В июне исполнилось 20 лет с момента создания Московской региональной организации Общероссийского объединения «Российский Союз ветеранов Афганистана». Сегодня это крупнейшее в Москве объединение ветеранов последней войны Советского Союза. На начало 2023 года в ее рядах состояли 7668 человек из примерно полумиллиона ее живых участников.

По официальным данным, через Афганскую войну прошли 620 тыс. советских военнослужащих. Но сами ветеранские организации называют значительно большие цифры — до 1,5 млн человек. Эти люди оказали огромное влияние на развитие страны, став одной из самых сплоченных групп в обществе. Они активно участвовали во всех поворотах российской истории, от политической борьбы до криминальных разборок. Боевой опыт и усвоенное на фронте солдатское братство сделали их очень сильной группой, с которой приходилось считаться. В то же время страшные испытания и психологические травмы сделали их очень уязвимыми. За 34 года, прошедших после вывода советских войск из ДРА, российские «афганцы» поднимались на вершины социальной иерархии, становясь депутатами, губернаторами и криминальными авторитетами, и опускались на дно, пополняя тюрьмы, наркологические клиники и кладбища. Социальные роли героев, злодеев и жертв сплелись в их коллективной судьбе так тесно, что иногда их невозможно отделить друг от друга.

Раны войны

Статистических данных о социальных и медицинских последствиях Афганской войны поразительно мало. Нет цифр о количестве самоубийств, о масштабах алкогольной и наркотической зависимости среди ветеранов, нет обобщающей статистики по совершенным ими уголовным преступлениям или актам домашнего насилия. Обо всем этом известно лишь «в целом», но вместо числительных в публицистике и даже в академических исследованиях используется наречие «много». Более конкретные данные приходится собирать по крохам.

Например, известно, что сразу после войны, в конце 1989 года, от 35% до 70% ее участников «остро нуждались в психологической помощи». Очень многие из них не могли найти себе места в мирной жизни стремительно менявшегося общества. Тысячи бывших солдат штурмовали военкоматы, требуя отправить их воевать вновь. Согласно одному из опросов, 70% ветеранов-«афганцев» выражали готовность немедленно уехать в любую горячую точку, лишь бы избавиться от ощущения одиночества, чувства вины перед погибшими товарищами и отвращения к казавшемуся им пустым и лицемерным обществу. «Как и американские ветераны Вьетнама, советские “афганцы” испытывали длительные эмоциональные проблемы — посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), широко известное в Советском Союзе как “афганский синдром”», — пишет исследователь Яков Рой в научной статье 2015 года о реинтеграции советских солдат в общество. Симптомы этого заболевания хорошо известны: «навязчивые воспоминания и кошмарные сны, эмоциональное оцепенение, уход в себя, нервная сверхнастороженность и компенсаторная экстраверсия».

Очень часто это отзывалось на физическом здоровье. В середине 1990-х медицинское обследование показало, что 41,5% ветеранов, несмотря на молодость, страдают болезнями сердца, а 53,7% — расстройствами кишечника. По данным на ноябрь 1989-го, 372 тыс. бывших воинов-«афганцев» в той или иной степени страдали от алкоголизма и наркомании. 3,7 тыс. человек уже в конце 1989-го были осуждены за убийства и грабежи. В 2006-м Владимир Преголин давал еще более впечатляющую статистику: «Сегодня около 100 тыс. ветеранов локальных войн сидят в тюрьмах и колониях за тяжкие преступления. 13 тыс. психически больных ветеранов состоят на официальном учете. Зафиксировано только за прошедший год более тысячи попыток молодых ветеранов свести счеты с жизнью». За следующие семь лет (2008–2015) в информационную систему «Правосудие» попали имена еще 1177 бывших военнослужащих — обладателей боевых наград, оказавшихся под судом.

«“Афганцы” — бандиты, это же всем известно»

Общество, в которое возвращались воины-интернационалисты, с самого начала встретило их как минимум холодно. До 1986 года власти вообще старались скрывать от граждан любую информацию о войне и ее жертвах.

— Гробы везли тайком, — рассказывает мама погибшего в Афганистане офицера Анна Стукальская. — Местные власти и военкомат проинструктировали, чтобы тело не разрешали вносить в квартиру. Чтобы могилы были уже заранее выкопаны, чтобы как можно меньше людей увидело и поняло, что происходит. Хоронили тайком. Не разрешали гроб вскрывать.

Вернувшиеся с войны живыми солдаты не получали ни почестей, ни уважения за принесенные ими жертвы. С началом перестройки и политики гласности ситуация изменилась еще сильнее. Афганская война не пользовалась популярностью в обществе, и настороженное отношение к ней переносилось и на солдат. Вездесущее равнодушие чиновников, отразившееся в ставшей мемом фразе «Я вас туда не посылал», дополнялось демонстративным непониманием со стороны рядовых граждан. Сверстники обожженных войной солдат были поглощены переменами. Расцветала кооперация, появился черный рынок, как никогда стали цениться деньги. Молодежь слушала западную музыку и вела гедонистический образ жизни. Все это никак не вязалось с трагической военной героикой.

На рубеже 1980–1990-х в СССР впервые за 60 лет вновь появилась безработица, и «афганцы» стали одними из ее первых жертв. При устройстве на работу их боевой опыт воспринимался как негативный фактор. Гражданские начальники боялись их за прямолинейность, взрывной характер и непредсказуемость поведения. Основным местом трудоустройства для «афганцев» стали силовые структуры. К концу 1991-го около 70 тыс. ветеранов Афганистана продолжали карьеру в армии, 14 тыс. пошли работать в органы МВД и 20–22 тыс. — в службы экстренной помощи, подразделения уголовного розыска, прокуратуры, спецназа или в качестве охранников. Аналогичный функционал, только неформальный и часто нелегальный, предлагал бурно растущий частный рынок, которому нужны были крепкие парни, умеющие обращаться с оружием — охранники, вышибалы, рэкетиры и бандиты. После любой войны общество переживает волну насилия, а эпоха радикальных перемен может превратить ее в цунами.

Большинство солдат Афганской войны были выходцами из среды рабочих и крестьян. Социальные низы даже в советское время были подвержены криминализации. В период «первоначального накопления капитала» это сыграло огромную роль в становлении организованной преступности. Характерный пример — «купеевская ОПГ» в Тольятти. Ее создали судимый за кражи и ограбления Владимир Купеев и трое его сыновей, один из которых проходил срочную службу в Афганистане. Группировка возникла, когда во второй половине 1980-х к Купееву обратился «цеховик» — нелегальный бизнесмен, которого шантажировал местный рэкетир. Уже в начале 1990-х группировку возглавил «афганец» Гарри Купеев, который привлек к работе бывших сослуживцев. В 1991–1995 годах «купеевские» контролировали большую часть отгрузки автомобилей ВАЗ, поставки нефтепродуктов и крышевали значительную часть местного бизнеса.

В 1988-м свою криминальную карьеру в Нижнекамске начал другой воин-интернационалист Игорь Куск. Он возглавлял городской союз ветеранов, некоторых из которых привлек к бизнесу. «Афганцы» крышевали коммерсантов, совершали заказные убийства и участвовали в криминальных войнах. Задержали Куска только в 2013-м. В 2015-м он получил 23 года колонии строгого режима. «Он прошел Афганистан и в Нижнекамске был председателем союза ветеранов войны в Афганистане. И совмещал эту общественную деятельность с преступной. На процесс в суд пришло очень много воинов-“афганцев” — зал был заполнен. Все эти зрители были, конечно, на стороне обвиняемого. Поменяли ли они свое мнение после приговора — не знаю», — рассказывал в интервью судья ВС РТ Эдуард Абдуллинов. В 2022-м Игорь Куск погиб под Бахмутом, где воевал в составе ЧВК «Вагнер», отбыв в колонии только девять лет своего срока.

Похожие группировки «афганцев» действовали в Екатеринбурге, Санкт-Петербурге, Иркутске, Красноярске и других городах. «“Афганцы” все бандиты, это же всем известно», — говорили следователи лидерам афганских организаций. И жизнь как будто подтверждала эти слова. 10 ноября 1994 года в Москве в подъезде своего дома был взорван председатель Фонда инвалидов войны в Афганистане Михаил Лиходей. Взрывное устройство было вмонтировано в переговорное устройство лифта. А через два года, 10 ноября 1996-го, теракт произошел прямо у могилы Лиходея, у которой собрались его знакомые, друзья и новое руководство фонда. От взрыва самодельной бомбы на месте погибли 14 человек, еще 30 получили ранения. Следы преступления вели к другим ветеранам Афганской войны. Многие считают заказчиком убийства Лиходея и теракта на Котляковском кладбище первого председателя фонда инвалидов-«афганцев» Валерия Радчикова. Этот офицер потерял во время войны обе ноги, но вернулся на фронт, повторив подвиг Алексея Маресьева. Но созданный им фонд в 1990-х участвовал в отмывании огромных сумм. Авторы документального фильма о взрыве на Котляковском кладбище оценивают их в диапазоне от 800 млн до 4 млрд долларов. «В России появились сотни тысяч голодных и злых мужчин, а в каждом городе существовал фонд ветеранов войны в Афгане. Но сумасшедшие деньги делили только начальники этих структур», — делают они вывод.

Потерянное поколение (от гражданского общества к государству)

— «Афганцы» оказались уникальным сообществом в русской истории, — говорит ведущий телеграм-канала об истории Афганской войны «Шурави 79» и автор подкаста «Шурави» Сергей Простаков. — Военный опыт стал для них основой субкультуры, на которой они выстраивали свою идентичность и положение в обществе. Война, с одной стороны, разрушила мир, в котором они выросли; мир, в котором господствовал лозунг «Лишь бы не было войны»; мир, в котором ветераны занимают вершину пирамиды престижа. С другой стороны, они вернулись с войны в полностью изменившееся общество: уходили при застое, а вернулись в перестройку. И это новое общество само их отторгало, заставляя остро чувствовать, что они нужны только друг другу. И, наконец, возникновение «афганской» субкультуры совпало с периодом максимальных свобод. Все эти три фактора привели к тому, что бывшие солдаты стали самой мощной частью гражданского общества: они начали объединяться. «Афганская» сеть опутала бывший Советский Союз. Эти организации помогали с лекарствами и жильем, с работой и отдыхом. Ставили памятники погибшим товарищам и строили дома. Они действовали сообща и заставили с собой считаться.

Сплочение ветеранов войны, про которую почти все остальные спешили как можно скорее забыть, проявилось во всех сферах. Организованная преступность стала лишь одной из них, может быть, самой скандальной. Военный опыт, дисциплина, армейская иерархия и, главное, дух боевого братства стали конкурентными преимуществами, которые позволили бывшим десантникам и саперам успешно побеждать оппонентов из этнических диаспор или блатного мира. Но послевоенная судьба воинов-интернационалистов не исчерпывалась преступностью.

Ровно те же навыки и особенности позволяли ветеранам Афганистана добиваться успеха в бизнесе или политике. Когда в 2000-м губернатором Московской области стал генерал Борис Громов, командовавший выводом советских войск из ДРА, он заполнил административную вертикаль региона бывшими сослуживцами.

— Если уж искать «афганского дона Корлеоне», то это, конечно, Громов, — говорит Простаков. — Но это не захват власти криминалом, как любили говорить в начале 2000-х, а просто выражение социальной специфики среды. Весь средний уровень власти заняли ребята вроде какого-нибудь [бывшего мэра Химок] Стрельченко — сильно травмированные войной. Они относились к той самой прослойке, которая генерировала криминал в 1990-х.

Но абсолютное большинство «афганцев» не сделали большой карьеры ни в политике, ни в бизнесе, ни в криминале. Они вместе со всем обществом переживали эпоху перемен. Но в отличие от большинства все же могли опереться друг на друга. В итоге ветераны последней советской войны оказались чуть ли не единственной группой в обществе, которая хоть бы отчасти сумела отстоять свои социальные гарантии. На первых порах это тоже приходилось делать с оружием в руках. Хрестоматийная история случилась в тогда еще Свердловске в 1992 году.

23 июня 1992 года 700 бывших воинов-«афганцев» захватили почти 400 квартир в только что построенных девятиэтажках, которые администрация Свердловска обещала передать ветеранам, стоявшим в очереди на жилье. Но в какой-то момент они узнали, что квартиры выставлены на продажу, и решили действовать. Вчерашние воины обнесли здания колючей проволокой и полтора месяца держали оборону с оружием в руках. В конечном итоге они добились своего, и спустя несколько лет ветераны и их семьи получили ордеры на жилье. Микрорайон с тех пор известен как «афганский».

К середине 1990-х власть первой поняла, что «афганцы» —  огромная сила, с которой лучше дружить. В декабре 1993-го Ельцин подписал указ №2245 «О мерах поддержки деятельности объединений инвалидов». Ветераны стали получать жилье и социальные льготы, а на их многочисленные организации пролился дождь из разных привилегий. Сказывались либерально-радикальные убеждения тогдашнего правительства: вместо того чтобы давать бывшим солдатам «рыбу», реформаторы решили подарить им «удочку» — возможность зарабатывать самим. Например, с помощью права на беспошлинный ввоз алкоголя и сигарет.

Эти «подарки» привели ко второй волне криминализации «афганского» движения. Лидеры ветеранов и инвалидов получили возможность извлекать невиданные прибыли, почти ничего не предпринимая. Именно этот соблазн привел к трагедии на Котляковском кладбище в 1996-м. Но у дружбы власти и ветеранских организаций было и другое следствие. Из коллективного Рэмбо, противостоящего коррумпированной и равнодушной власти, «афганцы» постепенно превратились в ее самую лояльную опору. Взамен чиновники перестали произносить свое «Я вас туда не посылал» и начали с разной степенью искренности превозносить героизм солдат. Из жертв никому не нужной войны они превратились в официальных героев.

— Война всегда одинакова, — говорит Простаков. — Фрустрация, посттравматический синдром, наличие калек на улицах после войны — все это происходит после каждой войны. Но каждая война имеет свои уникальные социальные последствия. Они зависят от того, как и чем эта война заканчивается. Сейчас можно сравнивать поколение «афганцев» с ветеранами СВО. Это очень поверхностные и недалекие параллели. Ветераны ВОВ на десятилетия стали героями для потомков, хотя психических и физических травм у них было немало. Про Афган общество испытывало только разочарование и стыд и хотело про него забыть. Память о нем хранили только прошедшие через ад солдаты, и для многих из них травмы и страдания стали ценной строчкой в резюме.

Фото: Андрей Соломонов/ «РИА Новости»