search Поиск
Петр Скопин

Московский персонаж: узник Китай-города

6 мин. на чтение

Агорафобией принято называть страх и избегание самостоятельного перемещения за пределами дома, района или любого другого пространства. В России ей страдают примерно один из пятидесяти, или не менее двух миллионов человек. Можно гадать, подвержен ли агорафобии мой приятель, 35-летний пиарщик Макс Железняк, «запертый» на Китай-городе, в легендарной московской кишке, месте уникального синтеза официоза, бизнеса, клубной и неформальной культуры. Давайте рассмотрим его случай подробно, чтобы разобраться с диагнозом.

«Мой район — моя крепость», — любит говорить Макс (шатен, зеленые глаза, свитшот Stone Island). И это похоже на правду. Что в природе есть такого, чего не найдешь на Китай-городе? Здесь есть все. Бары и клубы на любой вкус, «Пятерочка», выполненная в духе «Звездных войн», три котофейни, «Иллюзион», река, Яма, рядом с которой можно встретить девушек 24/7, чтобы их отвести к себе домой, потратив «от» и «до» две тысячи на весь процесс соблазнения (по джин-тонику себе и ей, затем отполировать ершом и парой стопок коньяка — дело в шляпе).

На Китай-городе хипстерский «Сюр» мило соседствует с лютеранским собором, где играл на органе Лист, а после авангардного джаза у Алексея Козлова спешишь в «Мосдонер» у Покровских ворот, где можно в морозной ночи, впитывая шаурму с бараниной и цезарь в коктейльном соусе, наблюдать, как пара подвыпивших, но весьма представительных дам лет 45 покидают I Like Wine. Неловко держась за ручки, сползают они по скользкой лестнице, чихвостя при этом мужей на чем свет стоит. Норковые манто последнего фасона: высшее общество. Глаз не оторвать, как приятно.

В час дня Макс опохмеляется в «Пропаганде» «Василеостровским» пивом. Вчера он (почти) заключил контракт с важными дагестанцами на рекламу йогуртов, которые скоро должны появиться в каждой торговой сети, а потом бурно отмечал эту договоренность с друзьями (Underdog, Blanc, Bambule). Много всего смешивал, о чем сейчас жалеет. Сегодня дагестанцам оставалось уладить с Максом небольшие детали и подписать наконец контракт. После этого Максу придет на счет семизначная сумма, после чего он сможет взять в кредит черный внедорожник, который ему давно приглянулся. Как и официантка Света (22, рыжая альтушка с пирсингом), несущая ему обжаренный камамбер с чатни из черной смородины к пиву. Чаевые, превышающие счет в два раза, станут первым вкладом в их легкую связь. Макс просит у нее телефон уже после оплаты, как бы официально, хотя мог подглядеть в приложении «Нетмонет». Света в ответ кокетничает: говорит, что она против личных контактов с клиентами, но для Макса готова сделать исключение. Очень уж он галантен, «а галантных мужчин сегодня днем с огнем не сыщешь».

После «Пропаганды» Макс заходит в популярный музыкальный магазин Plstk Wrld: узнать, поступил ли в продажу новый винил Gorillaz. Оказалось, пока нет. Потом заточил корн-дог с супом в «‎Чик О’Рико» и выпил томатный гозе: здесь же, за углом. Вроде бы улетучились даже отголоски похмелья.

На часах два с половиной. Он возвращается домой и падает в кровать, чтобы доспать часика полтора. Макс живет на Покровском бульваре в двухкомнатной квартире, доставшейся ему от тети, его сытое московское детство прошло на «Белорусской». Все, о чем могли только мечтать его сверстники, включая Pentium последней модели, у него было. Рафинированный москвич из ЦАО. Работает дома или в коворкинге в Златоустинском.

За окнами серый московский свет, и Максу становится одиноко. Он вспоминает, как еще недавно в такую же погоду валялся с девушкой в кровати. Пару недель назад Макс расстался с Ариной, выпускницей Вышки (27, брюнетка, на лабутенах и в футболке «чебуратор»). Познакомились в «Зинзивере», ходили на Бергмана и Бертолуччи в «Иллюзион», жили душа в душу полгода. Камнем преткновения стало его нежелание знакомиться с ее родителями. Мама и папа должны были одобрить ее выбор, это было для Арины пунктиком.

Казалось бы, в чем проблема? Можно ведь безобидно зайти «к предкам» на огонек. Но когда Макс услышал, где живут «предки» Арины, ужаснулся. «В Нахабино ни в коем случае не поеду», — сказал он как отрезал и, невзирая на все ее мольбы о том, что «всего ведь одна пересадка на метро», твердо держался своих принципов. «Ладно бы еще они на “Проспекте Мира” где-то жили или на “Тульской”, все можно понять. Но Нахабино, нет, это чересчур», — говорил Макс Арине. Его ладони потеют, когда он представляет себе антураж спального района с наливайками и зажатыми в тесное кольцо уродливыми человейниками: вылитый Мордор. Начались недомолвки, затем ссоры, и Арина съехала. Таки агорафобия?

Еще в начале зимы он грохнулся на льду у храма Троицы в Хохлах. Ивановская горка — дело скользкое, надо быть начеку. А Макс чуть не спринт устроил, возомнив себя кенийцем, да и надо было на встречу c дизайнером побыстрее. Итог — вывих руки. Раньше ему повезло почти не иметь дела с докторами. Пару раз ходил к стоматологу, в ковид болел и наблюдался в стационаре. А теперь надо было найти адекватного ортопеда.

Сервис в ближайшей клинике его не устроил. Тем более за такие большие деньги. Друзья посоветовали Максу хорошего врача, который принимал далеко — на «Черкизовской». «Черкизовская» у Макса ассоциируется с бомжами, грязью и вещевым рынком, хотя его закрыли лет пятнадцать назад. Макс съездил пару раз к доктору, а потом отвращение к дальним рубежам Москвы взяло в нем верх, он стал менять себе гипс сам, без помощи врача. Рука встала на место, но сильно ноет, когда ветер или дождь.

Китай-город стал для Макса золотой клеткой, примерно как для Ельцина после 1999 года госдача в Барвихе. В Питере Макс не был лет пять. Как представишь, что надо ехать на «Комсомольскую», чтобы прыгнуть в «Сапсан», мерзко становится, с души воротит. Три вокзала, беляши, безликие бетонные переходы. Хотя звали его туда многократно, давали вписки и на ПМЭФ, и на «Алые паруса». Но не срослось.

Сколько раз обещал проявиться на даче у друзей в Звенигороде, даже завел аккаунт в каршеринге, но не доехал, не сдюжил. В детстве такого не было, он спокойно путешествовал за границу с родителями. А теперь Макс как часовой всегда на страже Покровских ворот. Рыцарь Покровского бульвара, патриот Китай-города. Он не собирается сдавать пост, даже когда друзья зовут в Таиланд или на Бали, на билеты с большой скидкой.

Друзья зовут его в шутку китайцем. Макс обижается: это слово чаще всего применимо к автопрому Поднебесной, который считается ненадежным. Сам он в уме сравнивает себя исключительно с ВMW или «Мерседесом». Симпатичный, надежный, умеет быстро разгоняться. Его карьера взлетела после Крыма, когда Макс присел на тему импортозамещения. Свой первый чек на миллион он получил в 25.

Надушившись Tom Ford, Макс выходит из дома. Настроение приятное, даже праздничное. Встреча с дагестанцами назначена на 17.00. Легкой походкой Макс бредет по направлению к турецкому кафе «Бардак». Рядом с Dizengof99 встречает знакомую, Риту (25, альбинос, синие бабушкины серьги), и предлагает ей вечером выпить по рюмке в Zionist: «кое-что» отметить. Рита с радостью соглашается, секс сегодня, скорее всего, обеспечен. А официантка Света на субботу пойдет. Вход во «Вкусно — и точка» на Маросейке, как всегда, оккупировали школьники. Под обезьяний хохот зумеры раскидали у входа картошку, разлили соус. Не поскользнуться бы снова, как тогда.

В «Бардаке» Макс сел на забронированное для встречи место, заказал кофе по-турецки и стакан обычной воды. 17.05…  17.10, а дагестанцы все не приходят. Раньше они отличались пунктуальностью. Зачем-то уточнил у хостес, правильно ли он сел. Спросил: «Может быть, они по ошибке сели где-то за стенкой?» Хостес пожала плечами; спрятать трех дагестанцев в принципе непросто, особенно в компактном кафе. В 17.15 Макс набирает Юсуфу (36, последний айфон, брекеты), и: абонент не абонент.

Не на шутку встревоженный, Макс выходит на улицу покурить. Снова ноет рука. Он не курил уже полгода, с прошлого лета и веранды бара «Йух». Но тут ситуация слишком располагает. Стреляет у прохожего «Винстон». После второй затяжки Макс получает в ватсапе сообщение от Юсуфа: «Макс, мы выбрали другого исполнителя, извини».

Сказать, что Макс шокирован — не сказать ничего. Несколько месяцев работы коту под хвост. Он не может поверить в происходящее. Вспоминает хитрые взгляды заказчиков. Боже, это так подло, присвоить себе его вклад и в последний момент выкинуть за борт. Кого они могли так быстро найти? Черт знает. Вероятно, вели двойную игру. Но, главное, как он, человек с таким опытом и масштабными проектами, смог это допустить? От одной мысли залезть в трусики Рите тошнит. Предвкушая транш от дагестанцев, он все деньги потратил на гаджеты. Угощать девушек скоро будет нечем. Чтобы хоть как-то прийти в себя, он ковыляет до «Китайского летчика». Сюда он приходит, когда ему грустно. Спускается в подвал, на входе афиша — «Алексей Вишня и Ко».

В Максе что-то перевернулось. Ему почудилось, что он проклят: «Китай-город, как Сатурн, пожирает своих детей». Мрачно напиваясь виски-колой под атональный, бабий голос Вишни, он впервые думает о том, чтобы взять и уехать с Китай-города. Мир большой, зачем сидеть на одном месте? Сдать, что ли, квартиру, и махнуть на Бали? А может, к друзьям в Аргентину? Коктейля после четвертого Макс отгоняет от себя эти крамольные мысли. Лучше района, чем Китай-город, все равно не найти, так зачем зря тратить время…  Когда Вишня исполняет хит 1990-х «Нам всем хана», Макс с энтузиазмом ему подпевает.

Кажется, мой приятель все же болен. По всем признакам недуг похож на агорафобию.

Фото: shutterstock.com

Подписаться: