В конце июня — начале июля по отечественным СМИ прокатилась волна алармистских заголовков о резком росте численности трудовых мигрантов в стране. «В январе — мае этого года в России находилось в разы больше трудовых мигрантов, чем в аналогичный период прошлого года», — писал «Коммерсантъ».

«Число трудовых мигрантов в России растет вопреки санкциям», — волновались в информационном агентстве «Красная весна», опубликовавшем эту «новость» в рубрике «Социальная война». Удивительно, но иностранные СМИ в то же самое время тоже били в набат, но уже по поводу резкого сокращения численности мигрантов в Москве и других мегаполисах, якобы начавшегося после 24 февраля.

— Да это журналисты, как всегда, все опять перепутали, — объясняет председатель Федерации мигрантов России Вадим Коженов. — Показатели у нас многие растут, с этим я спорить не стану. Но количество людей остается одно и то же. Такая путаница происходит все время. В 2020-м Собянин, например, сказал, что у нас на 40% сократилось число мигрантов, а на самом деле упало только число выданных патентов, потому что президент указом разрешил их не оформлять. Но справку мэру подготовили явно неправильную.

Формально Федерация мигрантов России (ФМР) лишь одна из многих общественных организаций, работающих с мигрантами. В соответствии с уставом она «оказывает содействие мигрантам в изучении русского языка и получении образования, способствует созданию адаптационных центров и обеспечению легальной жизнедеятельности мигрантов. Федерация ведет активную просветительскую работу по противодействию распространению экстремизма и терроризма, пропаганде толерантности и системно проводит огромное количество спортивных и культурных мероприятий». Но на практике ФМР, пожалуй, крупнейшая и самая влиятельная из подобных организаций. «Мы себя считаем мостом между мигрантами и властью, — аккуратно описывает свою работу Коженов. — Я снизу доношу наверх много печалей. А сверху вниз доношу установки». Оценить влияние его организации можно, например, посмотрев статистику просмотров на ютуб-канале ФМР. Их более 35 млн.

Мигранты, патенты, зарплаты

— Количество мигрантов у нас принципиально не меняется уже лет семь, — говорит Коженов. — Вот мы только что сравнивали с данными по доковидному 2019-му — один к одному. 18 млн постановок на учет в стране и 3,5 млн в Москве. Но это люди встают на учет, потом уезжают. Живых мигрантов на территории РФ 7 млн человек, как нам говорят в МВД. Но это без нелегалов. Их еще 10–20%. Мы это очень просто вычисляем: на нашу горячую линию поступает примерно 300 тыс. звонков в год, примерно каждый десятый говорит: «Помогите, я нелегал». Это те, кого не видят в МВД. Получается где-то 8–9 млн всего. Осенью 2021-го в России прошла миграционная амнистия. Она коснулась почти 1 млн человек (которые теперь входят в 7 млн официальной статистики МВД).

Чтобы нарисовать социальный портрет мигранта, ФМР провела масштабное социологическое исследование, в котором приняли участие почти 5 тыс. иностранцев. Порядка 70% мигрантов приезжают из стран Средней Азии — Узбекистана, Таджикистана и Киргизии. Среди них мужчин больше женщин. Причем если среди мужчин преобладает молодежь (почти половина моложе 30 лет), то женщины-мигрантки чаще среднего возраста (две трети из них от 30 до 50 лет). Самые популярные сферы занятости у мужчин — строительство и ремонт (43,1%), у женщин — сфера услуг: парикмахеры, повара, уборщицы (52,9%) и торговля (16,2%). Около 11% приезжих работают в промышленности. Мигранты-мужчины в 14,4% случаев работают в сфере логистики, транспорта или на складах.

45% мигрантов свободно владеют русским языком и еще 41% говорит на нем «в целом хорошо». Лишь 12% говорят плохо и 2% — очень плохо. Владение языком — важный фактор, влияющий на размер заработка. Медианный доход тех, кто владеет языком очень плохо, на 12 тыс. ниже, чем у свободно говорящих по-русски. Почти половина мигрантов планирует остаться в России и получить здесь гражданство, еще 30% менять гражданство не намерены, но все равно собираются остаться и работать в РФ. 71% опрошенных мигрантов снимает жилье, только 9% живут у родственников или знакомых.

Зарабатывают мигранты немногим меньше россиян: 47 тыс. против 51,3 тыс. (в Москве планка выше — около 80 тыс.). Но работают значительно больше. 77% опрошенных трудятся больше 8 часов в день, причем 22,4% — более 12 часов.

— С россиянами они не пересекаются, — успокаивает Коженов. — На какой-нибудь АвтоВАЗ токарем или сварщиком узбека все равно не возьмут. Мигранты работают в 3D: dirty, dangerous and demanding, то есть на грязных и опасных рабочих местах. Россиян туда не заманишь, особенно в провинции. Вот у меня завод в Тульской области. Там поселок 6 тыс. населения. И мы не смогли найти 32 рабочих. Они дней пять работают, а потом: «Что-то мы устаем».

По словам Коженова, в Московской агломерации сконцентрировано 27% всех трудовых мигрантов (две трети из них в самом городе). Вопреки распространенному мифу это не создает дополнительных криминогенных рисков. «Мигранты с преступностью вообще не коррелируют, — говорит он. — В Москве три убийства на 100 тыс. населения, а в Тыве — 45. Так там вообще никаких мигрантов нет». Но все же власти смотрят на мигрантов как на источник потенциальной угрозы. Федерация мигрантов была создана именно для того, чтобы ее купировать.

Главный Бабай

— Официально перед нами стоят две главные задачи: адаптация и интеграция нашего контингента. Это значит контроль и влияние, — объясняет функционал своей организации Вадим Коженов. — Федерацию создали в 2007 году при поддержке Администрации президента (курировал ее заместитель Суркова по фамилии Гришин). Они тогда поставили руководить человека из Бангладеш.

Но поначалу работа шла не слишком эффективно. Концепция была простая: контролировать иностранцев нужно через лидеров их собственных диаспор. Чиновники предполагали, что у каждой национальной группы обязательно должны быть свои лидеры. «Думали, что можно в большом кабинете собрать человек двадцать, нарезать им задачи, и все: идите выполнять», — объясняет Коженов. Но оказалось, что таких лидеров нет. «Но миф о лидерах был очень многим выгоден. Так строится госуправление. Есть куча структур, которые за эту работу отвечают. У них есть свои показатели, они пишут справки и отчеты. И им очень удобно: вот у нас диаспоры под контролем. В итоге шла бурная имитация деятельности, почти никак не оказывавшая влияния на происходившее внизу, с миллионами трудовых мигрантов. Те просто жили своей жизнью, даже не подозревая о существовании своих “лидеров диаспор”. А сами эти лидеры активно интриговали друг против друга».

Работа самой Федерации мигрантов зашла в тупик. «Был полный базар-вокзал», — вспоминает Коженов, который пришел в организацию в 2011 году и поначалу занимался только организацией национальных праздников и культурных мероприятий. В этот момент прежний руководитель устал от бардака и решил уйти со своего поста. В Минюсте уже лежало неподписанное распоряжение о закрытии неудачного проекта. А «вожди национальностей» собрались на президиум ФМР, чтобы избрать нового председателя.

— Стоял полный хаос. У всех были свои кандидаты. У таджиков — таджик. У узбеков — узбек. У чернокожих было, наверное, пять чернокожих. Черные больше всех шумели. И тут встает афганец, умнейший человек, он высокий пост у себя занимал при Советах, и говорит: «Вот вы, ребята, пойдете в высокий кабинет. И вот Вадим Викторович. Кого будут слушать?» В общем, выбрали меня как варяга, у которого нет «своих».

Поначалу Коженов попытался работать в прежней парадигме, через «лидеров диаспор». Но скоро убедился, что они за редким исключением «никчемные балаболы».

— Я пытался выстраивать работу, как все наши государственные органы власти и управления. И не мог понять, почему, если все так хорошо, все так плохо работает? — вспоминает глава мигрантов. — Самая смешная история произошла в ноябре 2016-го. Должно было быть шествие на День народного единства по Тверской. И я подумал, что раз я стал целым президентом федерации, то обязан поучаствовать. Позвонил в администрацию и попросил местечко выделить в рядах, чтобы мы со своими флагами. Потом звоню своим тюбетеечникам и говорю: «Нам выпала великая честь. Студентов подвинули, нам дали коробку. Сколько можете собрать народа? Только не врите!» Они мне в сумме наобещали 800 человек. Я в администрации заявил 200. Пришли 17 человек. Это все, что надо знать про работу диаспор.

Стало понятно, что надо что-то менять. Коженов принялся искать новых лидеров. Это, конечно, вызвало возмущение у прежних. «Один самый бесполезный узбек даже накатал на меня заяву за разжигание, — со смехом вспоминает Вадим. — За то, что я в интервью назвал их бессмысленными тюбетеечниками». Но над этой жалобой все только посмеялись, «особенно в ЦПЭ». Новые кадры проходили пристрастный отбор. «Смотрели на человека и, если видели, что он адекватный и работоспособный, решали: все, будет главным киргизом. И я всем аксакалам говорю: “Теперь его слушаем”».

Новые кадры вооружили и новым инструментарием. Теперь от лидеров диаспор требуют создавать свои медиа. Оказалось, что они работают эффективнее, чем личные связи. «Я хотел бы, чтобы эти медиа были под моим управлением. Чтобы можно было сказать человеку: “Скажи вот это”. И он бы шел и говорил. А потом может что-то свое говорить». Но этого оказалось мало. Систему «косвенного управления» через национальных лидеров решили заменить на непосредственное влияние на мигрантов.

— После того марша на 4 ноября я понял, что я сам должен стать главным Бабаем, — говорит Коженов. — И мы создали свой ютуб-канал, там сейчас 1,5 млн человек. Подтянули соцсети. Организовали газету. И теперь уже уровень такой, что мои мысли доходят до каждого без посредников. Я думаю, меня лично видел как минимум каждый второй из 8 млн мигрантов.

Собственные СМИ позволяют гораздо лучше контролировать основную массу мигрантов, особенно из Средней Азии, говорит Коженов. Правда, остаются «дальние диаспоры» — курды, афганцы, китайцы, вьетнамцы и африканцы. Они не так многочисленны, как узбеки, таджики и киргизы, но с ними приходится работать более индивидуально. «Китайцы очень сильно под своей разведкой, — оценивает специфику Коженов. — Приходит от них женщина — точно ко времени и сидит с прямой спиной». В результате контакт с ними минимальный, но и проблем никаких не возникает. «Вьетнамцы у нас — крупные коммерсанты. У него работает 10 тыс. швей, обшивает полстраны. Но это не диаспора — просто бизнес». 90% из 5 тыс. африканцев в России — выходцы из Нигерии, причем из ее юго-восточной части, Биафры. Этим людям часто на родине грозит уголовное преследование по политическим мотивам, поэтому они ведут себя предельно тихо. Но иногда обнаруживают политическое чутье.

— Их главный мне после 24 февраля позвонил, молодец, — рассказывает Коженов. — Я, говорит, могу своих собрать у посольства Великобритании и кричать, что это они сволочи. Мы, говорит, готовы. Я говорю: «Пока не спеши».

Окончательное решение миграционного вопроса

Содержание работы с мигрантами в принципе не сильно отличается от того, как государственные СМИ воздействуют на основную массу населения.

— Основное: информационные ролики про нормативку, про юридические вопросы и рынок труда. Делаем их с переводом, и народ хорошо все понимает. Дальше снимаем «моральные ролики». Я объясняю, что не надо свистеть вслед женщинам. Они могут одеваться, как считают нужным, и не надо тут умничать. Когда происходит какой-то кипиш, массовые драки, я на них ругаюсь. И очень хорошо собирает: по 300 тыс. просмотров.

Пропаганду сопровождают социальной политикой. На Курбан-байрам, например, отвезли в спецприемник в Сахарово 600 порций плова. Арестованные были очень благодарны. Аудитория в YouTube тоже восприняла с пониманием. Были и более серьезные акции. Во время пандемии, когда тысячи мигрантов остались без работы, федерация организовала раздачу гуманитарных наборов, которые помогли многим продержаться. О востребованности юридической помощи свидетельствуют 300 тыс. звонков, которые за год поступают на горячую линию ФМР.

Деньги на эту работу частично собирают с помощью донатов с самих мигрантов. Но этого не хватает: «35 тыс. мы штрафы оплатили за сидельцев в Сахарово. 28 тыс. нам накидали, так что пока в убытке», — смеется сам Коженов. Часть бюджета формируется за счет платных приемов по юридическим вопросам. Прием стоит 3 тыс. рублей, в месяц бывает примерно по 150 обращений. «Остальное добавляю я сам», — вздыхает президент ФМР. На вопрос, зачем ему нужна эта нагрузка, он отвечает уклончиво: «Я когда выхожу на стадион тысяч на десять народу, и все: “Приве-ет”, — вот у меня все сразу и отбилось. Я вижу в этом какую-то карьеру. Я всю жизнь был общественником».

Как и всякий амбициозный энтузиаст, Коженов мечтает о преобразованиях. Сейчас, несмотря на успехи федерации, миграционная политика все время упирается в несовершенство законодательства. Например, тысячи мигрантов получают штрафы и одновременно решение о депортации. Если человек не может оплатить такой штраф, то он месяцами сидит в миграционном центре. За это время он обходится бюджету гораздо дороже, чем сумма штрафа. Сам человек страдает. Система в проигрыше, а сделать ничего нельзя. Разве что изменить миграционное законодательство. Сейчас такая фундаментальная миграционная реформа как раз готовится: «Там идея в том, чтобы все существующие законы просто сжечь как устаревшие. И вместо них принять один новый. Проект уже готов, в сентябре, наверное, будет внесен в Думу. Там будут учтены 17 наших предложений. Вся действующая система изменится полностью».

Новая система будет основана на реестровой модели. Каждый мигрант будет ставиться на электронный миграционный учет с помощью неотключаемого приложения, которое будет автоматически отслеживать перемещения людей по стране. Если сегодня более 90% мигрантов не живут по адресу регистрации и власти толком не знают, где их искать, то уже с 2024 года (если все пойдет по плану) нейросеть будет знать все обо всех. Любого нарушителя можно будет найти практически мгновенно. Новый единый миграционный документ будет служить единственным документом для устройства на работу в любом регионе страны.

— Для мигрантов это будет радикальным упрощением всех процедур, избавит их от поборов, всех посредников и т. д. Они двумя руками за это, — рассказывает Коженов. — А для нас это контроль. Контроль становится тотальным. Вообще отлично!