорт. Создание Центра урбанистики означает выбор в пользу среды или будете продолжать деятельность в других областях?

Я сосредоточен на урбанистике. Это же не только про благоустройство, это и про культуру, и про креативные индустрии, и про многое-многое другое. Я, например, увлечен сейчас такой темой — про Москву часто говорят, что она ничего не производит…

… «Москвич Mag» только что опроверг этот стереотип, очень много всего производится под брендом Made in Moscow…

Неправильный бренд. Нужно развивать бренд Created in Moscow. Москва производит много смыслов, и позитивных, и протестных, и креативных, и урбанистических. Она давно является центром исследований и для промышленных предприятий. Москва — это интеллектуальный центр России и русскоговорящего мира и должна развивать бренд «Придумано в Москве». Передавать на реализацию это придуманное можно и в Новосибирск, и в Китай. Производить будут там, где выгоднее и удобнее, а придумывают там, где лучше условия для людей, умеющих думать и генерировать идеи и смыслы. Вот это и должен быть основной бренд Москвы, и мне интересно этим заниматься.

Вопросы из нашей традиционной анкеты «Это мой город». Где вы родились?

В Нижнем Новгороде, но со школьных времен летние месяцы проводил в Москве, на Каретном Ряду. В доме, соседнем с тем, где жил Владимир Высоцкий, у моего папы была комната в коммунальной квартире. Мой папа москвич, работал в НИИ статистики и точного времени на Ленинском проспекте.

Где живете сейчас?

В центре города, в ЦАО, потому что люблю его, мне нравится ходить пешком. Жил я на Каретном, на Садово-Спасской у трех вокзалов, на Кутузовском, в Крылатском, папа мой потом жил в Капотне, так что я пожил в разных частях Москвы.

Где любите гулять?

Везде. Когда я еду на встречу и мне позволяет время, я выхожу из машины и иду пешком. Сегодня я уже прошел семь километров и еще успею пройти километра три. Я люблю гулять везде, но, как по мне, так недооцененным районом мне кажутся Чистые пруды. Там такие прекрасные переулки — прямо Москва-Москва.

Ваш любимый московский район…

Замоскворечье, и в этом году я добавил в свой список любимых Чистые пруды. Вообще прекрасный район Басманный. Он, может быть, не настолько еще благоустроенный, как нужно, но там очень чувствуется дух Москвы. И там есть эта политика первых этажей, которая так важна для городской среды.

Нелюбимый район…

У меня нет нелюбимых районов. Просто некоторые не совпадают со мной, а я — с ними. Например, «Москва-Сити». Мне становится неуютно и тревожно в этих небоскребах, хотя я понимаю, что там все сделано прекрасно и все предусмотрено, безопасно, но я люблю архитектуру, более близкую человеку.

Ваши любимые рестораны и бары…

Люблю в разные ходить. Сейчас мне нравится отель-ресторан «Рихтер» в Замоскворечье, на Солянке открылся замечательный бар-ресторан «Соль». С детьми хожу в «Карлсон». К сожалению, в Москве мало заведений на крышах. Москва в целом невысокий город, и должна быть программа видовая. Уже разрешено обустраивать крыши и даже кое-где на них высаживаются деревья. Но пока этот тренд застопорился, пандемия вырвала у москвичей год и неизвестно, не вырвет ли еще.

В какое место вы давно мечтаете съездить, но никак не получается?

В Северное Чертаново — так называемый перспективный жилой район советского модернизма, построенный в 1975–1982 годах. Там очень много интересных инженерных находок, инновационных для того времени: подземные подъезды, нестандартная система отопления, пневматическое пыле- и мусороудаление — хочется увидеть своими глазами, понять связи, логику и ход мыслей инженеров и архитекторов.

Где в Москве вас можно встретить кроме дома и работы?

Везде. Сегодня я иду на премьеру фильма Ренаты Литвиновой, вчера ходил в «Гоголь-центр», в среду я буду в театре имени Пушкина, в понедельник — в кинотеатре «Октябрь» на премьере фильма «Родные». Я каждый вечер где-то — на выставке, в Пушкинском, «Гараже», Третьяковке. Я считаю, что московскими возможностями глупо не пользоваться. Есть — благодаря мне, между прочим — раз в месяц бесплатный вход в музеи, надо этим пользоваться. Это и есть эксклюзив большого города. Можно здесь страдать от пробок, плохо убранных улиц, но и получать удовольствие от театра, кино, выставок. Жители большого количества городов в России не имеют такой возможности. Посещение культурных мероприятий — это же не вопрос благоустройства, это вопрос подпитки своей души положительной энергией. Интернет не заменит живое общение, живые впечатления. За год ограничений все в этом убедились.

Как со временем менялось ваше отношение к Москве?

Первый год, когда я приехал в Москву на лето, мне было сложно — суета, много людей. Потом постепенно привык. Позже, когда я сел за руль, я моментально полюбил Москву. Тогда не было навигаторов, надо было читать карту. Вот, планируя маршрут, начинаешь запоминать все эти названия улиц и переулков — они очень московские, знакомиться с московской географией, и сразу же в Москву влюбляешься. Город становится родным, ты волей-неволей узнаешь его историю, топонимика Москвы очень говорящая. Буквально за один летний сезон Москва меня в себя влюбила. Сейчас я не езжу за рулем каждый день, но чувство влюбленности в Москву осталось.

Чем москвичи отличаются от жителей других городов?

Они более требовательные, у них больше требований к власти, к себе, они более уверенные в себе, более по-хорошему агрессивны в отстаивании своих прав, более аргументированно спорят.

Есть ли что-то, что в Москве лучше, чем в Нью-Йорке, Лондоне, Париже или Берлине?

Освещение — город яркий, красивый. Ощущение энергии, до пандемии было очень ясное понимание, что этот город никогда не спит. Ощущение короткого московского лета — оно может стать прямо отдельным туристическим брендом Москвы. Это такое прекрасное мгновение — раз, и прошло. Я последние три года на лето даже не уезжаю из Москвы. Мне не надо море, очень нравится эта атмосфера курорта, магия исторического центра, вечерние веранды с живым джазом…

Чем вам не нравится Москва?

Уровнем агрессии. Это проблема любого города, но каждый день нужно с этим бороться.

Чего, по-вашему, не хватает в Москве?

Солнца, конечно, в Москве не хватает. А если серьезно, то город мог бы быть более экологичным. Я считаю, что можно было бы полностью отказаться от пластиковой упаковки и пластиковых трубочек во всех заведениях, увеличить программы точечного озеленения города. Электротранспорт — это огромный прорыв для города. Но, главное, город должен отказываться от пластика. Во многих городах мира уже запрещена пластиковая упаковка для общепита. Нужно пересматривать стандарты. Еще один важный московский вопрос — борьба с пустырями. Школьные дворы также должны измениться, перестать быть советскими плацами для принятия в пионеры, они должны стать площадками для спорта и общения. Нужно также обеспечивать непрерывное образование для молодых людей, ведь мы находимся в непрерывной конкуренции с другими городами и странами за людей будущего.

Если не Москва, то…

Я был во всех крупных городах мира, есть опыт проживания, правда, недлительного, в некоторых из них. На мой взгляд, нет места лучше, чем Москва.

Фото: Ксения Угольникова