9 октября случилась одна незнаменитая годовщина — 15 лет со дня смерти легенды советского, постсоветского и даже американского преступного мира, «решалы», пожалуй, даже не всероссийского, а всемирного масштаба и, наконец, главного «героя» самых роскошных похорон в новейшей московской истории — Вячеслава Иванькова по кличке Япончик.

Строго говоря, убили его еще 28 июля 2009 года выстрелом в живот из СВД на выходе из ресторана «Тайский слон» на Хорошевском шоссе, но врачи поддерживали жизнь в его теле почти два с половиной мучительных месяца, пока острый перитонит не поставил окончательную точку.

О советском прошлом Иванькова известно не так много, а там есть о чем рассказать. К примеру, о первой преступной группировке современного типа, появившейся в Москве еще в конце 1960-х годов, когда ничего подобного и представить себе было невозможно.

В принятой в 1961 году третьей по счету программе КПСС недвусмысленно говорилось: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Поскольку уровень марксистской теории в результате сталинских репрессий упал ниже плинтуса, коммунизм в первую очередь понимался как общество всеобщего изобилия, созданное при помощи полностью огосударствленной экономики. И именно в 1960-е оказалось, что могучая империя Госплана попросту не способна своевременно изучать потребности населения и адекватно на них реагировать. А страна-то существовала не на облаке, и мировые тенденции, в том числе пресловутое общество потребления, в нее вполне себе проникали. Как говорил один из персонажей старого сериала «Фарца», «потому что не все хотят ходить в сером и синем». К 1988 году до 20% потреблявшихся в стране товаров и услуг поставлялось теневой экономикой, в которой полностью или частично было занято до 13% всей рабочей силы СССР.

Воровской Тарантино

Летом 1969 года на один из глухих участков МКАД, скрипя всеми деталями, выполз грузовичок, который чем-то не понравился изнывавшему от скуки постовому. Махнув жезлом, он остановил машину и потребовал документы. Все бумажки оказались в порядке, но и товарищ старший лейтенант попался дотошный.

— Что везете? — спросил он.
— Невостребованного покойничка из морга на захоронение, — ответил мрачный и слегка похмельный шофер. — Вот свидетельство о смерти, вот разрешение…
— Открывайте гроб, сейчас посмотрим, кто у вас там.
— Да как можно, товарищ лейтенант, уже ж заколотили!
— Открывай, кому говорю!

Неизвестно, сколько бы еще продолжались эти препирательства, но тут старлей узрел валявшийся в кузове топор и решил посмотреть самостоятельно. Он даже успел просунуть лезвие в щель и слегка приподнять одну из досок, но тут прогремел выстрел, и тело с глухим стуком обрушилось прямо на гроб.

«Ты зачем мента убил?!» — заорал шофер на грузчика. «Надо было», — буркнули в ответ. После короткого совещания стороны решили запихнуть тело в гроб к покойнику, натолкать туда же камней и сгрузить в ближайшую реку. «Н-не надо в воду, не убивайте, пожалуйста, я все отдам», — раздался из гроба дрожащий от ужаса голос.

Картина мгновенно переменилась. «Убитый» старлей, хохоча, поднялся с гроба и молодцевато спрыгнул из кузова на асфальт. Двое его подельников, радостно ухая, принялись отковыривать доски. Словом, в тот день не пострадал никто за исключением известного московского антиквара Вольдемара Исааковича Миркина, которого средь бела дня похитили, долго возили в гробу, а потом еще и разыграли для него целый спектакль, чтобы заставить расстаться с ключом от квартиры, где лежало все нажитое нетрудовыми доходами.

Роль шофера сыграл настоящий шофер с рембазы Буздин по кличке Золотой. Его напарником и «грузчиком» был основатель бауманской ОПГ Геннадий Карьков по кличке Монгол. Ну а дотошным «старшим лейтенантом» был не кто иной как Вячеслав Иваньков, еще не успевший заслужить себе погоняло Япончик. Пока Монгол и Золотой сторожили антиквара в «малине» на Большой Почтовой, сам он поехал за тремя другими членами группировки — Балдой, Сиськой и Зямой и вместе с ними отправился обчищать миркинские закрома. Набив мешки деньгами, драгоценностями и редкими вещами, бандиты решили, что «маловато будет», и на всякий случай прихватили с собой паспорт и военный билет Миркина. Шантажируя ими свою жертву, они заставили его позвонить проживавшей в Харькове сестре, которой пришлось отдать им еще 17 тыс. рублей и все имевшиеся при себе драгоценности. Чтобы оценить масштабы, напомним, что средняя зарплата в СССР тогда составляла 110 рублей и 68 копеек.

Геннадий Карьков вышел, что называется, из гущи народной — родился и провел юность в одном из колхозов Нижегородской области. Работал в колхозных стройконторах, и, видимо, не только работал, но еще и приворовывал, поскольку в 1955-м его осудили сразу на 10 лет по статье «хищение государственного имущества, совершенное организованной группой».

В следственном изоляторе Карьков свел тесное знакомство с людьми из воровского мира, среди которых был уже тогда ходивший в «авторитетах» Лев Генкин по кличке Сиська. Тот дал своему протеже воровское погоняло — за откровенно азиатскую внешность и грубые, словно вытесанные топором, черты лица Карьков стал Монголом.

На пятый год пребывания Карькова за решеткой из Москвы пришла радостная весть: принят новый УК РСФСР, где наказание за все виды хищений было значительно смягчено, а значит, свое он уже отсидел. Но в 1966-м в полном соответствии с песней «из тюрьмы я не вылажу, и тюрьма скучает без меня» Монгол попался на краже и получил «трояк», который отбыл от звонка до звонка.

Именно во время второй отсидки Монгол изобрел рэкет. Точнее, слова такого он еще не знал, но вот концепцию «бей замазанных» усвоил для себя довольно четко. В то время как воры старой формации еще лазили по привычке в карманы простых советских граждан за жалкими копейками или же в государственные закрома за добычей покрупнее, но с куда большими рисками, буквально у них под боком крепла и вставала на ноги «тень» с ее гигантскими состояниями. Самая тяжкая форма присвоения чужого имущества — разбой — по новому УК каралась сроками от 8 до 15 лет, в то время как за пресловутое «хищение социалистической собственности» там полагалось вплоть до высшей меры. В лагерях люди «тени» составляли «третью масть», не принадлежавшую ни к «фраерскому» миру, ни к воровскому, а значит, лишенную всякой защиты. То же самое было и на воле: все эти дантисты-надомники, буфетчики, коллекционеры, заведующие промтоварами и цеховики куда больше боялись визита инспектора ОБХСС, чем бандитов. А потому делать с ними можно было все, что угодно, зная, что эти граждане ни в коем случае не побегут с заявлением в милицию.

Впрочем, вряд ли Монголу удалось бы на новом поприще достичь высот и всесоюзной известности, когда бы, набирая себе банду, он не выудил с московского криминального дна подлинный алмаз — Япончика. В отличие от своего шефа Вячеслав Иваньков был коренным москвичом, правда, из весьма неблагополучной семьи. Воровать начал в 14 лет, примерно тогда же бросил школу и поступил в цирковое училище. Однажды, выполняя упражнение на трапеции, Иваньков сорвался, упал вниз головой и получил закрытую черепно-мозговую травму. В дальнейшем это обстоятельство будет очень сильно ему помогать в судах и тюрьмах: в критические для себя моменты Иваньков талантливо симулировал шизофрению, от которой мгновенно «выздоравливал», как только гуманный советский суд смягчал ему приговор или заменял срок в колонии на принудительное лечение. Где-то в перерывах между беготней от милиции, путешествиями по спецпсихушкам и попытками хоть как-то доучиться Иваньков умудрился еще и вступить в брак с представительницей редкой в наших краях национальности — ассирийкой, а потому первое его воровское погоняло было Ассирийский Зять. Ну а самую известную свою кличку он, как говорят, выбрал именно в честь знаменитого одесского налетчика.

Не имевший на тот момент ни воровской короны, ни серьезного криминального опыта за исключением мелких краж, Иваньков стал правой рукой Монгола и профессором Мориарти всея бауманской группировки. Именно он придумал вовлечь в банду не принадлежавших к воровскому миру таксистов Трифонова и Бурмистрова и шофера с автобазы Буздина. Благодаря этому в распоряжении группировки оказался внушительный транспортный парк из двух «Волг» и грузовика. А еще Иваньков периодически совершал набеги на излюбленные места отдыха милиционеров, подсаживался к усталым после работы стражам порядка и поил их водкой со снотворным — таким образом были добыты несколько комплектов формы и удостоверения. Впереди была головокружительная криминальная эпопея, продлившаяся почти три года.

Главная ошибка Монгола

Вскоре после Миркина бандиты заинтересовались некой Ломакиной, работавшей буфетчицей в шашлычной, ну и, как водится, толкавшей хорошее мясо и прочие продукты «налево». Буфетчица оказалась хитрой лисой и быстро почуяла за собой слежку. Все попытки ее захватить раз за разом срывались. В конце концов ее поймали прямо возле дома и запихнули в «Волгу», где принялись угрожать ножом. Из ее сумочки удалось извлечь «скромную» сумму 630 рублей, после чего Ломакина сдалась и согласилась отправиться домой в сопровождении Монгола и Япончика, чтобы передать им начальную долю отступных в размере 5 тыс. рублей. Но стоило ей переступить родной порог, как она сразу же заорала: «Караул, грабят!», так что гражданам бандитам пришлось срочно ретироваться. Впоследствии Ломакину сумели изловить еще раз и заставили платить уже по 5 тыс. рублей каждый месяц.

В какой-то момент Монгола понесло не в ту степь, и он решил, что подходящими объектами для грабежа и вымогательства могут стать не только люди «тени», но и представители разного рода криминала: наркоторговцы, карточные шулера и даже другие воры. Это и стало первым его серьезным проколом, ведь настоящие преступники, конечно, боялись милиции, но при этом твердо знали, что их в любом случае не расстреляют, а потому охотно давали показания, особенно если за них обещали «скощуху» к будущему сроку.

Первой такой жертвой у «бауманских» стал торговец «травкой» Минаев. Выйти на него удалось благодаря 20-летней Татьяне Модэ, которую Япончик подцепил в ресторане «Узбекистан» и заодно завербовал к себе в группировку. Точнее говоря, Модэ работала у Минаева распространительницей, считала, что ей недоплачивают, и горела желанием отомстить.

В гости к Минаеву заявились втроем: Япончик в излюбленном амплуа старшего лейтенанта, а с ним еще двое членов банды — Балда и Косой в роли понятых. Не прозвучало никаких угроз, не было сказано ни единого слова про «травку», да и вообще ничего конкретного, а только вежливая просьба съездить с ними в отдел, чтобы опознать чьи-то там краденые вещи. Минаев согласился. Его вежливо усадили в «Волгу» и повезли, но не в отделение милиции, а в подмосковное село Маклино, на окраине которого уже поджидал знакомый нам грузовик. Стоило наркоторговцу заглянуть в кузов и увидеть лежавший там гроб, как маски тут же были сброшены. Его принялись избивать, затем заставили улечься в ящик и отвезли в деревенский дом, принадлежавший Генкину-Сиське. Там его до утра продержали в холодном погребе, а потом снова засунули в гроб и стали пилить его двуручной пилой. Как только зубцы с жутким визгом прорезали крышку, Минаев сдался и позвонил своей любовнице, которая вскоре принесла в указанное ей место 5 тыс. рублей в облигациях, морфий и золотые часы.

Минаева обложили «налогом» и отпустили, но на свою беду он решил разобраться с Модэ и отправился к ней домой. Там его уже поджидала группа встречающих в лице Косого и Япончика. Торговец «травкой» мигом лишился еще одной своей заначки на черный день, а заодно и выдал группировке своего поставщика — некую Фатиму Берсанукаеву. К несчастной узбечке отправили целую «следственную бригаду». Пятикратно судимый вор по кличке Муха стал «старшим оперуполномоченным по особо важным делам МВД майором Моргисом», его напарник Галка обернулся «следователем МУРа», а Сиська и Япончик избрали для себя роли понятых. Добычей группировки стало несколько золотых часов, полкило морфия…  и всего 30 рублей. Всем присутствующим было понятно, что такого просто не может быть и что при подобных оборотах где-то обязательно должна лежать еще одна заначка.

Муха и Галка решили играть до конца: «Гражданка Берсанукаева, ну вы же сами все понимаете, вам придется проехать с нами», но отвезли ее, разумеется, не на Петровку, 38, а на квартиру к Сиське, где стали всячески намекать, что в принципе готовы пойти на должностное преступление и закрыть дело о хранении крупной партии наркотиков за скромную сумму 10 тыс. рублей. Фатима несказанно обрадовалась: «Дорогие мои, я все понимаю, тоже хотите хорошо кушать, у нас обычай велит уважать начальника, будет вам бакшиш». С ее стороны это, конечно, была чудовищная ошибка, но, видимо, она искренне верила в то, что имеет дело с настоящими милиционерами. Бандитам же стало понятно, что подобная сумма для их «клиентки» — пустяк, но пока что Берсанукаеву решили отпустить, установив за ней слежку.

Вторая фаза этой операции была разыграна с участием Татьяны Модэ. Она сама вышла на Фатиму и заявила, что готова брать крупные партии товара вместо якобы выбывшего из бизнеса Минаева. После их встречи «бауманские» снова схватили Берсанукаеву, отвезли во все тот же дом в Маклино, сунули в погреб и продержали там несколько дней, подвергая самым жестоким пыткам. Особенно усердствовал над узбечкой рабочий продмага Шурушкин с красноречивой кличкой Людоед — он с размаху швырял женщину на землю, накидывал ей на шею висельную петлю, ставил ногу на грудь и душил до потери сознания. Потом ее приводили в чувство, обливали водой, и все повторялось вновь. Не выдержав этого «марафона», Берсанукаева согласилась отдать банде еще 50 тыс. рублей.

К тому времени МУР уже активно гонялся за группировкой Монгола. Сыщиков волновали в основном не похищения и пытки и не титанические размеры полученного при вымогательстве, а то, что какая-то банда внаглую и средь бела дня использует милицейскую форму и удостоверения.

Как всегда, сыщикам помог случай. В точном соответствии с текстом известного блатного хита «Мурка» второй отдел МУРа в это же самое время пас небольшую шайку квартирных воров, готовившихся обнести богатенького «теневика». Улов ожидался сказочный: почти полтора кило золотого лома, более 200 царских золотых червонцев, кухонное серебро и антиквариат. Наводку на эту квартиру ворам дала любовница одного из них, а заодно у нее имелся брат, готовый помочь с быстрым сбытом краденого.

Под присмотром муровцев воры успешно сходили на дело, сгрузили краденое на квартире у той самой любовницы и уселись там же в ожидании ее брата, попутно отмечая свою удачу водочкой. Им позволили все допить и отоспаться, а с утра выбили дверь и всех повязали. Сыщики начали пересчитывать награбленное и весьма удивились — от богатой добычи остались лишь чешский хрусталь да пара серебряных ложек, все остальное куда-то исчезло. После долгого допроса мазурики наконец сознались: ночью к ним ворвалась другая милицейская бригада, которой руководил почему-то майор внутренней службы, крепко всех избили и забрали все драгоценности и антиквариат. Муровцы попросили как можно подробнее описать этого майора и помочь с составлением фоторобота. Когда милицейский художник закончил, с листа своим скуластым лицом глянул Монгол.

Поскольку видеомагнитофонов в те времена еще толком не изобрели и уж тем более не завезли в СССР, Карьков и понятия не имел о том, что настоящий босс мафии должен скромно сидеть дома и вести максимально честную жизнь, лишь изредка встречаясь с подчиненными, чтобы раздать свежие указания и получить пухлый конверт с деньгами. Имея в своей группировке более 30 человек, он тем не менее лично принимал участие почти во всех «разгонах», что с его характерной внешностью было смерти подобно. К началу 1972 года весь костяк «бауманских» был арестован.

Кому сидеть, кому короноваться

Всего по делу проходили более 19 человек, среди которых почему-то не было…  Япончика. Каким-то непостижимым образом принимавший участие почти во всех «разгонах» Иваньков вышел сухим из воды и остался на свободе.

Суд превратился в форменный спектакль — выступавшие в качестве основных свидетелей Берсанукаева, Минаев, Ломакина и Миркин вдруг начали менять свои первоначальные показания, а то и полностью отказывались от них как от данных под давлением следствия. И все-таки героическими усилиями судьи и прокурора процесс довели до конца. Самое суровое наказание получил Карьков-Монгол: 15 лет лишения свободы, 10 из которых он должен был отбыть «на крытке», то есть в тюрьме, и еще 5 — в ИТЛ строгого режима. Столько же дали и Генкину-Сиське. Быков-Балда был приговорен к 13 годам, всем остальным всучили от 8 до 10, а кого-то даже отправили на принудительное лечение от алкоголизма.

После 10 лет, проведенных в камере Владимирского централа, Монгол основательно подорвал свое здоровье, так что в лагерь его отправлять не стали. На свободу он вышел в совершенно другой мир, где царили иные правила и иерархии. Из уважения к прошлым заслугам и званию отца-основателя русского рэкета ему дали место «решалы» и оставили в покое. Оставшись не у дел, Карьков начал попивать и в октябре 1994 года скончался от цирроза печени.

Генкин-Сиська отбыл свой срок до конца, но, выйдя на свободу, не стал лезть в криминальные разборки, а попробовал в одиночку воровать. Быстро попался и получил очередной срок, а в 2003 году скончался в возрасте 80 лет.

Ну а оставшийся на свободе Япончик недолго сидел без дела. Он собрал новую группировку, еще более зверскую и действовавшую уже не только в Москве, но и по всему СССР. И хотя на счету у банды были десятки убийств, случаев пыток и вымогательств, привлечь Иванькова удалось лишь однажды, да и то по ч. 3 ст. 196 УК РСФСР («за использование поддельных документов»). Одно время в этой группировке состоял даже будущий всемосковский «крестный отец» Отари Квантришвили, тогда еще носивший кличку Квант. Благополучно пережив 1980-е и оголтелый дележ ранних 1990-х, Япончик взобрался на самую вершину криминальной иерархии, с которой его смог низвергнуть лишь выстрел в живот в июле 2009-го.

Фото: wikipedia.org, ИТАР-ТАСС, vk.com/primecrimeru, кадр из сериала «Банды»/БФГ-Медиа-Продакшн