О мистических местах на юго-западе и о том, что Москва раньше была более загадочная.

Я родилась…

В Москве, на улице 26 Бакинских Комиссаров, прямо в той квартире, где я сейчас и живу. Меня приняла бабушка. Потом уже, после моего появления, приехала скорая и отвезла нас с мамой в роддом.

Я живу в микрорайоне, который появился в конце 1960-х на юго-западе. Это треугольник, ограниченный Ленинским проспектом, проспектом Вернадского и улицей 26 Бакинских Комиссаров. Наша семья переехала сюда из уплотненной коммуналки на Чистых прудах в 1969 году. Основная часть жителей новых домов состояла тогда из научных сотрудников многочисленных НИИ, как и мои родители-ученые. Весь район был еще пустынный, деревья совсем маленькие. И большую березовую рощу только посадили. Мне нравится история о том, как тогда договаривались о встречах мои родители с друзьями-соседями. Друзья жили за рощей в доме на девятом этаже. По утрам в выходные они вывешивали на балкон плакат с указанием времени встречи. Мой папа видел это объявление в подзорную трубу! Сейчас удивительно это представлять — деревья стали огромными и у всех есть телефоны.

Я знаю несколько невидимых теперь мест района, важных для застойного советского детства, времен холодной войны. За Домом пионеров под неестественным пригорком находилось учебное школьное бомбоубежище, практически всегда затопленное талой водой. Всем было известно, что внутри подземный ход, который идет к соседней 43-й школе, а может, и дальше, к зданию «Пентагона». Это строение — Военная академия Генштаба, появившаяся в конце 1980-х на пустыре, за церковью. Говорят, подземных этажей у здания в два раза больше, чем снаружи. Другое мистическое сооружение — это кафе «Ракушка», такой задорный модернистский нарост на теле стандартного панельного дома. Там был пивной бар, который выходил прямо на центральный бульвар. Теперь жители района зовут этот бульвар Бродвеем. Этот бар в детстве считался приютом зла: там были полуподвальные окна за решетками, откуда шел кислый запах. Оттуда подземный ход вел к металлической «шоколаднице» — огромной серебряной женщине с подносом и угощениями. Она стояла перед кулинарией магазина «Польская мода». Весь ее наряд был украшен цветными стеклянными камнями. Многие из них отсутствовали, зияли черные дыры. В ней был один из порталов подпольного мира.

Сейчас этот исторический детский параноидальный слой как-то растворился. Наружу вышли другие знаки и поверхности. С конца 1980-х пространства меняли свое назначение и переназывались множество раз. В голове прочно сохраняются только первые советские топонимы района: «Салют», зеленые дома, красные дома и синие кресты (там жили дипломаты и иностранцы), магазины: 28-й, «Польская мода» и чеченский «Вайнах» — там я впервые попробовала пахлаву.

Нелюбимые районы…

Даже не знаю. Скорее есть незнакомые места — таинственные темные пятна на карте. Это пространства в Москве, в которых я была, но не понимаю, где они. Например, когда мне было 18 лет, я сдавала экзамен по вождению и не сдала. Меня высадили среди заборов и сугробов. А ведь навигаторов не было. И людей там не было. Минут через сорок я нашла метро. Не представляю себе, где это. Мне нравится этот особый сорт пейзажей из сновидений. Я часто посещала пустынные и странные места, работая фотографом в журнале «Афиша» в конце 1990-х. По заданию редакции я ездила снимать рестораны, ночные клубы и бильярдные в далеких районах. Сейчас это представить сложно — наступила эпоха навигаторов. Раньше Москва была более загадочная.

Мой любимый район…

Мне очень нравится улица Вавилова, на которой стоят советские научные институты. Почти каждое такое здание окружает огромный запущенный сад, который виден из-за забора. Они похожи на разоренные имения. Здания принадлежат Академии наук — физические и химические институты. Там же находится ИНЕОС — Институт элементоорганических соединений им. А. Н. Несмеянова. На курсе Несмеянова училась моя мама и потом там работала. В детстве я ходила туда на новогодние утренники. Недавно я попробовала навестить там мамину подругу, хотела порисовать интерьеры из воспоминаний. Но рисовать запретили. Чего-то боятся.

В Москве лучше, чем в мировых столицах…

Это наслоение любимого искусства на родной пейзаж. Оно в нем произрастает. Приятное узнавание. Улицы из кино. Свет в автобусах, как у Файбисовича. Летом приятно спуститься под церковные золочено-мозаичные своды метрополитена — там все разгоряченные жители в бежевых комплектах рядом с вооруженной охраной превращаются в персонажей Сорокина. И еще люблю магический угол — на горе у въезда в тоннель (недалеко от Лужников) виднеется огромный бетонный шар. Он расположен на фасаде слева, вскоре после яблоневых аллей, если двигаться по проспекту в сторону центра от МГУ. Этот черный шар —украшение института геохимии имени Вернадского. Внутри находится Музей внеземного вещества. Мне кажется, все это пространство спроектировано художником Андреем Монастырским. За институтом начинаются лесистые склоны Воробьевых гор и пустынная улица Косыгина.

Место, куда все время собираюсь, но никак не могу доехать…

Очень бы хотелось побывать во всех башенках Москвы!

Хочу изменить…

Недавно у меня появилась собака — Трезор. Я бы не хотела оставлять его дома на целый день. И теперь я понимаю, что город пока недостаточно дружелюбен в отношении собак и их владельцев. Именно это хотелось бы изменить. Оказывается, многие зеленые зоны закрыты для собак. Почему? Даже ВДНХ!
Мне кажется правила поведения — поводок, намордник и уборка — решили бы все проблемы. Конечно, люди должны иметь возможность гулять по паркам вместе с собаками!

В ресторанах…

Вообще я больше люблю ходить в гости, чем в кафе. Но из точек общепита мне нравятся внутренние столовые разнообразных предприятий. В таких местах я обычно оказываюсь случайно, заехав по делу в мастерскую, арендующую там пространство. Особенно любопытно, если это какая-нибудь закрытая организация с пропусками или даже научный или медицинский центр. Там бывают такие деловые кафетерии и столовые с вдохновляющими интерьерами. Из последних находок: здание федеральных архивов на Пироговской улице. В полуподвальном помещении расположилась столовая с классической линией и окном для грязной посуды в бледно-зеленой стене. Мрачное пространство украшено фиолетовыми гипюровыми шторами с французской драпировкой. На одной из стен напечатан цветок лососевой бегонии от пола до потолка и вот прямо среди ее лепестков торчат три мощных замурованных люка. По версии буфетчика, это спуск в бомбоубежище государственного архива.
Еще любимые места — это кафе в театре. Особенным является пространство «Гоголь-центра», придуманное Верой Мартыновой и Кириллом Серебренниковым. Кафе там замечательное и по концепции и по облику. Насколько я знаю, Вера совершила экспедицию в Берлин, чтобы собрать мебель совершенно разных лет и фасонов. Зал расположен в фойе сразу при входе и от этого пространство распахнуто и исключительно демократично. За соседними столиками едят и обсуждают планы деятели всех театральных искусств и их зрители. Это нехарактерно — так как рабочие пространства театра традиционно отделялись от зон, доступных зрителю.

Отличие москвичей от жителей других городов…

Отличие в том, что некоторых я хорошо знаю. Мне нравится встречать знакомых случайно и по договоренности. От этого я чувствую себя хорошо и дома.

Если не Москва…

То дача! Это стало очевидно во время карантина. Я живу на даче с середины марта и мечтаю поменять мое обычное городское расписание. Теперь я понимаю, что идеально наоборот — изредка выезжать в город.

Мне не хватает в Москве…

Мне понравился проект «Завтра вставать» художественной группы APXIV — художники и их зрители провели ночь в палатках с искусственным костром и электронными птичками в бетонном недостроенном дворце на Цветном бульваре. Речь в этом проекте шла об упущенных возможностях пятницы. Но для меня это еще и архитектурный проект. В городе так много непонятных закрытых пространств, зависших вне реальности. Хозяева-банкроты, замороженные стройки, незаконные сносы и переделки. Точечные проекты — вот что интересно. Короткая новая жизнь вместо исключения из жизни. Таким же, на мой взгляд, был короткий летний проект — клуб ЭМА в бывшем НИИ недалеко от Китай-города с обширной летней программой. Это как Юрьев день для домов, когда в закрытые на годы пространства можно заглянуть хотя бы ненадолго. Думаю, можно было бы создать такое приложение для смартфонов — расписание секретной жизни закрытых пространств.

В Москве изменилось…

Меня волнует жизнь деревьев. Я очень рада, что в центре посадили целые новые аллеи. И очень жаль, когда старые деревья уничтожают. Со страхом подхожу к окну, когда слышу звук пилы около дома. Именно большие пространства, заполненные зеленью, привлекают меня в моем районе. Если они исчезнут, я обязательно перееду.

Меня можно чаще всего застать…

Меня сейчас не застать в Москве. Я переселилась на дачу. Выезжаю коротко по работе или цветы полить.

Я участвовала в поэтическом марафоне в поддержку Юлии Цветковой в Центре Вознесенского…

Это абсурдное трагическое дело, в существование которого не хочется верить.

Хотелось бы не погружаться в мир безумия и мракобесия. Здорово было бы общаться только со своим приятным окружением, с теми, кого считаешь адекватными, с кем разделяешь взгляды на мироустройство. Соцсети дают это мнимое успокоение, ты видишь вокруг интересных, симпатичных людей.
Но спрятаться от реальности сложно, молчание в такой ситуации пугает гораздо больше. Дело должно быть немедленно прекращено. Юля Цветкова — неравнодушный человек. Ее проект просветительский — ей должна быть оказана поддержка по расширению ее программы. Она пытается создавать более справедливый мир свободных людей и в этом мы все должны быть заодно.

Поэтический вечер прошел в защиту молодой художницы из Комсомольска-на-Амуре Юлии Цветковой. За ведение ВК-паблика, где она публиковала схематичные бодипозитивные изображения женских тел, Юлию обвиняют в распространении порнографии. Ей грозит до 6 лет тюрьмы.

Фото: Svetlana Shuvaeva