Женщина средних лет, хорошо одетая, нависает надо мной в электробусе и угрожающе сопит. Вроде бы она хочет что-то сказать, но почему-то не решается произнести ни звука, продолжая нависать и сопеть.
— Вы, наверное, хотите, чтобы я пропустила вас к окну? — спрашиваю я, и она безо всякой благодарности, но с явным облегчением кивает.
В самолете рейса Москва — Екатеринбург мужчина топчется в проходе, не решаясь сказать, что у него место рядом с моим.
— Это ваше? — наугад спрашиваю я, и он буркает что-то вроде «естессн».
Другой попутчик просто показывает на свое место пальцем…
Да, живой речи в Москве и других крупных городах России становится все меньше. Этот источник пересыхает с каждым днем. Уточню, впрочем, что под живой речью в нашем случае имеются в виду не разговоры хорошо знакомых и в большинстве случаев приятных друг другу людей (их-то как раз хватает, см. мою любимую рубрику «Подслушано в Москве»), а те диалоги с незнакомцами, избежать которых в городе всегда сложно. Соседи, дворник, попутчик в поезде, продавец в магазине, кассир в каком-нибудь «Теремке»… (Хотя нет, с продавцами и кассирами в «Теремке» и других заведениях с абьюзивным маркетингом разговоры тоже строятся наособицу — они озвучивают свой текст, как будто исполняя арию, а мы невпопад кряхтим и раздраженно мотаем головой: не нужно нам ваше спецпредложение, сударыня.) Продолжу список: люди из очереди в «Озоне», родители одноклассников сына на школьном собрании, мерцающие коллеги и какой-то мужчина, которого нам внезапно представили на вечеринке и бросили с ним наедине.
Завести разговор с незнакомым или полузнакомым — неважно из каких соображений, нужно ли это для дела или у вас просто хорошее настроение — могут сегодня очень и очень немногие. Хотелось бы кивнуть в сторону старшего поколения, дескать, среди них это искусство еще не вымерло, но увы. Недавно в поезде я ехала в одном купе с очень угрюмой пожилой дамой, демонстративно избегавшей всяческих контактов (и то верно, вдруг я мошенница? Они ведь не только по телефону орудуют). Такое время, знаете ли, лучше молчать, чем говорить.
Но на самом деле молчать не всегда лучше. Иное молчание бывает громче водопада, от него портится настроение и, главное, оно затрудняет нормальное человеческое взаимодействие, те легкие связи, которые ни к чему тебя не обязывают, но делают жизнь чуточку проще и приятнее.
Недавно одна старшая знакомая рассказывала мне, как в санатории оказалась в компании женщин 60+. Знакомая отдыхала одна и немножко скучала. Женщины 60+ обсуждали бассейн, и одна из них сказала, что ни за что туда не пойдет, потому что не умеет держаться на воде и утонет там, как говно. Моя знакомая тут же оживилась и сказала: «Но ведь говно не тонет!» Сказала и прижала уши — сейчас ее отправят с этим замечанием куда подальше, но замечание было благосклонно принято: «А ведь точно, Зоя, говно еще как плавает!» Так с помощью не самой утонченной реплики был налажен контакт и найдена компания для прогулок по заснеженному лесу между процедурами.
В России искусство смол-тока всегда было развито довольно средне в сравнении с Западом — у нас внезапный интерес к нашей персоне и неожиданный комплимент вызовут скорее подозрение (чего ей от меня надо?). Ну и вообще в России слишком холодный климат для того, чтобы лишний раз открывать рот.
Кстати, о климате. Ни к чему не обязывающие разговоры о погоде вошли в анекдот, а между тем о погоде всегда есть что сказать, и это вовсе не обязательно свидетельствует о том, что человеку не о чем с вами говорить (посмотрите метеопрогноз на эту зиму в России и найдете примерно десять тем для обсуждения навскидку). Но вот не принято, нет. Я сам по себе, вы сами по себе, у меня наушники, у вас тоже наушники и какие-то рилсы в телефоне. Мы вынуждены делить пространство и время, но упаси меня (и вас) боже произнести при этом хоть слово. Если слово все-таки произнесено, значит, пахнет конфликтом — москвичи, во всяком случае, вступают в разговор с незнакомцами чаще всего тогда, когда им нужно выразить свое недовольство и возмущение. Тогда как общение с помощью мимики, жестов и легких толчков в спину — это проявление равнодушной симпатии (я к вам не лезу, и вы ко мне не лезьте).
Разумеется, так было не всегда. Смол-ток, может, и не являлся сильной стороной отечественной речи, но сказать пару слов заскучавшей в очереди женщине или пошутить в ожидании посадки на рейс было вполне нормальным, приемлемым. Сегодня же это явный и непростительный моветон. Говорить вообще моветон. Люди все чаще и больше пишут друг другу, и если вам вздумается позвонить даже знакомому человеку без упреждающего сообщения в каком-нибудь мессенджере, это faux pas. «Почему он мне звонит, он совсем уже? Или что-то случилось?» — думаем мы, глядя, как на экране высвечивается имя смельчака, нарушившего важнейшую этикетную норму. Понятно, что такая реакция — результат в числе прочего и деятельности армии мошенников, но истоки неприязни к звонкам все же в другом. Получив в свое распоряжение смартфоны, став доступным 24/7 не только для тех, кто нам дорог, но и для всех остальных, мы вынуждены беречь свои силы и время, выбирая, с кем общаться устно, а с кем письменно (последних всегда большинство). У моей знакомой был страстный роман с мужчиной, который позвонил ей за целый год единственный раз — все прочее время они переписывались и встречались, и всех все устраивало.
Звонить (то есть говорить) не всегда удобно, мы то в метро, то на фотоэпиляции, то на совещании. Тогда как писать можно практически всегда. Вот мы и пишем — пишем, пишем, пишем, развивая эпистолярные навыки и не думая о том, что благодаря этому утрачиваем другие — разговорные. Голосовые сообщения, которые одна половина человечества ненавидит, а другая не представляет без них своей жизни — это все-таки не разговор, а монолог. Практика разговорной речи всегда подразумевает как минимум двух собеседников, и если давно не тренировался, потом и вправду не сумеешь произнести даже самую примитивную фразу. «Не могли бы вы меня пропустить на мое место?», «У вас не занято?», «Простите, я вас побеспокою».
Лексикон современного человека, предназначенный для неблизких людей, крайне скуден: «Кто последний?», «Откройте другую кассу», «На следующей выходите?», «Спасибо», «До свидания». Если кто-то вдруг позволит себе выйти за рамки установленной нормы, его как минимум одарят удивленным взглядом, а может, и снимут для какого-нибудь рилса («Сегодня тетка в “Пятерочке” жгла»). Маленьких детей, наивно пытающихся заговорить в транспорте или в очереди с дядей или тетей, тут же одергивают: «Перестань мешать людям». Помимо будто бы заботы о людях и их спокойствии здесь, конечно, звучит страх за ребенка — чтобы не привыкал общаться с незнакомцами. Лучше надеть каменную морду, как у родителей, и играть свою роль вплоть до того, как вернешься домой. Там мы все раскрепощаемся, общаемся, а потом выходим из квартиры и снова каменеем, и ты так делай, сынок, спокойнее будет. Лучше держать язык за зубами или вообще от него отказаться.
Поэтому когда видишь подростков в вагоне метро — шумных, когда их несколько, и чудовищно молчаливых, замкнутых, «ни ступить, ни молвить», поодиночке — не удивляешься. А какими еще могут вырасти наши дети, если мы с детства последовательно приучаем их избегать всяческого общения с незнакомцами? Они почти всегда выбирают кассы самообслуживания и просят курьеров оставить пакеты у двери. Мычат и вздыхают, не зная, как обратиться к незнакомцу, чтобы пропустил к выходу. И впадают в панику, если по телефону вдруг ответил не робот, а живой человек (что, впрочем, происходит все реже).
Вернемся ли мы когда-нибудь к непринужденной легкости разговоров, смогут ли следующие поколения выражать свои мысли не письменно, с килограммом стикеров, а с помощью речевого аппарата, и как все это повлияет на развитие человечества? Вот вам тема для непринужденной беседы с незнакомцем в какой-нибудь очереди. А в том купе, где ехали мы с угрюмой пожилой дамой, на одной из станций появилась красивая молодая женщина. Она улыбнулась и сказала на входе:
— Будем знакомиться, девочки? Или так поедем?
И мы познакомились. Оказалось, что пожилую даму зовут Ирина, и она вовсе не угрюмая. Просто время сейчас такое, сами знаете.