Выставка-байопик «Виктор Цой. Путь героя» в Манеже, безусловно, главное пока культурное событие начавшегося года в Москве. Один из ее создателей — журналист, писатель, художник и основатель арт-группы Doping-pong Дмитрий Мишенин рассказал «Москвич Mag», чем экспозиция похожа на кино, что такое «Цойленд» и почему Виктор Цой — настоящий античный герой.

Начать хочу со слов благодарности. Я на выставку, конечно, уже сходил — вместе с младшей дочкой — и даже не знаю, кому из нас больше понравилось. Помимо погружения в музыку и атмосферу моей юности я увидел историю о том, как реальный человек превращается в миф — от подробностей быта, милых мелочей, фотографий и личных вещей, чего-то лампово-теплого — к высокому, сверхчеловеческому, героическому, концептуальному и абстрактному. Правильно ли я считал месседж? Какую историю хотели рассказать создатели выставки?

Вы абсолютно точно все считали. Это выставка об эволюции и превращении живого артиста в античного героя. Идея была в том, чтобы наглядно продемонстрировать, как неформальная личность, занимающаяся искусством, может занять в обществе положение, сравнимое с политиками и военачальниками. На смену членам Политбюро, имена которых знала вся страна, в результате пришли имена членов Ленинградского рок-клуба, и именно они стали властителями дум молодежи. Вот это реальный переворот и революция. И она произошла в 1980-х.

Один из последних залов экспозиции — «Тур по Союзу» — это зал триумфа. В принципе, это тот самый финал, когда Виктор и группа «Кино», проехав с гастрольным туром по стадионам всей страны, достигли уровня популярности космонавтов и спортсменов-олимпиоников. Цой, родившийся в год Карибского кризиса под воинственные речи Хрущева, вытеснил из поля общественного внимания Горбачева и других лидеров КПСС. Герой родился в эпоху, когда люди воздвигли Берлинскую стену, и ушел, когда эта стена была разрушена. А то, что большая гастрольная история «Кино» закончилась зажженным на стадионе «Лужники» Олимпийским огнем, — лучшее свидетельство полностью сформировавшегося на тот момент культа античного героя, в которого превратился Цой.

Да, и попутно хотелось бы определиться с термином «героизм» и тем, почему Виктор Цой — наш герой. Некоторые критикуют нас за избыточный пафос и за причисление его к пантеону героев. Но героизм возможен не только на поле битвы. Быть убежденным пацифистом в милитаристическом государстве — это тоже героизм. И то, что он шел против течения и оставался яркой индивидуальностью, в результате и сделало его творчество понятным буквально всем.

Что касается названия проекта, то оно родилось из любимого фильма Цоя с участием Брюса Ли «Путь Дракона». Оставалось только скрестить его с песней «Последний герой», и на свет появился «Путь героя».

Какого мнения вы как художник о живописи Цоя, которой на выставке посвящен отдельный зал? Он действительно мог бы стать большим художником?

Начну с того, что если бы не мой интерес именно к художественному наследию Цоя, то вряд ли я вообще бы взялся за создание концепции выставки-байопика. Несмотря на любовь к его музыке и кинообразам, первопричиной моего участия в проекте стала именно эта сторона творчества Виктора. Да, я уверен, что с той изобретательностью и открытостью всему новому, с которыми Цой подходил к живописи, он совершенно точно достиг бы высокого уровня на арт-рынке. Последние продажи на аукционе Vladey говорят о востребованности Цоя-художника у коллекционеров. И дело не только в его имени, а в том, что он с легкостью создавал яркие образы, актуальные и сегодня.

Цой-художник экспериментировал с разными направлениями современного искусства. А некоторые предвосхитил, как, например, неоакадемизм.

Зал «Искусство» на нашей выставке — это наиболее полное собрание подлинников графики и живописи Виктора Цоя. В основе экспозиции три коллекции: Наталии Разлоговой, Роберта Максимовича, отца Виктора, и его сына Александра. Кроме того, удалось выставить работы из собраний коллекционеров, среди которых Олег Тиньков и Андрей Деллос. В музейном оформлении помогли специалисты из РОСИЗО, за что им низкий поклон: Цой часто работал с очень хрупкими материалами (например, кухонными клеенками или целлофаном), и надо было выставить их так, чтобы не повредить.

Можно много говорить о влиянии Цоя на объединение «Новые художники», в составе которого он выставлялся как специально приглашенная звезда, или о том, как он работал в направлении поп-арт и создавал остроумнейшие комиксы…  О его уникальной фломастерной технике рисования, которая меня восхитила в юности. О приходе к эстетике уличного искусства, «наскальному реализму» и наиву пещерной живописи на клеенках и упаковочных материалах — и параллелях с таким мастером ритуального орнамента, как Кит Харинг. О том, как он открыл неоакадемизм в своем позднем творчестве и пришел к психоделической античности, которая разовьется его коллегами только в 1990-х. И о том, что даже посмертное граффити «Цой жив» — это хит русского стрит-арта. Резюмирую так: если бы всей выставки не существовало, а был бы лишь один зал «Искусство», то и такую экспозицию можно было бы рекомендовать всем любителям изобразительного искусства и говорить о явлении Цоя-художника миру.

Что вас особенно впечатляет среди его художественных работ?

Хотел бы выделить представленные в витринах фрагменты мастерской художника, его инструменты: фломастеры, краски, кисточки и палитру, по которой можно точно узнать, какая картина была последней. Я рад, что удалось это сделать — показать зрителю частичку творческого закулисья. Потустороннее и пророческое полотно «Дорога», для которого Виктор обвел себя в черную рамку на полароидном снимке в качестве референса, баночка из-под черной икры, где мы видим остатки фиолетовой краски, которой написана последняя картина, — все это создает совершенно мистический опыт для зрителя.

Цой-художник экспериментировал с разными направлениями современного искусства. А некоторые предвосхитил, как, например, неоакадемизм. В своей неподражаемой ироничной и наивной манере он создал «Удушение леопарда» — неоакадемический оммаж главному фонтану Петергофа «Самсон, раздирающий пасть льва». Фломастеры в руках Цоя рождали произведения, наполненные черным юмором: космический бой, индейское жертвоприношение и бандитские разборки. А в картинах «Лес», «Рыбалка» и «Свидание» ярко обозначен межгендерный конфликт. Наверное, в 1980-х именно в картинах Цоя были самый ярко выраженный эротический подтекст и самые яркие образы, связанные с отношениями полов. Отчетливое различие эстетики Кита Харинга и Виктора Цоя именно в гетеросексуальности художественного мира последнего. Вроде бы и там, и там — схематичные человечки и собачки, один и тот же визуальный алфавит, стиль, но у Харинга это стремление к универсальности и чистому искусству, а у Цоя все герои с половыми женскими и мужскими признаками и одержимы влечением друг к другу: несутся навстречу, ловят на крючок — и все это во имя любви между мужчиной и женщиной. В этом плане он невероятно традиционный художник. А вообще об искусстве Виктора Цоя я могу говорить бесконечно. Мне нравится его исследовать.

«1980-е в СССР чем-то напоминают эпоху Ренессанса: музыканты пробуют себя в качестве художников, композиторы философствуют, а художники играют музыку» — написано на одном из стендов экспозиции. Вам близка эта мысль?

Да, близка. Это время расцвета нонконформизма. Время выхода из-под нависающей и удушающей тени приглаженного официоза. Вся наша выставка посвящена жизни и творчеству такого человека — одаренного, независимого, тонко чувствующего. Он был и музыкантом, и дизайнером, и стилистом, и поэтом, и киноактером — пробовал себя во всех сферах и добивался успеха. Он мог бы стать скульптором, запустить бренд одежды, открыть собственный парк развлечений — да что угодно.

Лучшая визуализация этой мысли — «Цойленд» в зале «Открытие Америки». Это синтез искусства Виктора Цоя, Диснейленда и лавки Pop Shop, открытой в 1986 году на Манхэттене, — там торговали разными товарами с рисунками Кита Харинга. «Цойленд» — это мое кураторское видение того, как мог бы развиваться Цой и его графические человечки с собачками в мире капитала. Как парк развлечений с аттракционами и магазин сувениров, конечно же. Ведь Виктор, как и Кит, все покрывал своими рисунками, от аксессуаров до одежды.

В зале «Стиль» мы разместили графику Виктора Цоя, созданную по мотивам образов из фильма Славы Цукермана «Жидкое небо», культовой для Цоя и Георгия Гурьянова ленты. Это показывает, насколько для них были важны мода и мультимедиа. Быть в курсе тенденций, вдохновляться новейшими экспериментами в модной, музыкальной и киноиндустрии — совершенно естественное стремление для творческого человека. К слову, именно зал костюмов придает выставке размах масштабного шоу. Манекены с реальными вещами и аксессуарами Цоя дают публике возможность идентифицировать экспонаты с фотодокументами и проследить путь от юношеского акустического глэм-рока до строгого постпанка. Доминанта этого зала — пальто из фильма «Асса» и видео финальной сцены, где Виктор проходит в нем коридорами к сцене, чтобы исполнить «Мы ждем перемен». Это серьезный эмоциональный акцент, после которого посетителю может показаться, что все — на этом можно поставить точку, мощнее уже не скажешь. Но это только середина пути. Идем дальше!

Для вас ведь это уже не первый проект, посвященный Цою, который вы делаете в качестве куратора?

Все верно. К тому времени, когда ко мне за разработкой концепции обратились авторы идеи и продюсеры мультимедийной выставки Агния Стерлигова и Александр Кармаев из Planet9, я как куратор уже провел выставку «Новые романтики», где впервые показал работы Цоя из коллекции Наталии Разлоговой. А летом 2020 года была персональная выставка Цоя «Не кончится лето» в питерской KGallery, ставшая тизером к большой экспозиции в Москве.

Собрав все артефакты, вообще все материальное и аутентичное, связанное с жизнью и творчеством Виктора Цоя, мы действительно создали его pop-up музей.

Я занимался исключительно продвижением Цоя как художника и лидера художественного андерграунда 1980-х. Оказалось, что для большинства публики эта грань творчества Цоя — открытие. Но посмотрите, кого он объединил вокруг себя: замечательных художников Георгия Гурьянова и Андрея Крисанова, которые играли у него в группе. Сергея «Африку» Бугаева, который был по сути шоуменом и группи «Кино», как, впрочем, и «Поп-механики» Сергея Курехина. Тимура Новикова — художника-оформителя концертов, Костю Гончарова — создателя ателье «Строгий юноша», отвечавшего за стиль. Так что он был лидером не только в музыкальном коллективе, но и объединил в своей группе художников, став и их лидером тоже. Это и был мой с Наталией Разлоговой месседж, сверхидея выставки, сделанной на основе ее архива, который простоял нетронутым больше 20 лет и который мы распечатали, как «капсулы времени» Энди Уорхола. Однажды Георгий Гурьянов признался мне, что душу готов заложить, чтобы хоть одним глазком увидеть коллекцию Наталии. В принципе, архив Цоя, бережно сохраненный Наталией Разлоговой, — это ее персональный арт-проект, в который она пригласила меня куратором в начале 2010-х годов.

Есть ли у вас на выставке любимый зал или экспонат?

Безусловно, самый важный зал для меня тот, что посвящен фильмам «Игла» и «Игла Remix», ведь его сокураторами стали арт-группа Doping-pong, участником которой я являюсь, и мой друг кинорежиссер Рашид Нугманов. Это наш коллективный труд: строгое разделение пространства на пустыню и снег, на графику из «Ремикса» и черно-белые фото из «Иглы», а в центре — объединяющая оба фильма инсталляция с полигональными фигурами Моро в снежных шарах. Она создает ощущение ожившего кинофильма, но в какой-то третьей версии, которую мы еще не видели. То, что эскиз новогоднего шара, сделанный Doping-pong еще в 2010 году, превратился в арт-объект — это чудо трансформации идей.

Зал «Цитадель смерти» — продолжение темы кинокарьеры Виктора Цоя и ее пусть и не случившаяся кульминация. Мы получаем возможность попасть на съемочную площадку проекта, который должен был превратить Цоя в международную кинозвезду. Он к тому моменту уже был на обложке «Советского экрана», потеснив Николая Еременко и Леонида Филатова, уже был успех с «Иглой» на кинофестивале Сандэнс. Цой должен был сыграть главную роль в новом проекте Рашида Нугманова и Уильяма Гибсона «Цитадель смерти», фильма-антиутопии в стиле дизель-панк. Гибсона не зря называют отцом киберпанка: спустя пять лет именно он станет автором сценария фантастического боевика «Джонни Мнемоник» с Киану Ривзом (как и неснятая «Цитадель», этот фильм стал японо-американским проектом). И не случись автокатастрофы, мы получили бы Виктора Мнемоника — в этом я ни секунды не сомневаюсь.

Сокураторы этого зала Doping-pong создали вместе с бутафорами из «Красного квадрата» баррикаду из дворцово-парковых оград, разбитых скульптур и фан-барьеров, сдобрив конструкцию коктейлями Молотова. Поверх нее транслируется панорамное видео со схваткой главного героя Моро и Паука Бориса. Утыканная противотанковыми ежами Дворцовая и мелькающие лучи прожекторов от футуристических вертолетов выглядят как тизер несостоявшегося фильма. Граффити «Моро жив» в стилизованном зале ожидания аэропорта Пулково, где все рейсы отменены, а остался только вылет в Токио, намекает, на каком моменте оборвался проект. Зрители могут занять пустые стулья с надписями «Цой» и «Нугманов» и почувствовать себя внутри съемочного процесса. На столике с бутылками пепси лежит гора отснятых полароидов, на которых не проявилось изображение. Это символ застывшей во времени нереализованной идеи.

На выходе из этого зала я хотел повесить карту Советского Союза с огромной дырой от выстрела гранатомета, которая бы символизировала конец страны и уход героя. Но появилась еще одна абсолютно киношная локация с кассетой, которую слушал Виктор, когда ехал с рыбалки в тот злополучный летний день. Он слушал электронный дуэт «Новые композиторы», композицию «Именно сегодня и именно сейчас». В этот момент его жизнь оборвалась. Что это как не кинодраматургия? Действительно, все произошло как в кино, под словно специально выбранный саундтрек.

Нынешняя экспозиция в Манеже — практически готовый «музей Цоя». Какая судьба ждет выставку: отправится ли она на гастроли по разным городам и музеям, как, например, известная экспозиция «David Bowie is… », или есть какие-то другие планы?

Собрав все артефакты, вообще все материальное и аутентичное, связанное с жизнью и творчеством Виктора Цоя, мы действительно создали его pop-up музей в Манеже. Что ждет нас в дальнейшем? Гастроли по стране или, возможно, стационарный музей — покажет время. Я не загадываю так далеко. То, что удалось сделать — это уже культурное явление и историческое событие.

В этом большая заслуга авторов идеи и продюсеров выставки — Агнии Стерлиговой и Александра Кармаева. Они максимально шли навстречу мне как автору концепции и куратору — это тот редкий случай, когда продюсеры и куратор работают, практически не ограничивая фантазию. Почти все из задуманного мы осуществили за редким исключением — например, была идея сделать игру-файтинг с Моро и Эпштейном (персонаж фильмов «Игла» и «Игла Remix», чемпион по боям без правил. — «Москвич Mag») в стиле восьмибитных приставок. Но все просто не уместить в один проект. Хотя я не исключаю, что нас еще ждут сюрпризы, и во время работы экспозиции на ней появится что-то новое. Ну и, разумеется, без помощи и участия Александра и Роберта Цоев и, конечно, Наталии Разлоговой никакой биографический проект был бы невозможен.

По мнению близких и родных Виктора, о нем до сих пор не было создано ни одного достойного биографического фильма. Так появилась идея фильма в музее, экранизации жизни и творчества Цоя в музейных стенах, и именно поэтому я придумал уточнение жанра выставки — байопик. По-моему, этот замысел полностью реализовался. В этом смысле очень важно, что каждый зал в нашей экспозиции может оказаться финальным, но тем не менее история все продолжается и продолжается. И если на выходе вас посещает мысль, а не обойти ли выставку снова, то получается, что мы добились главного — эффекта многократного просмотра, как бывает с хорошими фильмами. А значит, мы честно сказали вам на входе: «Будет как в кино!»

И напоследок избитый, может быть, но важный вопрос: в чем, на ваш взгляд, секрет неугасающей уже больше 30 лет популярности Цоя и «Кино»?

Все дело в том, что Цоя (и наша выставка тому яркое доказательство) можно открывать заново и обнаруживать новые пласты творчества и новые смыслы, которые остаются актуальными и в наше время. Я вновь приглашу вас в зал «Открытие Америки» — это открытие героем Нового Света и визуализация того, как герой раскрывает себя этому новому миру. Ведь Цоя на этой выставке узнают заново не только как рок-идола, но как кинозвезду, художника и человека.

Именно здесь уместно сказать о международной команде проекта. В первую очередь это Александр Гарез — международный продюсер выставки, который помог нам показать важность нашего героя в рамках мировой культуры. Вообще было удивительно и приятно работать с французом, который прекрасно разбирается в российской живописи (в его личной коллекции, к примеру, есть работы Кукрыниксов, легендарных мастеров советской политической карикатуры) и рок-музыке. С таким партнером общий культурный язык оказалось найти проще, чем с многими соотечественниками. Во-вторых, это Жоэль Бастенер, бывший атташе по культуре посольства Франции, друг Цоя и первый человек, который поддержал мою концепцию, ассоциирующую Виктора Цоя с античным героем. Жоэль написал вступительные тексты для всех залов. И, разумеется, Джоанна Стингрей, ставшая в 1980-х медиатором советско-американских отношений, человек, соединивший русских неформалов и представителей американской поп-культуры. С ней мы обсуждали даже такие детали, как марка кроссовок Виктора для зала костюмов.

Когда у нас сложился такой интернациональный блок, я по-настоящему поверил в международную значимость этого проекта. Безусловно, фигура Цоя в первую очередь важна для России. Но на его персональную выставку в питерскую KGallery первым пришел генеральный консул Республики Корея, а сейчас проект в московском Манеже мы запустили с помощью Президентского фонда культурных инициатив и наших французских друзей. Это еще один момент, связанный с жизненной силой Цоя как героя: в 1980-х ему помогали люди из разных стран, неравнодушные к российской культуре, музыке и современному искусству, и спустя 30 лет он их снова вдохновил и объединил. По-моему, это замечательно — когда наши герои признаны миром.

Осенью 1986 года Виктор Цой и Джоанна Стингрей надели футболки «Спасем мир» на одноименном фестивале в Ленинградском дворце молодежи — и сегодня этот месседж актуален как никогда. Нам всем нужно объединиться вокруг Цоя и других важных для нашей культуры героев, чтобы спасти мир.

Фото: Александр Шаров