В «Новом литературном обозрении» вышла книга Виталия Зюзина о последнем поколении советских хиппи — «Хиппи в СССР 1983–1988. Мои похождения и были». Он сам был в Системе (так субкультура хиппи называла себя в СССР), о чем мы и поговорили, обсудив, осталось ли движение на своем излете идейно подкрепленным или дети-цветы увяли и оставили при себе только внешние атрибуты.

Как вы вошли в Систему и стали хиппарем?

С хиппи меня познакомил Юра Брусиловский, мой друг по самодеятельному театру «Здравствуйте», который привел меня в их логово — подвал-мастерскую. Там обитал первый мой знакомый хиппи-художник Сережа Сольми (тогда Крока), который со временем меня заразил своей креативностью и восторженностью. Он играл, пел и сочинял стихи, знал то, чего я не знал — культуру модерна, ар-деко и ар-нуво начала XX века, много русской поэзии и так далее. Достаточно цельный и интересный человек. Таких я потом редко встречал в тусовке. При этом он был бесшабашный, в нем был внутренний вулкан свободности, который часто даже зашкаливал. Он был абсолютно притягателен — и мы его обожали. Старшие, олдовые хиппи, над ним посмеивались. Его энтузиазм воспринимался как пионерия, которая никак не закончится. Он был как наркоман в приходе, его все время перло.

Я втянулся не сразу. Долго присматривался, похаживал, слушал, участвовал в разговорах и походах по Москве. Но в какой-то момент я решил, что я хиппи — никакой инициации никогда не было. Хотя рассказывают, что в 1970-е годы олды подиздевывались над пионерами и устраивали для них шуточные инициации, чтобы самим посмеяться.

Моя история нетрадиционная: я пришел в движение в возрасте не как все в 16–17 лет, а в 22 — за плечами математическая школа, два полных курса института и два года армии на Байконуре, работа художником-оформителем на АЗЛК.

Вы пишете, что ваше поколение хиппи пришло на смену олдам. Как изменились взгляды: считали ли те, первой волны, что вы неправильные?

Со стороны более олдовых так всегда и есть. Для нас то было поколение 1969–1974 годов, которые уже натусовались по горло.

Мне трудно судить о первом поколении в то время, когда они были довольно молодыми. Из тех я знал только Володю Дзен-Баптиста, который к моему времени сильно повзрослел и его взгляды претерпели изменения в сторону усложнения. Но, я думаю, они были в своей юности еще более свободные, чем мы. У них в конце 1960-х атмосфера гонений была меньше, чем в наше время.

А почему на вас власти ополчились? Это были претензии к внешнему виду или образу мысли?

Со стороны властей одно предполагало другое: отличающийся внешний вид предполагал, что люди сильно отличаются от традиционных коммуняк — октябрят и пионеров. Многие из нас даже особо не отличались по внешнему виду от обычных людей — просто приходили на тусовку. Отращивать волосы или нет было личным делом каждого. Кроме того, многие девушки, герлы, были с более короткими волосами, чем друзья-парни. Часто просто на руки надевали самодельные бисерные браслеты-фенечки и цепляли пацифистские значки, ну и суму какую-нибудь стремную.

Нас могли остановить в метро или на улице. Особенно вылавливали в местах наших сборищ и тусовок. «Предъявите документы и пройдемте с нами» — претесь в опорный пункт или отделение милиции, где выясняют, что с тобой. Беседуют молодые сотрудники КГБ. Нас чаще задерживал оперотряд — комсомольцы, которые себе нацепляли на руку повязку «дружинник» или даже ходили без нее. Между собой мы называли их «береза», потому что они специализировались чисто на нас, а не на пьяницах или дебоширах — тех почему-то не трогали.

Возможно, если бы хипповость лучше была известна советской молодежи, если бы это явление было шире популяризировано, то, предполагаю, хиппи бы стали процентов пять-десять всех молодых людей в СССР. Это и было опасностью для коммуняк.

Если говорить о взглядах, какие основные идеи были — во что верили?

Свобода!

А насколько тусовка для своих была благонадежной? Вон рокеры рассказывали о внедренных стукачах.

У нас было абсолютно открытое сообщество, основанное на доверии и благожелательности. Если и были разговоры, что кто-то стучит, ну и пусть. От этого абсолютно ничего не менялось.

Давайте поговорим о московских точках силы хиппи. Священник Уминский, который тоже из ваших, рассказывал про «Вавилон», где теперь «Жан-Жак», и Гоголях.

При мне «Вавилон», он же кафе «Аромат», был давным-давно закрыт. Мне его показывали как место памяти.

Самое первое, куда я попал — «Чайник» на улице Кирова, современной Мясницкой, рядом с китайским чайным домиком. Там был магазин «Спорт». И следующим был «Русский чай». Я там побывал в конце 1983 года. И буквально через неделю они закрылись.

На тот момент я еще не был на многолюдных тусовках, но многие переместились в «Турист», который был напротив «Русского чая» и, кстати говоря, существует до сих пор, но носит другое название. Мы с Шурупом там год назад пили кофе — и весь день летел тополиный пух, при нас его почему-то не было.

Был еще индийский ресторанчик у Чистых прудов «Джалтаранг» — в том павильоне, где сейчас фитнес-клуб, прямо перед прудом. Там давали вкусный кофе с гвоздикой, всякую самсу и прочие восточные дела, довольно дорогие. Но место все равно было тусовочным — за счет экзотичности и напоминании о Катманду. Кстати, тогда на бульваре никто не гулял. Никто!..  Бульвар был пустой в любое время года. Если кого-то видишь, то практически точно кто-то из своих.

Потом нас разогнали из «Туриста» — было сильное месилово, даже передали по «голосам». Никого особо не били, но забирали, затаскивали в машины. Кафе «Турист» тогда даже сняло вывеску — ее какое-то время не было. И мы стали искать место тусовки — и нашли напротив теперешней Администрации президента на Старой площади, где теперь Сбербанк. В первое время это была очень милая кофейня: мягкие прекрасные большие стулья — все тихо и чинно. А все потому, что работники ЦК КПСС и ЦК комсомола ходили сюда днем, в рабочее время, а мы приходили вечером, когда те разъезжались по домам. После 18.00–19.00 центр в Москве всегда был пустой. И мы сидели там до закрытия. Потом кафе переделали, сделали стояк.

Тогда мы нашли около «Ударника», напротив ресторана «Бургас», где снимали «Место встречи», кофейню, где уже новое поколение тусовки было активно в 1987 году. Кстати, дом этот был незаселенный — его сквотировал Руслан Индеец.

Плюс Арбат. Когда завершился его ремонт в 1985–1986 году, там прошел День смеха — первый и единственный раз в жизни Советского Союза, абсолютно шикарное 1 апреля. Потом открылось кооперативное кафе «Арба», рядом были решетки, из которых шел теплый воздух. Хиппи стояли, пели песни, какие-то поэтессы часами читали свои стихи.

И Гоголя. Они долгое время пустовали — в мое время, до 1986 года, там редко кто бывал — всех разогнали. Но был же не только Гоголь большой, но и Гоголь маленький, через Калининский во дворике — Малые Гоголя и Большие.

Еще был Квадрат — сквер напротив теперешней московской мэрии, бывший Моссовет, изредка там встречались.

Организовалось место около памятника Свердлову, напротив «Метрополя» — там стояли скамейки, место было открытым — стрематься нечего. Все время какие-то приезжие люди — внутренние советские туристы: из ЦУМа — в ГУМ, оттуда — в «Детский мир». Но нас стали выгонять, захотелось чего-то потише. Тогда же, осенью 1985 года, мы проводили много времени «на Мишке» — у памятника Ломоносову у журфака.

Главное постоянное место, которое никогда не прекращалось — «Этажерка» на улице Горького: из него постоянно забирали в 108-е отделение, за «Макдоналдсом», плюс во дворах был местный опорный пункт, куда «береза» нас тоже забирала.

Из своего какого-то детства я помню, что много волосатых людей действительно тусовалось в Трубе — выходе из «Пушкинской». У самого Пушкина тоже бывал какой-то сбор. Но я на них не обращал особого внимания — все тогда были волосатенькие.

Вот, пожалуй, и все места, кроме квартирных тусовок.

Вы все рассказываете о чайных и кофейнях, то есть культура хиппи не алкогольная?

В принципе в большинстве своем народ особо не пил. Была такая дринч-тусовка: Чапай, бывший друг Ани Герасимовой (Умки), Володя Трехногий, Шмельков, Майкл Крэзи, Андрей Субботин. Они были буйной кучкой. Остальные — изредка: у кого были деньги, тот приносил батл портвейна, который дринчали в подворотне. Но я не помню, чтобы кто-то что-то открыто распивал на лавочках. Народ всегда был трезвый, ведь очень молодой — 15–18-летние, в большинстве никто не приученный. Те, кому за 20–25 лет, лишь четверть тусовки.

А что на всех этих тусовках обсуждалось, о чем были разговоры?

Бытовые разговоры были, кто где был и что видел недавно, кого положили в дурку и кто куда ездил автостопом. О фильмах, книжках, мечтах, о Шамбале и модерне девицам заливали…  Подрывные разговоры были примерно такие же, как у всей советской молодежи. О рок-музыке, о том, как круто на Западе, кто что слышал о нем и какой уровень жизни там. Более подрывного, чем у обычной советской молодежи, у хиппи не было. Но обычная советская молодежь была и более пьющая.

Разговоры у них были более короткими. У нас — интересные разговоры именно в столкновении с идеологией свободы. Мы пытались для себя понять, насколько свобода реализуема у нас, что нам противостоит в смысле нашей анархической свободы и так далее.

То есть хиппи не вне политики, а анархисты?

У нас было буквально государство в государстве и была аполитичность. Были свои манифесты, которые, однако, никто не читал и никто ими не интересовался. Изредка и лениво мы их обсуждали. Даже те, кто имел этот манифест, перепечатанный или фотографию, бывало, что не читали его, потому что это было неинтересно. Достаточно того, что тебя приняли в это сообщество и ты уже можешь говорить что-то от имени хиппи. Хиппи сами по себе манифест.

Наша анархия отличается от политической анархии. Противостояние советской системе у нас не то что специально было, а негласно. К хиппи приходила власть и хотела их задушить и заставить быть советскими людьми.

А что вообще читали?

Насчет книжек: Воннегута — то, что у нас переводили, очень любили «Чайку по имени Джонатан Ливингстон» Баха, Торо, Маркеса, многое из «Иностранки» типа Фаулза и де Леру. Новый Завет нам всем нравился: Нагорная проповедь — подвижничество свободного проповедника. А еще ерундистику Рериха и всяких Шри Раджниш и «Бхагавадгит».

У меня создалось впечатление, что у хиппи особо не было идеологии, просто определенное времяпрепровождение и внешний вид. Игра в субкультуру. Это так?

Прямо противоположно. Каждый хиппи имел внутренний стержень, который давал ему возможность одному противостоять идейно любому количеству совков и часто их заражать своей правотой. При этом хиппи — человек вне общества: на Западе — вне западного конформистского общества, у нас был против конформистского советского общества. Мы существовали сами с собой. Даже те люди, которые притусовывались и оттусовывались (говорят, Владислав Сурков у нас иногда присутствовал). С кем ни поговоришь — все тусовались и друг друга знали.

Я, например, сподвиг второго секретаря комсомола АЗЛК на то, чтобы он бросил свою работу и уехал в Пицунду, куда мы к нему потом наведались тусовкой в пару десятков человек. В чем была привлекательность нашего сообщества? В том, что оно обитало в разных уголках страны. Друг к другу ездили. И многие поддавались этому: начинали ездить автостопом, ходить на тусовки, думать о тех же самых идеалах, слушать ту же музыку. Если раньше все слушали западный рок, то тогда широко зазвучали на магнитофонах и в общем исполнении отечественные забавные группы: «Аквариум», «Зоопарк», «Кино» — и пошло-поехало.

Известно, как западные хиппи выступали против войны во Вьетнаме. Против чего выступали советские хиппи, может, против ввода войск в Афганистан?

Это было до того, как я появился. Мы однажды провели Марш памяти Хиросимы — назвали его так просто так, это был лишь повод, чтобы погулять по Москве.

Да, 1 июня всегда День защиты детей, хотя сами хиппи могли своим детям будь здоров как дать подзатыльник, но себя они причисляли к детям.

Я лично организовал манифестацию на Гоголях в 1987 году — против того, как разгоняли хиппарей и всех, кто рядом.

То есть, не будь Советов, хиппи было бы нечему противостоять и их бы самих не было?

Наверное, доля правды в ваших словах есть. Что-то рассосалось, что-то, наоборот, стало частью общей молодежной культуры: и внешний вид, и привычки, и манера поведения. 1 июня в Царицыно громадное количество людей — это люди, которые умеют сами себя занять, им необязательно сбиваться в кучи, как нам, которые все друг друга знали. Здесь маленькие кучки сами собой существуют и на других пофигу.

Как была устроена Система — были ли старейшины?

Никто не стоял во главе. Я никогда не видел ни Солнца, которого поначалу звали Подсолнухом, ни Москалева — они были более инициативные люди и затевали события. Остальные хиппи, как люди в основном пассивные, шли за кем-то или делали то, что кто-то придумал. Они, симпатичные авторитетные люди, своим интеллектом и креативностью притягивали к себе других.

Вы в то время были художником — какие были мотивы в хипповском творчестве?

В основном, конечно, пацифик. Этого было достаточно — больше можно было ничего не рисовать. И советские значки «Миру — мир!»: накупил штук десять, прицепил на куртку или сумку — все, ты уже странный, необычный человек. Нормальные люди никогда эти значки себе не покупали — ни на одном обычном советском человеке не видел их.

А лозунги?

«Запрещается запрещать» вспоминали время от времени. Make love, not war — самые обычные традиционные лозунги. То, что я иногда кричал «Нет войне в Афганистане» и меня кто-то поддерживал — это было два-три раза.

Почему вы перестали быть хиппи?

Во-первых, у меня случилось большое разочарование в друзьях — не в самой Системе. Когда в 1988-м мы приехали в Ригу, наши друзья, самые близкие, не приняли нас в лагерь. Удивительно, ведь это люди, которые были у меня в гостях, спали в моем доме, у которых я бывал.

Перед этим мы пошли от станции через лес к морю. Там по песчаному берегу ехали танки. Мы с моей молодой женой, увидев их, стали делать пацифистские знаки, из танков вышли пьяные танкисты, которые прошли армию и были на сборах, а значит, были значительно старше меня, и сложилась угрожающая ситуация. Я стал извиняться, объяснять, что мы не хотели сделать ничего плохого (действительно, ведь пацифизм не предполагает ничего плохого). Я был с ними достаточно откровенен и сказал, что мне просто не нравятся их танки. Мы разошлись, но это был стресс. И тут приходим в лагерь, а нам говорят, что нас здесь не будет. Без малейшей причины. Мне это объявила такая Света Конфета, братья Минские ее поддержали, все стали относиться к нам насмешливо. Мы переночевали и уехали.

Плюс у нас пошли дети, работа, уже и не было тяги к такой жизни. Вообще у всех пошли дети — и все наше поколение, каждый залез в свою берлогу.

У нас уже была своя квартира на улице Цурюпы. Там было прикольное место: напротив нас был центральный морг, чуть дальше — туберкулезный диспансер, потом — психиатрический. Там же потом построили башню «Газпрома». Странное место.

Сначала у меня были две работы, я разрывался: на одной восстанавливал Данилов монастырь, платили через четыре-пять месяцев. Жил основной работой, где платили мало, а после вдруг приходило много денег. Потом я устроился в живописную реставрацию. Жизнь сама определяла, как дальше идти.

Я думаю, что после нас было еще одно поколение хиппи — «призыв», 1987–1988-й, но с началом 1990-х и они ушли в обычную жизнь.

Вы видите в сегодняшней Москве новых хиппи?

Абсолютно нет. Только на 1 июня приходят какие-то чудаки на демонстрацию, но на 18-миллионную Москву с пригородами даже полторы тысячи человек не так много.

А во Франции, где сейчас живете, это процветает?

Я встречался с теми, кто хипповал здесь в 1960-е. Но это одиночки — хипповых тусовок, дружеских отношений и компаний я не встречал.

Есть ли шансы появления новой волны хиппарей в сегодняшних российских реалиях?

Советская система, так же как и современная политическая жизнь в России, была настолько всеобъемлющей и всепроникающей, что любой твой чих в другую сторону рассматривался как противостояние. И ты вроде говоришь: «Все люди — братья». А тебе отвечают: «Не-не, классовый подход: капиталисты и империалисты, а мы правильные люди, которые всем хотят блага на Земле». Но если ты хочешь мне благо, почему я не могу жить в своей парадигме, не мешай только?

Возникнут ли сейчас? Для возникновения хиппи должно быть некоторое болотце — застой. Он и в западном обществе был — застой после Второй мировой войны. Несмотря на то что многое рвануло, сами устои общества остались патриархальными: послушание власти, семье и начальнику было впереди всех. Поэтому что во Франции, что в Америке люди возмутились. А сейчас события развиваются так быстро, что все может и закончиться тоже быстро. Хиппи не до этого: они сидят или куда-то ездят, когда жизнь никуда не движется. А когда жизнь бурлит, то хиппи нет. Плюс сейчас люди уже знают об активном и эффективном протесте и возможности влиять на власть, а хиппи все же были пассивным противостоянием, даже на Западе.

Фото: Виталий Зюзин, из личного архива Виталия Зюзина