Тридцатитрехлетняя москвичка Дарья состояла в отношениях, которые для всех окружающих и для нее самой выглядели вполне нормальными и здоровыми. Уже задним числом женщина стала понимать, что в этих отношениях было много психологического насилия и зависимости. Но спроси ее кто-нибудь, что она думает про своего избранника, она, пожалуй, назвала бы себя счастливой женщиной.

Но тут началась эпидемия COVID. Закрылись десятки бизнесов, у миллионов людей упали доходы. Будущее скрылось в тумане. Как и большинство, Дарья со своим мужчиной оказались взаперти в квартире. Он стал злоупотреблять алкоголем, пытаясь снять стресс. 21 апреля 2020 года муж выстрелил Дарье в голову из охотничьего ружья. Психологи называют такой сценарий «экспресс-путем развития насилия в отношениях».

— Буквально за месяц из здоровой, самодостаточной девушки, у которой есть где жить, хорошая работа, прекрасная внешность, здоровье, меня превратили в практически недееспособного человека с простреленной головой, с раздробленными костями черепа, с отсутствующим глазом, без возможности работать, — рассказывает Дарья. — Суд признал у меня потерю работоспособности. Было пять пластических операций, стоят пластина, шуруп, импланты, несколько глазных протезов.

Повседневность и кризис

Согласно опросу, на который ссылается Human Rights Watch, 36% женщин в России сталкивались с физическим насилием со стороны своих близких, а если учитывать и психологическое насилие, то цифра вырастет до 70%. По данным «Российской газеты», около 40% насильственных преступлений в стране совершаются в семьях. А насильственные преступления против женщин в 80% случаев совершают их близкие: мужья, возлюбленные, отцы и братья. По словам правозащитницы и основательницы кризисного центра «ТыНеОдна» Алены Поповой, от домашнего насилия только за 2016 год пострадали 16 млн женщин. В феврале 2021 года участники Консорциума женских неправительственных объединений сделали вывод, что в 2018 году 61% женщин, погибших вследствие убийства, убийства в состоянии аффекта и умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего, стали жертвой домашнего насилия. В пересчете на абсолютные цифры это означает около 5 тыс. погибших женщин в год. Некоторые эксперты критиковали цифру, называя ее завышенной. Однако «если наше общество ужасают 5000 жертв, а 700 кажутся чем-то вполне приемлемым, то это очень плохие новости для всех нас», — пишет в Forbes научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге Владимир Кудрявцев.

Полиция неохотно принимает такие заявления от потерпевших. Прокуратура часто квалифицирует эти преступления как административные, а не уголовные. Довести дело до суда бывает крайне сложно, а приговоры насильникам часто остаются удивительно мягкими.

Москвичку Светлану Грачеву муж избивал несколько месяцев. Но настоящий ужас начался, когда она рассказала об этом сестре супруга. Это вывело мужчину из себя.

— Он прочел СМС от сестры, сидя в туалете. Потом вышел и сказал: «Ну что, сука, не послушала меня, рассказала моей семье? Сейчас отрежу тебе голову и расфасую тебя по пакетам», — рассказывает Светлана.

Это произошло в сентябре 2018-го. Муж избил Светлану, сломав ей пальцы на руке, разорвав сухожилие и повредив суставы. При этом он все время грозил ей кухонным ножом и рассказывал, как разделает ее на части. Часть этих угроз попала на запись в телефоне. Но с тех пор прошло четыре года, а дело все еще не дошло до суда. Полицейские отказывались его возбуждать. Государственная экспертиза «по ошибке» выдавала справки о том, что вторая рука женщины осталась полностью здоровой, просто «забыв» упомянуть об искалеченной. Поначалу дело было квалифицировано как административное правонарушение, за которое насильник отделался 15-тысячным штрафом. И лишь внимание СМИ заставило силовиков в конце концов все-таки возбудить уголовное дело. По данным сети взаимопомощи женщин «ТыНеОдна», до суда доходит только 3% дел о домашнем насилии.

Неудивительно, что большинство случаев насилия, включая хронические, остаются невидимыми. Женщины просто не идут в полицию жаловаться. Социолог Алексей Ильяшенко провел опрос среди женщин, пострадавших от домашнего насилия. Выяснилось, что 31% из них никому не сообщили о пережитом, потому что «все равно ничего бы не помогло». Еще по 24% «не верили, что помогут», «не хотели выносить сор из избы» или «надеялись самостоятельно разрешить конфликт». 22% боялись мести со стороны насильника или агрессора. 12,7% стыдились произошедшего, а 7,3% признались, что терпели избиения из-за жилья, потому что им просто было некуда уйти.

Общественный климат, благоприятствующий сохранению повседневности насилия в семьях, сохраняется благодаря консервативной политике государства, считают большинство экспертов. Так, в стране до сих пор не принят закон о домашнем насилии. Наоборот, принятый в 2017-м скандальный закон о декриминализации побоев в семье (соответствующая статья была удалена из УК) привел к тому, что «ситуация с домашним насилием в России стала хуже в разы», как заявила по итогам проведенного исследования эксперт Human Rights Watch Юлия Горбунова на пресс-конференции в октябре 2018-го.

«Россия — это страна с огромным по европейским меркам уровнем криминального насилия, в том числе летального», — утверждает социолог Владимир Кудрявцев. Но этот уровень стал предсказуемо и драматично расти по мере развития кризиса. Первая вспышка насилия стала результатом эпидемии коронавируса. Вторая волна началась в феврале этого года. А третью эксперты ждут в ближайшие месяцы, когда с фронтов начнут возвращаться военнослужащие, получившие там тяжелые психологические травмы. Но уже сегодня ситуация становится угрожающей.

Кризисные центры

В условиях, когда государство фактически игнорирует проблему, единственный шанс получить помощь для тысяч женщин — это обратиться в один из кризисных центров против домашнего насилия. Они стали возникать в России еще в 1990-х, но за последнее десятилетие превратились в относительно массовое явление.

Кризисные центры предоставляют разные виды помощи. Самое очевидное — это психологическая консультация. Женщина, столкнувшаяся с насилием со стороны близкого человека, переживает шок. Боль, унижение, страх, неуверенность перед будущим лишают почвы под ногами. В такой момент возможность выговориться, почувствовать поддержку может спасти жизнь. Юристы кризисных центров объясняют пострадавшим женщинам, как снять побои, как написать заявление в полицию, подать на развод или на лишение агрессора отцовства. Наконец, в самых тяжелых ситуациях жертве нужно получить безопасное убежище. Этой цели служат шелтеры.

— Только у нас в базе около 50 организаций, предоставляющих жертвам насилия временное убежище, — рассказывает управляющий сетью взаимопомощи женщин «ТыНеОдна» Иван Ковалев. — Это где-то в диапазоне от 500 до 1000 мест. Конечно, это даже не капля в море. Реальный запрос намного выше. Ведь домашнее насилие — это главная проблема нашего общества. Ситуаций, когда женщине нужно уйти, спрятаться от мужа, очень много. И несколько шелтеров на 12-миллионную Москву — это очень мало.

И все же число женщин, обращающихся за помощью и получающих ее постоянно, росло все последние годы. Например, в 2021-м один только «ИНГО. Кризисный центр для женщин» получил более 101 тыс. заявок о помощи через свою автоматизированную систему. А за первые пять месяцев 2022-го на сервисе зарегистрировали уже 84 тыс. обращений (на Москву приходится 9% из них). 80% прироста дали регионы, рассказывает руководитель центра Елена Болюбах. Существование подобных центров и благотворительных фондов остается возможным благодаря постоянному поиску источников финансирования. Например, большую помощь оказывает бизнес, для которого проекты в сфере защиты от насилия стали важным имиджевым ходом и способом проявить свою социальную ответственность. Во-вторых, растет объем донатов от обычных граждан. В последний год среди жертвователей стало больше мужчин (в базе жертвователей «ИНГО. Кризисный центр для женщин» их сейчас около 40%). Наконец, некоторые организации получают грантовую помощь от государства.

Кризисные центры всегда работали на пределе своих возможностей. «Нужда в помощи всегда заведомо больше наших возможностей ее оказывать, — говорит менеджер проектов “ИНГО. Кризисный центр для женщин” Анастасия Чуваева. — Будучи внутри непосредственно помогающей системы, сложно оценивать, какой именно фактор в данный момент больше влияет на постоянный прирост обращений: растет ли уровень насилия в обществе в целом или повышается информированность о существовании наших сервисов. Наша пропускная способность все время находится на пределе».

Экзистенциальные ситуации

— Вот буквально вчера позвонила женщина, — рассказывает Алия Байназарова из благотворительного фонда помощи мамам «Благие дела». — Буквально на грани самоубийства. Еще недавно у нее все было относительно хорошо. Но муж из-за санкций потерял работу. Жене долго ничего не говорил. Но вся жизнь пошла насмарку. Оказалось, он стал употреблять тяжелые наркотики, со всеми последствиями. И жизнь рухнула в одночасье. А у них двое детей…

— Мы сразу после 24 февраля запустили горячую линию по психологической поддержке, — рассказывает основательница сети взаимопомощи женщин «ТыНеОдна» Алена Попова, — потому что было понятно, что будет катастрофа. И у нас начался просто вал звонков. Если смотреть на общее число обращений, то их стало, наверное, в десять раз больше. Но в конце марта мы заметили еще одну закономерность. Число жалоб на насилие вдруг стало сокращаться. Зато стало быстро расти количество звонков по суицидам. «Я не хочу жить», «Я стою на окне» и тому подобное — их стало намного больше.

Если в январе на телефон экстренной помощи «ТыНеОдна» поступило 957 обращений, то всего за четыре дня между 24 и 28 февраля их было 751. В марте январский уровень оказался превзойден более чем вдвое — 2099 обращений — и стабилизировался на этом уровне. «Почти весь этот рост приходится не столько на кейсы насилия, сколько на экзистенциальные проблемы, — добавляет Иван Ковалев, — страх будущего, эмоциональное выгорание, ощущение безысходности. Насилия, конечно, не становится меньше. Просто у многих жертв происходит обесценивание собственных переживаний, связанных с насилием, на фоне происходящего в стране».

Аналогичную картину наблюдают и в других кризисных центрах. «У нас сложилось ощущение, что болевой порог у людей резко вырос, — говорит Алия Байназарова. — Домашнее насилие стало в еще большей степени восприниматься как норма. Когда ситуация в стране настолько сложная, труднее решиться что-то менять в своей жизни, а самые дикие ситуации начинают восприниматься почти как должное. Или неизбежное».

Экзистенциальный кризис переживают и сами кризисные центры. «Население стремительно нищает, особенно женщины, — объясняет Алена Попова. — Люди экономят, резко падает объем донатов. С рынка один за другим уходят международные бренды, которые старались оказывать помощь. Та же Ikea, например». В итоге в момент, когда помощь таких организаций становится востребованной, как никогда, многие из них оказываются на грани экономического краха.

— У нас последние четыре года был прогрессивный прирост финансирования, который был необходим в условиях прогрессивно растущего числа запросов и соразмерного расширения сетки наших сервисов для пострадавших, — рассказывает Елена Болюбах. — Планируя наш бюджет, мы могли своевременно увеличивать «производственные мощности». В этом году мы не получили поддержку от двух крупных компаний — это около 40% нашего бюджета.

Финансовые трудности испытывают все благотворительные НКО. Например, руководитель фонда «Кислород» Майя Сонина призналась порталу Pravmir.ru, что у них сборы упали в 10 раз. В других организациях масштабы катастрофы меньше, но денег все равно не хватает. Резкий спад объема пожертвований в благотворительные НКО начался в конце февраля, рассказала руководитель сервиса «Добро Mail.ru» Александра Бабкина. По ее данным, с 1 по 23 февраля люди и бизнесы жертвовали на 6% больше, чем в аналогичный период 2021 года. А с 24 февраля по 17 марта объем сборов сократился сразу на 15%.

— Падение сборов на фоне роста обращений — очень серьезная проблема. Помогающие организации начинают сокращать свои траты, отказываться от части проектов. Значит, помощь получит меньше нуждающихся, а это окажет синергетический эффект на рост и тяжесть случаев насилия. Больше обращений — меньше средств — меньше помощи — больше пострадавших с нерешенными проблемами — больше насилия и серьезнее последствия, — описывает перспективы Иван Ковалев.

Возможно, самый тревожный факт заключается в том, что по-настоящему большая волна домашнего (да и уличного) насилия еще не началась. Сейчас общество переживает только «нулевую стадию» — насилие растет на фоне общего нервного напряжения, стресса, тревоги, экономических неурядиц. Болевой порог повышается, люди просто не начинают решать свои проблемы на ранней стадии. Поэтому статистика обращений в кризисные центры пополняется в основном экзистенциальными случаями, когда женщина стоит на пороге самоубийства. Но ни в одном из кризисных центров, с которыми я поговорил, еще не было обращений, связанных с боевыми действиями.

— Демобилизованные еще не вернулись, — говорит Алия Байназарова. — Поэтому пока жен участников боевых действий нет. Но они будут, мы эту волну обязательно поймаем. И она будет догонять нас еще много лет. У нас до сих пор приходят жертвы, у которых в семье еще Афганистан аукается.

Фото: кадр из фильма «В постели с врагом»