Тридцатилетний Олег Мансуров основал свой первый технологический бизнес, еще когда учился на факультете экотехнологий и инжиниринга в Национальном исследовательском технологическом университете «МИСиС». Его нынешняя частная компания Success Rockets создает ракеты-носители сверхлегкого класса и малые космические аппараты.

Мансуров рассказал «Москвич Mag» о нынешней доступности сверхлегких ракет, о том, как данные из космоса могут помочь решить экологические проблемы на Земле и почему работать лучше в России, а не искать инвестиции в Америке.

Пока мы обсуждаем, уместна ли рукола в бургере и можно ли это есть без маски, вы сделали космическую ракету и запускаете ее в космос?

У нас несколько проектов, которые для Sucсess Rockets и вообще для российской космонавтики очень важны. Во-первых, готовим первый полноценный пуск суборбитальной сверхлегкой ракеты в Астраханской области. Он должен состояться во второй половине ноября. Хотим побить национальный рекорд по высоте среди частных компаний и вывести полезную нагрузку на 20–30 километров. Пока из частников у нас в стране на такую высоту никто не летал.

Откуда полетит ракета? Частных космодромов у нас пока нет.

Это военный полигон. Поэтому есть много сложных технических вопросов, в основном согласования с Минобороны, Росавиацией и другими.

Какой груз выводит ракета?

Это суборбитальный пуск геофизической, или, как ее еще называют, метеоракеты. Полезная нагрузка — несколько фемтоспутников, которые мы протестируем во время полета. Мы изучим, как они выдерживают перегрузки, соберем данные о полете, телеметрию, было ли отклонение от намеченного курса, посмотрим, как отработала в целом система и конкретно — двигатель. Без этого дальше не продвинуться.

Ракета, насколько я понимаю, вашего производства, и делали ее в Астраханской области. А спутники чьи? 

Ракета полностью наша, а спутники изготавливает компания «Дистарт» из Омска. Это новый производитель в России. Они получили финансирование от Фонда содействия инновациям и делают так называемые фемтоспутники весом 10–100 граммов.

Кроме рекорда по высоте какая еще задача у пуска ракеты?

Главное — это проверка первой ступени и двигателя, самого мощного на сегодняшний день среди частных разработок в стране. Раньше мы проводили только статические тесты. В ноябре начнутся полноценные летные испытания. Если все пройдет успешно, следующий пуск планируем на высоту 50 километров.

Насколько тема сверхлегких ракет популярна в Европе и США?

Можно сказать, мир переживает бум сверхлегких ракет. Эту технологическую революцию можно сравнить с переходом от стационарных компьютеров к персональным. Помните, в 1960–1970-х были целые комнаты шкафов с бобинами? Миниатюризация связана прежде всего с электроникой. То же самое случилось и со спутниками. Размеры и вес космических аппаратов стремительно уменьшаются, и для их вывода на орбиту уже не нужны большие ракеты. Сверхлегкие ракеты производятся гораздо быстрее, стоят намного дешевле и не требуют сложных согласований на пуск.

Кто вкладывает в космические стартапы?

Основные деньги идут от международных бигтехкомпаний: Google, Amazon, Facebook, Microsoft. В России эту сферу финансируют «МегаФон», «Яндекс», АФК «Система». Бум инвестиций связан с цифровизацией. Экономике нужны космическая инфраструктура, космические данные и все, что можно на их основе сделать — приложения, сервисы и т. д.

Какие космические стартапы уже созданы и развиваются в России?

У нас есть несколько производителей малых космических аппаратов, например компании «Спутникс», «ОКБ Пятое поколение», «Авант Спейс». Потенциально многие готовы работать в индустрии. «МегаФон» заявил, что вложит 6 млрд рублей в развитие широкополосного доступа в интернет — это больше, чем весь бюджет Sucсess Rockets.

Сколько денег вложено в новые космические проекты на мировом рынке?

За три первых квартала этого года — больше 10 млрд долларов. Деньги распределяются примерно так: 50% на проекты по производству спутников и 25% на производство ракет.

Кто вас финансирует?

Наши инвесторы — частные лица. Сейчас мы закрываем с ними так называемую предпосевную стадию, в ходе которой мы привлекли 310 млн рублей. Одним из инвесторов стал IT-предприниматель Антон Немкин. Дальше будем общаться с венчурными фондами и крупными инвесторами о новых раундах.

На что пошли первые деньги?

На разработку стратегии, формирование команды, тестирование технологий и первичные прототипы. Скоро мы продемонстрируем продукт, с которым можно выходить на рынок, и создадим опытное производство. Далее перейдем к полноценному рыночному продукту с серийным выпуском. Под эту стадию получить деньги будет уже гораздо проще. Вплоть до кредита в банке. Венчурный капитал привлекать не обязательно.

Насколько сложно искать деньги для космических проектов?

Поиск денег — самое трудное в России. У нас много хороших технических специалистов благодаря старой советской системе образования, а вот рынок венчурных инвестиций развит плохо. Между тем космос — одна из самых капиталоемких сфер и требует вложений на порядок больше, чем IT. Плюс период разработки в спейстехе довольно длинный, хотя из-за развития цифровых технологий он уже серьезно сократился. Так, если бы мы начинали в 2010 году, то потратили бы примерно десять лет, а сейчас на примере китайцев можно сказать, что сроки уменьшились до рекордных двух с половиной лет. Мы осторожно растянули свой проект на три с половиной года, но, возможно, сделаем быстрее.

Все ругают наш венчурный рынок, но разве он не на той стадии, на какой и должен быть? Столько шальных денег, сколько есть в США, у нас никогда не было.

Все так, но мне жаль, что в России в космические проекты системно не вкладывает ни один из венчурных фондов. Нет квалифицированных инвесторов в этой сфере. Технических специалистов много, а финансистов и бизнес-аналитиков нет.

Разве это не должны быть те люди, которые уже заработали на космосе некий капитал и теперь готовы финансировать проекты своих коллег? На пустом месте пул таких инвесторов не возникнет. Это дело десятилетий.

Согласен. Если мы достигнем успеха (стучу по дереву), мы сами станем одними из ключевых инвесторов в российские космические стартапы. Но пока есть огромное недоверие из-за отсутствия успешных кейсов на рынке. Мешает еще и привычка отечественных инвесторов вкладывать ненадолго и максимум по несколько миллионов долларов. За этот срок и на эти деньги в космосе ничего не сделаешь. Поэтому ищем финансы по личным контактам у тех, кто верит в нашу команду и интересуется темой космоса, считает ее перспективной.

Не помешает ли вам недавний уход с рынка отечественного стартапа «Космокурс», посвященного суборбитальному туризму? Не усилится ли еще больше скепсис инвесторов?

К счастью, наши инвесторы понимают, что суборбитальный туризм и спутники — это две параллельные вселенные. «Космокурс» хотел делать тяжелую пилотируемую ракету. Это задача для компаний масштаба Amazon или Boeing. Я уважаю усилия коллег, но в то же время довольно дерзко было браться за данную задачу. В случае с тяжелой ракетой идти до конечного результата десять и более лет. Кто знает, что случится за это время? Мы выбрали более обозримую перспективу и рассказываем только о тех этапах, которые сейчас проходим. Так, сейчас создали двигатель, испытали его на Земле, убедились, что он самый мощный, затем полет на высоту 25 километров, следом — на 50…  Наша цель — это линия Кармана (100 км. — «Москвич Mag»), там, где, собственно, начинается космос. Пока не побьем рекорд в 15 километров, установленный в 2020 году Национальной космической корпорацией (НКК), ничего больше не обещаем.

Насколько активно российские корпорации из крупного бизнеса интересуются вашей тематикой?

«Газпром», «МегаФон», «Ростех», «Ростелеком»…  все они готовы заходить в проекты, но не на начальном этапе, а на более поздних стадиях. Пока российские космические стартапы не доросли до этого. Пожалуй, могу назвать только один успешный кейс, когда проект «Спутникс» был продан «Ситрониксу» (дочке АФК «Система»).

Вы сотрудничаете со «Спутниксом»? Это же стартап из «Сколково»?

Да, сколковский. Мы общались. Нашу ракету можно будет использовать для выведения космических аппаратов «Спутникса» на орбиту.

Давайте обрисуем в общих чертах, для чего именно сегодня нам нужны спутниковые группировки?

Три направления: дистанционное зондирование Земли, мониторинг климата и связь. Во всех трех сферах рынок огромен. Больше 80% данных по дистанционному зондированию российские сервисы вроде «Яндекс.Карт» закупают за рубежом. Широкополосный доступ в интернет у нас и вовсе не развит. Мы имеем все компетенции, чтобы сделать российские аналоги. Даже такие группировки, как Starlink и OneWeb, можно заместить.

Вы верите в коммерческие перспективы Starlink? Кто готов платить по 100 долларов в месяц, плюс 500 долларов за наземный терминал? Разве что фермеры в Австралии. В России между крупными городами 4G действительно пропадает, но тарелка «Триколора» со спутниковым интернетом стоит 2 тысячи в месяц. Я уже молчу, что по всему Северному морскому пути тянут оптоволокно — от Мурманска до Певека — скоро и там Starlink не понадобится.

Все зависит от количества абонентов. Цена на Starlink будет падать. Плюс по мере развития технологий будут находиться новые применения спутникового интернета, например беспилотный транспорт.

Беспилотный транспорт сегодня строится на основе компьютерного зрения, для которого не нужен интернет.

Здесь можно спорить. Я уверен, что, например, для роя беспилотников в почтовой доставке без широкополосного доступа не обойтись — им необходима связь с логистическим центром и между собой. Огромное количество инвесторов в США в эту технологию верят и деньги вкладывают. Значит, они видят то, что не видите вы.

Или дело в том, что в США напечатали слишком много денег, и они могут разогреть любую технологию, а потом просто списать, как это не раз было в истории? 

Ваша точка зрения объясняет, почему частные деньги в России в космос не идут! Дело в неверии. Между тем космос может существенно улучшить жизнь здесь, на Земле, и это — миссия нашей компании. Поэтому мы и разрабатываем новые системы связи и наблюдения.

Ок, чем будет хорош ваш спутниковый интернет?

Спутники способны сделать доступ в интернет возможным из любой точки мира, это сильно расширит зону комфортного проживания людей, особенно в такой большой стране, как наша.

Как вы будете конкурировать со Starlink?

Об этом рано говорить, но в целом наша группировка чисто технологически потребует меньшего количества космических аппаратов — это раз, и два — мы намерены обойтись без наземных терминалов. Несколько стартапов в мире уже разрабатывают технологию обмена пакетами данных напрямую между мобильным телефоном и спутником. В России есть задел, который позволяет это реализовать.

Одним из главных достижений Илона Маска называют его конвейер по производству спутников. Он печет их как пирожки…

Советская концепция предполагала, что детали космических аппаратов производятся на разных предприятиях в разных концах страны. Мы хотим сосредоточить все в одной компании: свои двигатели, свой ракетоноситель. То есть мы идем по пути SpaceX — выстраиваем вертикально интегрированную компанию. Для нас важна полная цепочка по работе с данными: их генерация, передача и обработка. Она формируется на основе сверхлегких ракет, малых космических аппаратов и анализа данных.

То есть по производительности труда вы сможете догнать компанию Маска?

Это рано обсуждать. Мы ищем варианты, технологии и организационные схемы, чтобы обеспечить нашу конкурентоспособность. С одной стороны, это минус, что мы отстали от мировой частной космонавтики, с другой — мы можем не повторять ее ошибок и сразу грамотно выстроить процессы. Люди до нас, потратив большие деньги, уже пришли к нужным выводам. Это не только SpaceX, но и Rocket Lab, и Astra, и Firefly.

Сколько спутников нужно России для широкополосного доступа, сколько они будут стоить и за какое время могут быть созданы?

Порядок следующий: 400 спутников, 10 млрд долларов, 8–10 лет.

Расскажите о группировке климатических аппаратов.

Макет первого аппарата мы уже сделали, и он отправился на конференцию ООН по вопросам изменения климата в Глазго. Таких спутников необходимо 60 штук. Развернуть группировку мы способны до 2028 года. Ее стоимость — 22 млрд рублей. Однако сами климатические спутники лишь часть глобального проекта по мониторингу выбросов и поглощения парниковых газов. Анализируя данные, мы сможем узнать все о качестве воздуха в городах и о том, кто именно и чем конкретно его загрязняет. Все станет объективно и прозрачно. Никто не сможет сказать, что «ветром принесло». Также мы составим 3D-модель эмиссии, перемещения и поглощения парниковых газов. Это станет основой рынка углеродных единиц. Сегодня этот рынок до сих пор не создан, потому что нет верифицированных данных. Между тем его объем, по словам президента, только в России не менее 50 млрд долларов в год. Объем климатического мониторинга, по нашим прогнозам, около 10% от этой суммы.

Разве предприятия сами не предоставляют статистику?

Вопрос в том, насколько она отличается от реальности. К сожалению, довольно серьезно. Мы можем уточнять данные и, главное, делать их предметом экономических отношений, отделяя природный углекислый газ от антропогенного.

Углеродный налог, которым нас пугает ЕС, тоже входит в эту новую экономику?

Это часть процесса. Пока все страны пользуются разными методиками подсчета. Нужно прийти к единым правилам, чтобы данные, которые мы будем получать с наших спутников, были признаны во всем мире.

Осталось поговорить о дистанционном зондировании Земли. Расскажите подробнее, с какой целью вы идете в этом направлении?

Мы планируем две разные группировки космических аппаратов. Первая предназначена для оптического и инфракрасного мониторинга. Инфракрасный спектр здесь используется для идентификации пожаров, стихийных бедствий, определения болезни или степени созревания сельскохозяйственных культур. Оптический — для высокодетальной съемки, которую используют, к примеру, «Яндекс.Карты». Мы подписали соглашение с Роскартографией — они заинтересованы в подобного рода данных. Вторая группировка спутников — для радиолокационного зондирования Земли, то есть для анализа недр, ледовой обстановки для Северного морского пути и т. д. Каждая группировка включает по 36 спутников. На их развертывание понадобится 5–7 лет.

Кто заказчик ваших услуг кроме Росгеологии? Какова бизнес-модель?

На основе космических данных мы создадим множество различных сервисов и приложений как для государственных учреждений, так и для бизнеса и частных лиц. Чтобы вы наглядно поняли, один из примеров подобных приложений — «Яндекс.Погода».

Плохо работает эта «Яндекс.Погода»…

Возможно, потому что не хватает данных со спутников.

Помогите всем, кто сегодня мечтает основать свой космический стартап. Что нужно тем, кто сидит сейчас, например, в кампусе МАИ и мечтает о частной космонавтике?

Нужно четкое видение, зачем ты это делаешь и кому это нужно. Моя идея сформировалась в промежутке между 2011 и 2016 годами во время участия во множестве научных мероприятий. Нужно знать отрасль и ее ключевые проекты, быть в курсе, что делается в международных организациях в США, Китае и Европе, и в итоге сформировать правильную картину: что необходимо людям и куда движется отрасль. Для своей команды искать исключительно лучших специалистов — они сами тебя найдут, если ты будешь максимально открытым для сообщества и для СМИ.

Многие советуют российским высокотехнологичным стартапам сразу выходить на рынок США. Там больше денег.

Странный подход. Ты можешь стать здесь, в России, первопроходцем и лидером. А если ты уезжаешь в незнакомую среду, то, скорее всего, будешь там только догоняющим. Мы не собираемся никуда перемещаться, потому что те преимущества, которые у нас есть здесь, полностью нивелируются в другой стране. Например, это доступ к базе квалифицированных специалистов, к инфраструктуре, выстроенные отношения с регулятором, с надзорными органами и т. д. При этом мы строим глобальную компанию с русскими корнями, которая должна потом выйти и на международный рынок.

Фото: из личного архива Олега Мансурова