Заполнить анкету на Mos.ru оказалось делом на 20 минут, примерно половина из них ушла на поиски полиса и СНИЛС. «Есть ли у вас хронические заболевания?» — «Нет». «А татуировки на плечах?» — «Тоже нет». «Болели ли вы или ваши близкие COVID-19 в течение этого года?» Ну и так далее. Почему-то сразу же вспомнилось из Гашека: «Дедушка — жену, керосин, поджог, бабушка (цыгане, спички)». Уже на следующий день в мой телефон ворвался строгий женский голос и потребовал явиться на предварительное обследование не позднее субботы, 3-го числа.

Еще летом я написал у себя в фейсбуке, что готов уколоться любой бурдой, лишь бы больше не знать такого слова, как «коронавирус» — до такой степени достала сперва самоизоляция со всеми ее идиотизмами вроде обмотанных запретной лентой придомовых скверов, а потом ее поспешная отмена. Все лето вокруг Лужников носились стаями полумарафонцы и велосипедисты. Стало понятно, что осенью все будет гораздо хуже, чем весной, а мэрия, как обычно, спишет свои ошибки на «несознательных горожан без масок в метро».

Не успел сентябрь перевалить за середину, как от новомодной болезни пачками стали валиться уже не френды из соцсетей, а личные знакомые. Пугала даже не перспектива возможной потери половины легких, не пресловутый фиброз, не одышка и не возможная утрата вкуса и обоняния как минимум на полгода, а перспектива принудительного карантина. У меня старая и больная собака, с которой надо гулять два раза в день и ездить по врачам, и заниматься этим будет некому, учитывая, что запрет выходить из дома дальше помойки распространяется на всех членов семьи больного. А еще мне очень хотелось узнать, что чувствовала Екатерина Великая.

Вспомните XVIII век, который потому и был таким напудренным и позолоченным, что люди изо всех сил старались скрыть следы натуральной оспы. Каждый год в Европе от нее умирали до 1,5 миллиона человек, а полиция в розыскных листах специально указывала отсутствие оспяных отметин как особую примету. И вот к Екатерине, крайне трепетно относившейся к собственной коже, явился британский врач Димсдейл и предложил, если вдуматься, довольно жуткое решение — специально заразить крестьянского ребенка, затем, когда он уже будет выздоравливать, взять из его оспины прививочный материал и внести под кожу государыне императрице. Что могло пойти не так? Да примерно все, учитывая тогдашние представления о стерильности. Но Екатерина рискнула — и выиграла, а мальчик тот, к слову, получил дворянство и наследственный герб, на котором была изображена его рука с той самой оспиной.

Осмотр

Именно о Екатерине я думал, пока поднимался на четвертый этаж 68-й поликлиники рядом с метро «Полянка». Вокруг все было новым, с иголочки отремонтированным по программе «Моя поликлиника», но на входе меня встретил извечный оклик: «Бахилки, пожалуйста, наденьте». Ну не могут у нас без бахилок. На четвертом упираюсь в дверь спецотдела, над которой большими буквами написано «Испытания вакцины от COVID-19». Регистрируюсь и замираю в ожидании.

У стойки мучается молодой парень в косухе и футболке с неведомой кракозяброй — он работает в соцслужбе, и тестировать на себе вакцину его в добровольно-принудительном порядке прислало сюда начальство. А ему нельзя, у него полный букет медицинских противопоказаний, и он пришел за бумажкой с отказом. В этот момент еще ничто не предвещало того, что я увижу в день вакцинации.

Пока подходила моя очередь, стал изучать валявшиеся повсюду брошюры. Самым любопытным оказался печатный листок под названием «Критерии включения». Выяснилось, что помимо отрицательных анализов на ВИЧ, гепатиты, сифилис и, собственно, ковид потенциальная подопытная крыса обязана не иметь в крови следов алкоголя и наркотиков, а также дать «согласие на использование эффективных методов контрацепции на протяжении всего периода исследования», а это, на секундочку, 180 дней.

«Неужели ваша вакцина передается половым путем?» — спрашиваю у докторицы за стойкой. Та в ответ неопределенно хмыкает. На подоконнике лежит синий буклетик «Участие в пострегистрационном клиническом исследовании», из которого я узнаю, что вакцина уже прошла испытания, безопасна для здоровья и не содержит самого коронавируса. А еще, что мне придется не пить ни капли на протяжении трех дней до и после введения препарата и ограничить курение десятью сигаретами в день. Разбежались, товарищи доктора, у меня работа творческая, а значит, нервная, сейчас все брошу и пойду ограничивать.

Наконец прозвучала моя фамилия. В кабинете встретил молодой врач, который грамотно разъяснил мне все то, что я и так уже успел узнать из интернета. Немного поторговались с ним за курение, а потом выяснилось, что, согласно правилам исследования, четверть вводимых доз вакцины на самом деле является плацебо. И что там конкретно будет в «моем» шприце и выработаются ли у меня заветные антитела, мне скажут лишь 180 дней спустя. Правда, через 21 день пообещали повторную вакцинацию, так что вероятность слегка увеличилась.

Затем мне подсунули на подпись целую кипу бумаги. Там были «Информационный листок с формой информированного согласия» размером с рукопись небольшой повести, такой же листок с такой же формой на участие в «дополнительном исследовании иммуногенности», форма согласия на обработку персональных данных, в которой я зачеркиваю слово «бессрочно» и дописываю «на время исследования», и наконец страховой полис. Если в ходе исследования я дам дуба, государство и институт Гамалеи выплатят моей семье два миллиона, если стану инвалидом или дурачком, то от 500 тысяч до полутора миллионов, ну а если произойдет ухудшение здоровья без инвалидности, то «не более 300 тыс. рублей». Подписываю.

Дополнительное исследование иммуногенности означает обязательство три раза в течение месяца являться в ту же поликлинику и сдавать кровь. За это обещают заплатить 8500 рублей, правда, чтобы их получить, придется собрать уйму бумаг — ксерокопию паспорта, ИНН, СНИЛС и полные банковские реквизиты.  Нет, просто перевести на карту нельзя.

В самом медосмотре нет ничего интересного. Он состоит из банальной антропометрии, сдачи крови, мочи и пресловутого мазка ПЦР — врач загоняет ватную палочку в нос с такой силой, что я с трудом воздерживаюсь от великого и могучего. Быстро отделавшись от всего этого, бегу домой. Уже в понедельник мне звонят и говорят, что все анализы в норме, что антител к COVID-19 у меня не обнаружено, и приглашают на укол.

Вакцинация

Поднявшись на четвертый этаж и заглянув в уже знакомый спецблок, я слегка обалдел — если в прошлый раз там было от силы человек семь, то сейчас там толкалась и гомонила самая настоящая толпа. Желающих испытать на себе первую отечественную вакцину от коронавируса явилось столько, что места в отгороженном куске коридора всем не хватило, и часть народу выплеснулась за его пределы, рассевшись по ближайшим диванчикам.

В этой толпе отчетливо выделялись два человеческих типа — скромно одетые «предпенсионеры», на которых чуть ли не висели таблички с надписью «бюджетник», и гастарбайтеры. Все они спрашивали, переспрашивали, интересовались, кто следующий, и пытались пролезть вперед, а бедная врач за стойкой вместе с медсестрами тщетно пытались упорядочить весь этот хаос. Как только шум на пару секунд утих, я решил воспользоваться моментом и громко спросил: «А кто здесь, собственно, добровольцы?» Таковых отыскалось ровно двое: тучный гражданин средних лет в очках и молодой то ли индус, то ли тамил в синем с искрой пиджаке. «Я врач и работаю в “красной зоне”, — тихо говорит он. — Согласен на что угодно, пусть будет хотя бы плацебо».

Все прочие оказались сотрудниками «Гормоста», «Автодора», дворниками от самых разных управ и соцработниками. Всех послало сюда начальство, разумеется, не сообщив им о том, что это исследование и что каждый четвертый вместо вакцины получит плацебо. На пятом этаже, где мне должны наконец-то сделать укол, наблюдалась и вовсе хрестоматийная картина — шестеро дворников в спецовках управы «Вешняки», которыми активно распоряжалась молодая длинноногая блондинка с папочкой под мышкой. Услышав слова «журналист» и «комментарий», она немедленно скучнеет и прячется в свой смартфон: «Нет, я не буду с вами разговаривать. Нет, мне не запрещено, а просто не хочу. Нет, это не мои сотрудники, разве я похожа на их начальницу?» Про то, что вакцина экспериментальная, и про плацебо эти шестеро тоже ничего не знают.

Подходит моя очередь, сейчас будет укол. Э-э-э, нет, сперва надо сдать «контрольную» кровь. Сдаю, возвращаюсь — и вот уже доктор извлекает из холодильника заветный пузырек с этикеткой «Гам-Ковид-19». Если верить описанию журналистки «Медузы» Светланы Рейтер, гамалеевская вакцина должна состоять из двух инъекций, которые вводят с интервалом в час, а мне почему-то вкололи только одну. В чем тут фокус, разъяснила мне знакомая медичка. Сперва Светлане кололи не саму вакцину, а мощное антигистаминное — так положено, если препарат экспериментальный и аллергические реакции на него еще не до конца изучены. Видимо, на текущий момент данных набралось уже достаточно, и необходимость в этом отпала.

Ну вот и все. Напоследок меня журят за то, что я не принес пачку документов для исследования по иммунизации, и выдают еще один буклет — инструкцию к приложению Check Covid-19. Степлером к нему прибивают крохотный кусочек бумаги с телефоном: «Если станет совсем плохо, если температура поднимется до 38,5 — звоните, приедет скорая. Еще там справочный телефон, и мы вам тоже будем звонить каждый день».

Страдание

Первые признаки того, что в организме началась война с чужеродным белком, проявляются уже в те полчаса после инъекции, которые мне велели прождать в поликлинике до окончательного оформления всех бумажек. Это время я коротаю в соседнем ресторанчике «Квартира 44» за чашкой до невозможности вкусного горячего шоколада с вишней. Место укола болит все сильнее, потом ноги становятся ватными и возникает сперва неприятное ощущение, а затем и боль между лопатками, похожая на ту, что бывает у сердечников на первой стадии. По пути домой она столь же неожиданно исчезает. Зато меня начинает отчетливо вести куда-то налево, и лишь усилием воли удается заставить собственные ноги идти более или менее по прямой. Позже обнаруживаю еще один любопытный эффект — расфокусировку зрения. Боль начинает мигрировать по всему телу — она обнаруживает себя то в одном запястье, то в другом, а то вообще за ухом. На всякий случай решаю измерять у себя температуру каждые три часа. К ночи она подскакивает до 36,9.

На следующее утро градусник показывает уже 37,1. Место укола болит почти нестерпимо, но никаких видимых следов вроде покраснения там не наблюдается. Любая попытка пошевелить рукой рождает взрыв боли от плеча до запястья. На улице меня периодически знобит, а в помещении очень хочется лечь на диван и прикинуться ветошью. Ближе к ночи суставы уже на обеих руках начинают играть на моих нервах довольно неприятный концерт. И все же каким-то чудом мне удается уснуть. Температура снизилась до «пионерских» 36,6 — хоть что-то хорошее. На третий день большая часть неприятных ощущений уходит. Место укола по-прежнему болит, но уже не так сильно. На четвертый день все неприятные ощущения исчезают, кроме боли в месте укола, видимо, у врача глаз-алмаз, и она умудрилась-таки попасть иглой в нерв.

Надо отдать должное сотрудникам сопровождающего испытания «Телемедицинского центра ДЗМ» — они звонили мне три дня подряд и терпеливо выслушивали все мои жалобы на самочувствие. Правда, при этом они как заведенные задавали дурацкие вопросы по анкете вроде «Выезжали ли вы после вакцинации за границу?». Примерно так же выглядит и приложение Check Covid-19 — это самое кривое, что я видел в жизни после краковской колбасы. Для того чтобы заполнить дневник наблюдений и рассказать товарищам ученым о своих ощущениях, необходимо пролистнуть штук восемь чек-листов с шаблонными вопросами. Но оно хотя бы не следит за пользователем, как «Социальный мониторинг», и на том спасибо.

Ну вот и все. Теперь осталось подождать две недели, пока не выработаются антитела и мой организм не станет для коронавируса воплощением небезызвестного мема «Не лезь, она тебя сожрет!». Или это все-таки было плацебо с такими вот интересными свойствами, и тогда все исправит вторая инъекция. И все-таки мне кажется, что в борьбе с коронавирусом я сумел сделать ход на опережение и эта партия будет выигрышной.

Фото: кадр из фильма«Убить Билла»