Российские власти бьют тревогу: в стране нарастает дефицит рабочей силы. Это признал даже Владимир Путин. Экономика не может расти, жалуются чиновники: не хватает рабочих рук. Это давит на рынки и усиливает инфляцию.

Впрочем, тревожные макроэкономические новости для крупного бизнеса, возможно, обернутся неожиданной радостью для простых граждан. Дефицит рабочей силы подталкивает вверх заработную плату. Особенно у некоторых.

Работать некому

Дефицит кадров внезапно (тревожные симптомы были, но до сих пор на них почти не обращали внимания; рынки и регуляторы гораздо больше опасались безработицы) обнаружился почти во всех отраслях. Не хватает учителей, врачей, строителей, металлургов, водителей, инженеров, программистов и даже курьеров.

Крупнейшая в России рекрутинговая платформа HeadHunter измеряет показатель конкуренции за рабочее место с помощью индекса, построенного на количестве резюме, которое приходится на одну вакансию.

«Комфортным значением или умеренным показателем конкуренции является пять-шесть резюме на вакансию, когда у работодателя есть адекватный выбор между соискателями по уровню владения навыками, опыту, специфическим знаниям в той или иной области, личностным качествам, соответствию корпоративной культуре и другим параметрам, — говорит директор департамента аналитических бизнес-решений hh.ru Наталья Данина. — Общий показатель hh-индекса для российского рынка труда сегодня находится на уровне 3,9. В 22 профессиональных областях соотношение резюме на вакансию еще ниже. Дефицит существует и у “синих”, и у “белых воротничков”. При этом самая острая ситуация с нехваткой кандидатов в туризме и индустрии гостеприимства, банках, медицине и фармацевтике, IT, строительстве, ритейле, консультировании, рабочем и домашнем персонале — во всех из них на одну вакансию приходится менее двух резюме».

Только в четырех профессиях число соискателей соответствует или превышает комфортный для работодателей уровень. Это менеджмент (8,0), искусство, развлечения, масс-медиа (6,2), юристы (6,0), а также соискатели первой работы, молодежь и студенты (5,6). В остальных областях работодателю приходится все сильнее идти на уступки работникам, чтобы заманить их к себе.

Тенденции, которые привели к дефициту рабочих рук, наметились давно, но пандемия резко ускорила их и сделала проблему очень острой. Самое простое объяснение этому — судьба трудовых мигрантов. В начале пандемии они массово уезжали домой и с тех пор возвращались довольно вяло. Например, заместитель мэра Москвы по вопросам градостроительной политики и строительства Андрей Бочкарев заявил, что дефицит рабочей силы на столичных стройках составляет 40%. Из 120 тыс. учтенных властями мигрантов из стран СНГ в отрасли работают только 40 тыс. Отток мигрантов изменил пропорции: раньше россияне составляли среди московских строителей меньше половины, а теперь — большинство. Выходцы из провинции не заменили таджиков и узбеков. Наоборот, внутренняя миграция тоже сократилась. По данным Росстата, в 2020 году число мигрантов, переселившихся в пределах России, сократилось на 520,4 тыс. человек (или на 12,9%) по сравнению с предыдущим годом.

Заменить мигрантов некем. В России кризис наложился на эффект демографической ямы, который стал заметен в конце 2020-го и с тех пор быстро нарастает.

«За последнее десятилетие население страны в возрасте 20–24 лет снизилось почти вдвое — с 12 млн до 7 млн. Это значит, что за персонал на стартовые позиции, которые обычно предлагаются молодежи, идет сильнейшая конкуренция. Следующая возрастная категория, 25–29 лет, тоже переживает спад, а это люди с опытом, которых компании тоже очень активно нанимают. В данный момент не наблюдается никаких позитивных факторов, которые в будущем году могут кардинально поменять ситуацию с дефицитом работников», — констатирует Наталья Данина.

Реванш трудящихся

Пандемия разрушила каналы перетоков рабочей силы не только в Москве. Это стало глобальной проблемой. «Например, в Великобритании одних только водителей не хватает около 100 тыс. человек, — рассказывает доцент Финансового университета при Правительстве РФ Олег Комолов. — В период пандемии из страны уехали 1,3 млн человек, 4% рабочей силы. Заменить их совершенно нечем. Из Канады уехали 400 тыс. мигрантов. А в Австралии сократилась даже общая численность населения, такой массовый отток». И на Западе, и в России мигранты не спешат возвращаться. По крайней мере за прежние зарплаты работать они не хотят.

По этой же логике действуют и местные работники. И это тоже глобальный тренд. «Снизилась трудовая активность населения, — говорит Комолов. — Несмотря на сохраняющуюся безработицу, доля трудоустроенных или ищущих работу граждан снижается везде. В США она упала на 2%. Люди ждут не просто адекватного повышения зарплат, но и изменения условий труда. На Западе возможность ждать создали социальные пособия, разные “вертолетные деньги”, которые богатые государства раздавали во время пандемии». В России такой подушки безопасности нет, но аналогичный эффект все равно возникает. Вместо социальных пособий россияне массово искали подработки, страхуясь от угрозы потери работы и дохода, свидетельствует исследование, проведенное платформой для поиска исполнителей YouDo.

«Либеральная экономическая теория подсказывает, что в ситуации нехватки рабочей силы зарплаты должны стремительно расти, — рассуждает Комолов. — Это ведь не плановая экономика, рынок должен отрегулировать спрос и предложение. Но так не работает. Зарплаты действительно стали расти, но очень медленно. Рабочих рук не хватает все сильнее. Разгадка здесь в том, что бизнес стремится компенсировать повышение зарплат ростом нагрузки на работников. Это продолжение логики экономики дешевого труда, когда производительность труда растет быстрее, чем доходы наемных работников. Но ситуация изменилась: по-старому люди жить уже не готовы. Не хотят работать даже за чуть-чуть повышенную зарплату, хотя бы потому, что она повышена относительно прежнего, очень низкого уровня. Хуже всего дела обстоят с молодежью, которая просто отказывается работать на прежних условиях. В итоге рабочая сила на рынке быстро стареет».

Ситуация, судя по всему, будет лишь обостряться. Резервы дешевого труда, еще недавно казавшиеся бесконечными, вдруг истощились. Строительный бизнес и часть правительства видят выход в том, чтобы возобновить массовый ввоз трудовых мигрантов. В октябре был запущен «пилотный проект по привлечению граждан Республики Узбекистан» на российские стройки. А Минстрой прорабатывает возможность завозить мигрантов из Узбекистана чартерными поездами. Есть и более экзотические идеи о том, как сдерживать рост расценок на труд. Глава ФСИН Александр Калашников еще в мае предлагал использовать вместо мигрантов труд заключенных. Но ни зеки, ни приезжие не смогут закрыть дефицит кадров во многих отраслях — у них для этого не хватает квалификации. Впервые за десятилетия конъюнктура оказалась выгодной не для капитала, а для труда. Его доля в национальном доходе монотонно снижалась 30 лет (на Западе и вовсе 40–50 лет). Не исключено, что этот длинный тренд исчерпан.

Есть и еще один мощный фактор, который играет на руку наемным рабочим. Пандемия нарушила глобальные цепочки добавленной стоимости. В октябре Ikea объявила о дефиците многих товаров из своего ассортимента из-за кризиса в цепочках поставок. «Самая большая проблема заключается в доставке продукции из Китая, где возможности сейчас очень ограничены», — заявил генеральный директор компании Inter Ikea Джон Абрахамссон Ринг. В образовавшуюся лакуну ринулись местные производители. Компании стали инвестировать в локализацию производства, которое стало быстро развиваться после нескольких лет пустых разговоров. Москва оказалась здесь среди мировых лидеров. Столичные власти отчитались, что объем промышленного производства города по итогам девяти месяцев этого года увеличился на 23,1% по сравнению с аналогичным периодом 2020-го. И больше других растет именно обрабатывающая промышленность. Рост местной промышленности лишь усиливает спрос на рабочие руки.

«Анализ предлагаемых зарплат осенью 2021 года в вакансиях на hh.ru показал, что во всех профобластях предлагаемые зарплаты за год выросли от 3% до 24%», — подводит итог «года великого перелома» главный аналитик HeadHunter Наталья Данина.

Синие наступают, белые отступают?

В победной статистике растущих зарплат есть несколько примечательных исключений. Например, единственной профессиональной областью, где аналитики HeadHunter выявили снижение зарплат, оказалась сфера консультирования (–3% год к году). Еще в нескольких сферах число вакансий значительно меньше поданных резюме, а hh-индекс остается комфортным для нанимателей. Это высший менеджмент (8,0), искусство, развлечения, масс-медиа (6,2) и юристы (6,0). В уязвимом положении оказались именно «победители» предшествующих десятилетий — хорошо оплачиваемые «белые воротнички». Впрочем, совсем не все из них.

За полтора года пандемии резко вырос спрос на многие квалифицированные «беловоротничковые» профессиональные компетенции. Например, на врачей. Регионы переманивают их друг у друга. Но абсолютными чемпионами по востребованности — и по темпам роста зарплат — стали программисты. Их зарплаты и так были одними из самых высоких на рынке. Но в 2021-м они продемонстрировали опережающий рост. «По данным банка данных зарплат hh.ru, зарплата разработчика/программиста на позиции ведущего специалиста (middle) в третьем квартале 2021 года составила 143 106 рублей в среднем по стране, что на 14% выше показателя аналогичного периода прошлого года», — цитирует данные исследования своей компании Наталья Данина.

Есть и более сенсационные данные. Портал «Работа.ру» утверждает, что за июнь—сентябрь 2021 года зарплаты IT-специалистов в стране выросли в среднем на 20%, а по некоторым позициям — и на 30%. «“Работа.ру” проанализировала около 10 тыс. вакансий в IT, самыми высокооплачиваемыми профессиями из всех стали: технический директор (238 тыс. рублей в месяц — на 30% больше, чем три месяца назад), go-разработчик (195 тыс. рублей в месяц — на 18% больше, чем в июне) и продакт-менеджер (171 тыс. рублей в месяц — на 10% больше, чем в июне)», — пишут они.

Правда, самые высокие темпы роста не в Москве, а в регионах. Работа программистов легче всего переводится в удаленный формат, и это ведет к выравниванию уровня зарплат в столице и провинции. Но с такими темпами роста московские айтишники тоже получат свой кусок пирога. IT-сфера является одной из самых быстрорастущих по числу вакансий — с января по август 2021 года работодатели опубликовали на 70% больше предложений о работе, чем в аналогичный период прошлого года. Сказался стремительный рост онлайна за полтора года карантинов и антикоронавирусных ограничений. Компании стремительно диджитализируют свои бизнес-процессы. И это только начало, считает Наталья Данина: «Сегодня скорее речь идет не о кульминации, а об экспозиции четвертой промышленной революции на рынке труда, если мы говорим в музыкальных терминах».

Ускоренный пандемией переход на новый технологический уклад (иногда этот процесс называют четвертой промышленной революцией) создает новые рабочие места, но одновременно грозит уничтожить некоторые прежние профессии. Среди них низкоквалифицированный ручной труд, но также и несколько массовых специальностей «белых воротничков». По данным НИУ ВШЭ, на горизонте 10 лет наиболее уязвимы для автоматизации (наряду с продавцами и чернорабочими) специалисты по финансам, бухгалтеры, экономисты, специалисты по кредиту, операционисты.

Bullshit jobs

Уязвимость многих все еще престижных и хорошо оплачиваемых офисных профессий хорошо видна через «историю успеха», рассказанную The Wall Street Journal. В статье главного мирового делового издания говорится про американских офисных работников, которых перевели на удаленную работу. Многие из них обнаружили, что без постоянных мозговых штурмов, мотивационных семинаров, переговоров и совещаний в офисе (а также без болтовни в курилке и игры в World of Tanks на рабочем компьютере) они легко справляются со своей работой за полчаса-час вместо восьми. Люди по-разному распорядились освободившимся временем. Герои статьи WSJ, например, стали устраиваться на вторую, иногда третью и четвертую работы (рекордсмен заключил аж 10 трудовых контрактов). «Раньше я тратил от трех до десяти часов в неделю на реальную работу, — говорит один из героев материала. — А все остальное время ходил на совещания и притворялся занятым».

Доходы у героев статьи выросли кратно. Они стремятся популяризировать свой опыт, создав сообщество и сайт Overemployed.com, на котором обсуждают, как оставаться на виду на собраниях, участвовать в двух совещаниях по видеосвязи одновременно и защищать профили LinkedIn от «красных флажков». Создатели Overemployed.com продвигают целую идеологию. «После десятилетий застойной заработной платы и массовых увольнений в начале пандемии параллельное трудоустройство — это способ вернуть контроль над своей жизнью работникам», — передают ее суть журналисты. Но в то же время сама возможность совмещать две-три и более офисных ставок говорит о том, каким пустым, неэффективным и часто попросту бессмысленным был труд многих «белых воротничков».

«В России схожие тренды относительно поиска дополнительной работы, но со своей спецификой — подработка остается важным способом адаптации россиян к рискам потери основной работы или снижения дохода, а не просто совмещение, чтобы чем-то себя занять. По данным исследования hh.ru о настроениях работников, в третьем квартале 2021 года 48% опрошенных рассматривают для себя вариант подработки в ближайшие три месяца (во втором квартале 2020-го речь шла о 61% опрошенных)», — комментирует статью WSJ Наталья Данина.

Американский антрополог Дэвид Грэбер посвятил феномену «бессмысленных работ» целую книгу — «Bullshit jobs». Он различает «дерьмовую работу» (shit jobs) и «бессмысленную» (bullshit jobs). «Дерьмовая работа» плохо оплачивается и пользуется очень низким статусом в обществе, но приносит общественную пользу, пишет Грэбер, приводя в пример труд уборщиков. А вот «бессмысленная работа» может оплачиваться неплохо, но никакого общественного блага не создает. Она «настолько бессмысленна, не нужна или пагубна, что даже сам сотрудник не может оправдать ее существование, даже если в рамках условий найма он чувствует себя обязанным сделать вид, что это не так». Грэбер предлагает полушутливый критерий для быстрого определения bullshit jobs — если они исчезнут, то никто этого не заметит (а бывшие сотрудники даже вздохнут с облегчением). Книга Грэбера вызвала такой скандал, что крупнейшая маркетинговая компания мира YouGov даже провела опрос в Британии и Голландии, который показал, что 37–40% наемных работников (преимущественно в офисном секторе) относят свою работу к категории bullshit jobs.

Аналогичное исследование на российском материале проводил отечественный экономист Руслан Дзарасов. Он утверждает, что российские компании вынуждены дополнять свои бизнес-модели целой структурой инсайдерского контроля за распределением влияния на финансовые потоки. Это означает, что годами создавались «лишние» ставки, на которых сидели сотрудники, отвечающие за коррупционные схемы с чиновниками, за работу с офшорами, в которые выводилась прибыль, или за дополнительный контроль над тем, чтобы рядовые работники не копировали поведение своего начальства и не использовали служебное положение для личного обогащения. Эти позиции «избыточных» аудиторов и контролеров висели балластом на экономике, но позволяли верхушке в бизнесе и государственной бюрократии обогащаться и поддерживать свою власть. Однако настоящей работы на таких должностях немного, и многие сотрудники годами раскладывали пасьянсы и имитировали бурную деятельность, оправдывая свое существование. Именно этот аппарат инсайдерского контроля за распределением ренты и оказался под ударом в ситуации дефицита рабочих рук в производящей экономике.

«Ситуация меняется стремительно, — говорит Олег Комолов. — Но верхи общества как в частном секторе, так и в государственном своих позиций просто так не сдадут. Они будут до последнего держаться за прежнюю систему взаимодействия с наемными работниками. Крупный бизнес станет лоббировать сужение социальной политики, чтобы сбить цены на труд и завозить тысячи дешевых рук из бедных стран. То есть искусственно ставить работников в невыгодное для них положение. Но в долгосрочном плане все зависит от организованности самих наемных работников. Если люди осознают свою ценность и не будут соглашаться на незначительные подачки, они смогут добиться гораздо большего — изменения самого принципа распределения национального дохода. Но добиться этого одними разговорами невозможно. Число социальных конфликтов неизбежно увеличится. На Западе мы уже видим этот процесс. Начнется он и у нас. А от его исхода зависит, сумеем ли мы построить новый технологический и социальный уклад и какое место займем в глобальной экономике. Пандемия показала, что по-старому жить нельзя. Законсервировать исчерпавшую себя модель дешевого труда невозможно. Но чем сильнее правящий класс будет за нее цепляться, тем сильнее будут конфликты и потрясения».

Фото: кадр из фильма «В компании мужчин»