О покойном лидере «ореховских» написаны даже не тома, а целые библиотеки воспоминаний. Но самая излюбленная тема для таблоидов, размещающих информационный мусор ради кликов — это «Сильвестр жив!». Снова поднять эту тему недавно попыталась дочь Сергея Тимофеева, Карина Харламова. Она не только заявила, что отец жив и все это время инкогнито проживал в Караганде, но и подала в полицию требование о вскрытии могилы на Хованском кладбище и об эксгумации тела. Что ей там ответили — дело темное. Но будь Сильвестр и вправду на этом свете, он вряд ли позволил бы тревожить свое посмертное бытие даже родной дочери. Но раз информационный повод всплыл со дна, то грех не рассказать всю эту историю с самого начала.

Газ до отказа, одной ногой в рай

13 сентября 1994 года в 19.05 на 3-й Тверской-Ямской улице прогремел взрыв. Припаркованный напротив дома №46 «Мерседес» марки 600 SEC с номером H 303 АА 77 RUS в считаные минуты прогорел почти до кузова, но все-таки был торжественно залит пеной прибывшими на место пожарными. Согласно показаниям свидетелей, в машине находились три человека. Двое выскочили буквально за секунду до взрыва, а один остался. Проверка по базе ГАИ показала, что «Мерседес» принадлежал управляющему Трансэкспобанком Андрею Бокареву, но по доверенности на нем ездил какой-то студент. При детальном осмотре салона обнаружилась чудом уцелевшая визитка некоего Сергея Жлобинского, генерального менеджера неизвестной (название обгорело) фирмы с центральным офисом в Люксембурге и филиалом в Израиле.

Сперва следствие рассматривало версию о неудавшемся покушении на Черномырдина, чей кортеж должен был проехать по 3-й Тверской-Ямской буквально через несколько минут после взрыва. Однако спустя двое суток неизвестный позвонил в редакцию «Комсомольской правды» и сообщил, что в машине находился не кто иной, как Сильвестр, «один из главарей солнцевской мафии». Убили его якобы люди уголовного авторитета Владислава Ваннера по кличке Бобон. Самого Бобона весной того же года неизвестные расстреляли прямо у выхода из тира на Волоколамском шоссе.

Новую версию требовалось подтвердить хоть чем-то помимо анонимного телефонного звонка. Поскольку средств для проведения экспертизы ДНК у московских следователей тогда не имелось, а извлеченное из машины тело обгорело до полной неопознаваемости, пришлось звать на помощь лечившего Сильвестра стоматолога. Тот сразу же узнал свои пломбы, и вопрос был закрыт. Супруга и боевые товарищи немедленно получили тело на руки, и уже 17 сентября на Хованском кладбище появилось новое роскошное надгробие со странной надписью «Поторопитесь восхищаться человеком, ибо упустите радость».

Слухи поползли сразу. Сперва «Сильвестра убрали менты», ну а затем «Да нет, не может такого быть!». И действительно, вопросов эта история оставила за собой куда больше, чем ответов. Кто же были эти загадочные двое и как именно был взорван «Мерседес»? Копавшиеся в остатках автомобиля эксперты пришли к выводу, что под водительское сиденье подбросили гранату РГ-42. В наши дни считается, что бомба была установлена заранее, предположительно, закреплена на магнитах под днищем на автомойке. В момент гибели Сильвестр достал из кармана сотовый телефон, хотел с кем-то поговорить, но не успел. Обугленную панельку взрывной волной отбросило аж на 11 метров.

Все, кто имел дело с Сильвестром, знали, что в последние годы он всерьез опасался за свою жизнь и, выезжая в город, брал с собой не меньше 19 телохранителей, но в машине на 3-й Тверской-Ямской почему-то оказался в полном одиночестве. Его останки с трудом отделили от водительского сиденья, а ведь было отлично известно, что, став авторитетом, Сильвестр перестал сам садиться за руль и при нем всегда находился шофер, он же еще один телохранитель. И, наконец, в чем причина спешки с похоронами? Туманные слухи, что глава «ореховских» не умер, а решил таким экстравагантным и громким способом отойти от дел, начали циркулировать уже на следующий день после того, как закрытый гроб опустили в могилу.

В удобных тренировочных штанах

Сергей Тимофеев родился 18 июля 1955 года в деревне Клин Новгородской области. Пятидесятники, они же «поколение Путина» — тот старше нашего героя всего на три года — стали первыми, перед кем начали закрываться двери социальных лифтов. Парню из новгородской глубинки светило еще меньше, чем сыну ленинградского рабочего, но, впрочем, он и не стремился. Окончил школу, устроился трактористом в родной колхоз и стал, как и все, дожидаться призыва. А когда дождался, то случилась одна из тех неожиданностей, которые и делают людям биографию. Физически развитый и расторопный призывник так приглянулся комиссии, что его отправили прямиком в Москву — в Отдельный Краснознаменный Кремлевский полк КГБ СССР.

Сегодня этот полк именуется Президентским и подчиняется ФСО. Отобранные со всей страны солдаты как один чудо-богатыри и кровь с молоком, пошитая на заказ форма, обильная кормежка, незадерганные и всегда корректные офицеры, казармы прямо в Кремле — не служба, мечта! Сам факт попадания Тимофеева в ряды «кремлевских преторианцев» говорит нам о полном отсутствии у него в юности не то что криминальных, а даже антиобщественных наклонностей, ведь помимо идеального физического развития и прочих параметров для распределения в «Полк №1» требовалось личное дело идеальной чистоты. Поводом для отсева мог стать даже пьяный привод в милицию, не говоря уже о более серьезных проступках.

Отслужив, Тимофеев сумел зацепиться в столице на должности спортинструктора при управлении ЖКХ Главмосстроя. Преподавал он там все еще полузапрещенное карате, ну и заодно, где-то раздобыв машину, по ночам немного «бомбил». На дворе как раз стояли 1980-е — время выхода из подполья различных неформальных движений. И пока всякие там наслушавшиеся западных пластинок студенты изображали хиппи и панков, на московских окраинах зрели собственные течения, продолжавшие почтенную традицию массовых драк «двор на двор», «деревня на деревню». Номером один были вошедшие в песни, фильмы и фольклор любера, но к середине 1980-х похожие группировки объявились чуть ли не в каждом спальном районе. Их духовными наставниками становились отслужившие в армии старшие товарищи. Свои подпольные качалки и свои «нормальные пацаны» были и в Орехово-Борисово, где жил Тимофеев. Возглавлял эту группу некий Ионица, но бывший «кремлевец» и инструктор по карате, конечно, выглядел более перспективным кандидатом на роль лидера. Ионица спился и отошел от дел, а Тимофеев окончательно утвердился во главе «ореховских».

Как известно, любера начали превращаться в братву еще при СССР. Все началось с осознания того, что снятую с неформала одежду или атрибутику можно не только выбросить или подарить девчонке, но и с выгодой продать. Затем пошли нападения на перекупщиков легальной советской валюты — чеков Внешпосылторга, а дальше появились кооперативы, и настала эпоха Большого Рэкета. Занимаясь ночным извозом, Тимофеев часто ловил потенциальных пассажиров у арбатских ресторанов и заодно свел знакомство с работавшими там же проститутками. Местная шпана дала ему первое «погоняло» — Сережа Новгородский. Свою деятельность в качестве криминальной группировки «ореховские» начнут именно с крышевания проституции. Арбатская кличка быстро отвалилась, уступив место короткому и уважительному Иваныч, которое вскоре сменилось на Сильвестр — в честь Сталлоне, чьи постеры из фильмов «Рокки» и «Рэмбо» висели на стене в каждой подвальной качалке. Для солидности Тимофеев женился на обыкновенной девушке из рабочей семьи по имени Люба и вообще старался вести жизнь добропорядочного обывателя, а в параллельном мире в это же самое время ковалась будущая криминальная империя.

Помимо арбатских проституток и кооператоров «ореховским» уже платили дань таксисты у метро «Каширская», автозаправки Советского и Красногвардейского районов, рестораны «Орехово», «Керчь» и «Загорск», автоугонщики и домушники с юга и юго-запада Москвы. Группировка умудрялась трясти даже знаменитостей — так, в 1989 году они пытались вымогать деньги у  Владимира Кузьмина и его группы «Динамик», а позднее умудрились «наехать» аж на Аллу Борисовну Пугачеву, когда та вознамерилась создать свой культурный центр в здании кинотеатра «Форум», которое «ореховские» считали своей вотчиной. Помимо этого ребята Сильвестра очень интересовались игрой в наперстки, в то время ставшей крайне популярным методом извлечения денежных средств из карманов лоха ушастого. Именно на почве наперстков у «ореховских» и случился их первый криминальный конфликт с кавказцами.

Жарким июльским днем 1988 года подведомственные «ореховским» наперсточники паслись у магазина «Белград». К ним подошел некто Наврузов в сопровождении группы азербайджанцев — перекупщиков дефицита. Сперва он просто наблюдал, потом вступил в игру и просадил огромные деньги. Платить Наврузов отказался, стал препираться и обозвал всех присутствующих мошенниками. На шум прибежал Сильвестр с группой поддержки и избил Наврузова так люто, что тому понадобилась экстренная госпитализация. Часа через три у «Белграда» собралась огромная толпа азербайджанцев, и ретироваться пришлось уже Тимофееву. Сильвестр рванул по Домодедовской в сторону центра. Горевшие желанием отомстить преследователи не отставали. Заметив на противоположной стороне улицы отделение милиции, Тимофеев забежал на его территорию, перемахнул забор и скрылся во дворах. Разъяренные азербайджанцы ворвались следом и, решив, что милиционеры укрывают их жертву, крепко намяли стражам порядка бока.

В то время подобные истории были еще в новинку, и для расследования ЧП была создана отдельная оперативно-следственная группа в составе МУРа. Там быстро во всем разобрались, возбудили дело по статье «Хулиганство», собрали досье на Тимофеева, ужаснулись и решили — надо брать.

«Дверь открыла женщина лет тридцати — супруга Иваныча, Любовь, — вспоминал бывший следователь Владимир Новиков. — Она нашему появлению как бы и не удивилась и не возмущалась. Бросился в глаза ее усталый вид, чувствовалось, что это не первый визит милиции. На вопрос о Сергее ответила: спит. Конечно, притворялся спящим. Его сразу “разбудили”, надели наручники …

При обыске из существенного нашли несколько наперстков, резиновые шарики для использования в мошенничестве, пару самодельных ножей, еще что-то, запрещенное к обороту. Я лично был поражен разбросанными на холодильнике, словно какая-то мелочь, более 7 тыс. рублей. По тем временам это были огромные деньги, столько стоили наши лучшие машины ВАЗ-2109, ГАЗ-24 “Волга”. Это все равно, если бы сейчас у кого-то на холодильнике обнаружили россыпью миллионы рублей, эквивалентные цене “Мерседеса” премиум-класса».

На допросах Сильвестр пел соловьем, рассказывая следователю, что ничего дурного в виду не имел, он просто шел по улице, увидел, как незнакомого ему человека избивает группа азербайджанцев, и решил вступиться. Заодно хвастал перед операми своей великолепной физической подготовкой и предлагал на пари спрыгнуть из окна третьего или четвертого этажа Петровки, 38. И хотя на руках у муровцев уже имелась довольно пухлая папка с оперативными сведениями о причастности Сильвестра к целому ряду особо тяжких преступлений, первоначальное обвинение в хулиганстве рассыпалось на глазах. Через трое суток его пришлось отпустить, а два месяца спустя ему даже вернули изъятые при обыске деньги.

В дальнейшем Сильвестр обнаглел до такой степени, что явился к начальнику УВД Красногвардейского района с предложением о сотрудничестве. По воспоминаниям Новикова, «Сильвестр предложил заключить, конечно, устное, что-то вроде партнерского соглашения, по которому на территории района он бы обеспечивал порядок, то есть, очевидно, сокращение уличной преступности, квартирных краж, хулиганств и так далее, а милиция взамен не препятствует деятельности его людей, той же, например, игре в наперстки». В другой раз он додумался пожаловаться в прокуратуру на неких неизвестных, якобы собиравших от его имени дань с проституток на углу «Интуриста» и «Националя».

В следующем, 1989 году Сильвестр выглядел и вел себя уже не как лидер молодежной группировки, а как вполне сложившийся и признанный уголовный авторитет. Как раз тогда он и перестал садиться за руль. «Подъехал на “девятке”, но в качестве пассажира. Я не придал этому никакого значения, просто спросил, он что, сам управлять не может или прав лишился, — вспоминал Новиков. — Тимофеев как-то отшутился. А вскоре узнал, что пассажиром он был не случайно. По криминальной иерархии ему уже не положено самому управлять автомобилем, статус не позволял. Через год он уже ездил на “Вольво”, и это уже был статусный автомобиль лидеров орехово-солнцевской группировки». В это же время он сводит дружбу с главарем «солнцевских» Сергеем Михайловым по кличке Михась и с лидером «ленинских» Борисом Антоновым, бывшим пожарным, получившим прозвище Циклоп после разборки с чеченцами, в которой он потерял глаз. Троица сразу же нашла между собой общий язык — помимо криминальных интересов их объединила любовь к спорту и ненависть к конкурентам из кавказских ОПГ.

Вместе с Михасем Тимофеев-Сильвестр вскоре оказался под следствием за вымогательство у кооператора. При обыске в помещении зарегистрированного на лидера «ореховских» кооператива «Фонд» (при московском отделении Фонда культуры СССР, между прочим) было найдено несколько обрезов, иностранные пистолеты, два охотничьих ружья, граната и дымовые шашки, а также небрежно брошенные в ящик директорского стола 30 тыс. рублей. Умопомрачительная по тем временам сумма.

Тимофеева признали виновным, и он успел даже ненадолго попасть на зону, но уже в 1991-м получил УДО и вышел на свободу. Сидя в «Бутырке», Сильвестр дал впечатляющее интервью журналистке Ларисе Кислинской.

Но на дворе настали уже совсем иные времена.

Тракторист в День святого Валентина

По слухам среди братвы, у Сильвестра имелось еще одно неформальное прозвище — Тракторист, данное не столько за его ударный труд в колхозе, сколько за манеру будто трактором сносить конкурентов, не задумываясь об обходных маневрах или дипломатии. В этом вообще заключалась вся суть конфликта между почтенными татуированными стариками, чтившими советский воровской закон, и вышедшим из бетонных джунглей новым поколением бригадников из вчерашних люберов, которому никакие законы и иерархии были не писаны. Но и на фоне московской братвы Сильвестр выглядел абсолютным отморозком — тот случай, когда уместна шутка про «выгнали из гестапо за жестокость».

Первый ход в своей большой криминальной войне Сильвестр сделал еще в советские времена. В ночь на 1 сентября 1989 года во дворе школы в Ясенево боец «ореховских» Игорь Масленников по кличке Племянник вместе со своим напарником Александром Степановым по кличке Дерматин расстреляли из старинного пулемета Дегтярева Казбека Ахматова, брата чеченского вора в законе Гусейна Слепого. Затем последовал небольшой перерыв, и началась кровавая череда убийств, о которой в Москве до сих пор вспоминают с содроганием.

Второй известной жертвой «ореховских» стал вор в законе и один из лидеров бауманской группировки Валерий Длукач по прозвищу Глобус. Его застрелили ночью 10 апреля 1993 года на выходе из дискотеки «У ЛИС’Са», принадлежавшей продюсеру Сергею Лисовскому. Исполнителем выступил, пожалуй, самый известный московский киллер — Александр Солоник, он же Саша Македонский. В качестве оружия он использовал карабин СКС, в чем, безусловно, заключалась и злая ирония, и прямое послание. Эти карабины по сей день являются штатным вооружением Кремлевского полка, в котором служил Сильвестр.

Причиной убийства стал конфликт вокруг ночного клуба «Арлекино» на Красной Пресне и то, что Глобус активно покровительствовал чеченским и грузинским группировкам. Видимо, из-за последнего состоявшийся по итогам убийства воровской «сходняк» в Подольске и признал действия Сильвестра правильными. Люди Глобуса, однако, с этим приговором не согласились и стали мстить. Ими были вскоре убиты один из бригадиров «ореховских» Леня Клещ и лидер союзной им гольяновской группировки Леня Борода.

Но Сильвестр уже закусил удила и рванул вперед, сметая все на своем пути. 13 апреля, то есть спустя буквально три дня после Глобуса, в Москве был убит еще один авторитетный вор — Виктор Коган по кличке Моня. Его расстреляли у гаражей на Елецкой улице вместе с двумя телохранителями. Камнем преткновения между ним и людьми Сильвестра стал зал игровых автоматов, который Моня решил открыть в помещении принадлежавшей ему обувной мастерской, но отказался платить дань «ореховским», лидера которых с высоты своего воровского положения он очевидно считал сявкой. Но к тому моменту в Москве играли уже по новым правилам, в которых прав был не тот, за кем «закон», а тот, за чьей спиной стояла бригада со стволами наголо.

Сами же «ореховские», давая анонимное интервью по поводу этих событий «Коммерсанту», рассказали несколько иную версию: «Имея всего один зал игровых автоматов в бывшей обувной мастерской на Елецкой, он решил “расширяться”. Пугая молодых своим преступным авторитетом и угрожая физической расправой, Моня потребовал передать ему несколько залов в Орехово-Борисово. Молодежь сначала пыталась как-то договориться, но потом решила Когана убрать — по общему мнению, другого выхода, чтоб уцелеть самим, у них не было».

В начале 1994 года у «ореховских» шел процесс слияния с дружественными им «медведковскими», которыми командовал Сергей Ананьевский по кличке Культик. В результате возник конфликт интересов с небольшой бригадой «птицынских», которым «забили стрелку» на площади у театра Советской армии. Неизвестно, кто именно выстрелил первым, хотя, по мнению большинства участников, начал все-таки Культик. В результате на одном из московских кладбищ появилась целая «аллея птицынских» с одной и той же датой смерти.

5 августа 1994 года людьми Сильвестра был расстрелян Авдыш Бид-Жамо, авторитет из ассирийской преступной группировки, пользовавшийся немалым уважением в московских преступных кругах. Причина конфликта была совершенно ничтожной: ходивший под «ореховскими» коммерсант «кинул на деньги» другого бизнесмена, находившегося под крышей ассирийцев. «Забили стрелку», на которую Бид-Жамо приехал всего с двумя телохранителями и уже отошедшим от дел старым авторитетом Уткиным, обещавшим помочь «добазариться». Ну а со стороны «ореховских» прибыла целая бригада киллеров во главе с еще одной будущей знаменитостью — Александром Пустоваловым, он же Саша Солдат (не путать с Лешей Солдатом — Алексеем Шерстобитовым). Трое, в том числе Бид-Жамо и Уткин, были убиты на месте, четвертого тяжело ранили, но поленились добивать.

Свои личные проблемы Сильвестр решал похожим способом. Еще с буйных перестроечных времен он водил дружбу с милиционером Михаилом Фоминым, который однажды пришел его брать. Они часто выпивали вместе, а когда Сильвестр задерживался на «работе», Фомин даже выгуливал его собаку. Но однажды между ними случилась ссора, во время которой бывший милиционер, уже ставший к тому моменту оперативником московского главка, чем-то оскорбил Тимофеева. По его душу тот послал на сей раз именно Лешу Солдата. Покушение провалилось лишь потому, что один из самых известных московских киллеров при выборе оружия решил не мелочиться и взял на дело не пистолет или автомат, а РПГ-18 «Муха». Заряд пробил лобовое и заднее стекла автомобиля и взорвался где-то позади, Фомин отделался потерей нескольких пальцев. Ну а Леша Солдат с тех пор навсегда зарекся от использования гранатометов.

Прежде чем мы вспомним про самое известное из совершенных по приказу Сильвестра убийств, стоит рассказать и о том, какие трансформации в это время происходили с самими «ореховскими». Из пусть даже очень крупной, но все равно локальной ОПГ за пару лет они превратились в могущественный преступный синдикат. Со стороны этот процесс напоминал сюжет сериала «Острые козырьки»: еще вчера они насмерть сцеплялись с другими районными группировками за право взимать дань с наперсточников, кооператоров и таксистов, но в 1993-м «ореховские» уже контролировали такие активы, какие не снились и иному олигарху. 30 банков, 20 крупных торговых фирм, магазины, рестораны, автосалоны и казино, компания «Русское золото», Тушинский, Дорогомиловский, Пражский, Покровский и Митинский рынки — вот лишь приблизительные контуры построенной Сильвестром империи. У группировки имелось даже собственное карманное турагентство «Клэр», помогавшее Тимофееву и его бригадирам выезжать за границу.

Говорят, что однажды Сильвестр собрал всю московскую братву на заранее арендованном стадионе в Медведково и выдал речь в том духе, что времена стрелок, разборок и дикого рэкета должны остаться в прошлом, пришла пора заниматься бизнесом и «поднимать нормально лавэ». Может, было, а может, и не было, но о многом говорит тот факт, что у «ореховских» успел измениться даже стиль одежды. От стандартного «пацанского» набора образца 1989–1991-го: спортивный костюм под кожаную куртку или дубленку, на ногах по погоде кроссовки или советские полусапоги, Сильвестр и его бригадиры переходят к строгому деловому comme il faut. Их пошитые на заказ костюмы и галстуки с запонками были тоже своего рода заявлением в адрес всей остальной криминальной Москвы — «мы уже не с вами, мы на уровень выше».

Всеми своими метаморфозами ореховская ОПГ была обязана одному человеку — отсидевшему за мошенничество аферисту Григорию Лернеру, фактически ставшему и бухгалтером группировки, и личным финансовым консультантом самого Сильвестра. Их знакомство тянулось еще с советских времен. Позднее Лернер вспоминал об этом так: «Когда я открыл первый кооператив в 1987 году, на меня наехали “ореховские”. Через два часа общения мы с Сергеем Ивановичем подружились. У меня были с ним очень теплые отношения. Никаких денег я ему не платил и доли в бизнесе не отдавал. Иногда я консультировал по его просьбе коммерсантов, вот и весь наш бизнес».

Их отношения стали еще более теплыми после того, как Лернер подарил Сильвестру свою женщину — секретаршу и консультантку Ольгу Жлобинскую. За сразившими Тимофеева наповал внешними данными скрывался острый как бритва ум и недюжинный коммерческий талант. Вскоре Жлобинская из любовницы стала официальной женой, причем Сильвестр взял себе ее фамилию (вспомним найденную в злополучном «Мерседесе» визитку). Она же получила к свадьбе царский подарок — место председателя правления Московского торгового банка, в котором крутились деньги не только «ореховских», но и самого Березовского. Банк вскоре превратился в настоящий насос по перекачке краденых кредитов за границу. На этой почве у «ореховских» и началась война со всемогущим олигархом — его «Всероссийский автомобильный альянс» приобрел у Мосторгбанка два векселя по 500 млн рублей каждый. Погасить эти бумаги банк «забыл», и Березовский отнес заявление в милицию. По слухам, знаменитое покушение 7 июня 1994 года, когда рядом с выезжавшим из гаража дома приемов «ЛогоВАЗа» «Мерседесом» Березовского взорвался заминированный «Опель», было делом рук Сильвестра. Через несколько дней Жлобинскую вместе с несколькими бригадирами «ореховских» задержали сотрудники РУБОПа. В ответ на это 17 июня прогремел взрыв в офисе Объединенного банка, основным акционером которого являлся «ЛогоВАЗ», но долг все равно пришлось вернуть.

Благодаря Лернеру влияние ореховской ОПГ вышло далеко за пределы Москвы и даже страны. Сильвестр покупает сеть офшорных компаний на Кипре, создает фирмы в Израиле и Швейцарии, договорившись с ужасным и непобедимым «Уралмашем», вкладывается в предприятия Екатеринбурга и пытается взять под свой контроль Туапсинский НПЗ. В этой точке и происходит его столкновение с «теневым королем» Москвы Отари Квантришвили.

Отари был личностью уникальной. Формально он не имел ни малейшего отношения к воровскому миру и занимался почти исключительно большим спортом — возглавлял фонд им. Льва Яшина и Партию спортсменов России. Но даже самые опасные московские авторитеты, услышав в трубке голос Отари, брали под козырек и шли исполнять. Он был не «крестным отцом», а чем-то большим — своего рода универсальным посредником между кабинетами депутатов, чиновников и милицейских генералов и бригадами, пауком, сидевшим в самом центре столицы и дергавшим за все ее ниточки. Но в Москве было место лишь для одного короля.

5 апреля 1994 года Леша Солдат залег на чердаке дома напротив Краснопресненских бань, в которых любил париться Отари, с немецкой малокалиберной винтовкой Anschutz. Дверь открылась, Квантришвили с друзьями вышел на улицу, но не сел в автомобиль сразу, а задержался, собираясь глотнуть минералки. В этот момент раздалось три негромких хлопка. Отари был убит на месте.

Так кто же все-таки убил Сильвестра?

На этот счет существует множество версий. У главы «ореховских» за три последних его года образовалось так много могущественных врагов, что чисто математически он не смог бы дожить до седин. Вот лишь некоторые варианты:

Убийство Сильвестра стало финальной точкой в криминальной войне, начавшейся после ликвидации Длукача-Глобуса. Его люди, как уже говорилось, не признали воровской приговор и продолжали мстить. Упомянутый в самом начале Владислав Ваннер по кличке Бобон был убит в ходе именно этого противостояния. У Бобона оставались друзья, которые вполне могли добраться до Сильвестра.

Точно так же взрыв на 3-й Тверской-Ямской мог быть и местью за убийство Отари Квантришвили. На его похоронах демонстрировали скорбь помимо депутатов Думы, Кобзона и Розенбаума не менее 20 известных всей Москве уголовных авторитетов. Кто-то из них мог найти в себе достаточно смелости, чтобы «заказать» Сильвестра.

В конце 1993-го и в 1994-м в Москву активно тянула свои щупальца курганская ОПГ под руководством Андрея Колегова по кличке Андрей Курганский и Олега Нелюбина по кличке Нелюба. С «ореховскими» «курганские» вошли в клинч по вопросу о контроле над тем же самым клубом «Арлекино», из-за которого в свое время убили Глобуса. Они встретились по этому поводу с Сильвестром, но тот не сказал им ни «да», ни «нет», пообещав подумать. «Курганские», видимо, были слишком хорошо осведомлены о том, до чего имел обыкновение додумываться глава «ореховских», и решили действовать на опережение.

Сильвестра мог убрать, а точнее, небрежно смахнуть с доски Березовский. С его зияющих высот даже лидер главной московской ОПГ выглядел чем-то вроде присосавшегося в районе лопатки надоедливого комара. Договариваться с ним, тратя на это силы, время и ресурсы, было бы слишком унизительно.

Это могли быть чеченцы. С ними у Сильвестра вообще творились очень странные дела. С одной стороны, чеченцев, как и остальных кавказцев, он ненавидел и вышибал из криминального бизнеса везде, где только видел, а с другой — ходили смутные слухи о том, что Туапсинский НПЗ Тимофеев пытался прибрать к рукам не в одиночку, а в кооперации с самим Джохаром Дудаевым. В книге спецслужбистов Платнова и Гусака «Тайная война против СССР и России» есть история о том, как для переговоров об освобождении захваченного в Чечне офицера ФСК понадобился уважаемый посредник, и было решено обратиться именно к Сильвестру. Тот помог, и офицер вернулся в родную контору живым и невредимым. Также ходили слухи, что еще на раннем этапе своей криминальной карьеры Сильвестр был вынужден договариваться о разделе контроля над Южным портом с лидером чеченской лазанской ОПГ Хож-Ахметом Нухаевым по кличке Варвар и с тех пор регулярно «отстегивал» в их общак. Ну а где есть пересечение интересов, там возможен и конфликт со смертельным исходом.

Сильвестра и впрямь могли убрать опера с Петровки, 38, или с Лубянки, решившие таким образом положить конец бурному развитию московской мафии и заставить группировки драться между собой. Забегая вперед, скажем, что так и вышло.

Незадолго до смерти Сильвестр летал в США, чтобы встретиться там с легендой воровского мира Вячеславом Иваньковым — Япончиком. По одной версии, Япончик должен был официально подтвердить права Сильвестра на всемосковскую корону, то есть на управление всем столичным криминалом. А по другой — между ними возник конфликт из-за сына Иванькова Эдуарда, решившего заняться торговлей наркотиками. Большую часть московского наркобизнеса контролировали опять же «ореховские», и в какой-то момент Сильвестр не досчитался у себя в кассе примерно 300 тыс. долларов «налоговых отчислений», в присвоении которых он и обвинил Иванькова-младшего.

И, наконец, существует официальная версия следствия, согласно которой Сильвестра «заказал» один из его ближайших подручных Сергей Буторин по кличке Ося. Он якобы давно уже метил на место шефа, считая, что тот ведет группировку явно не в ту степь, а после убийства Отари решил ускорить события. Следом за Сильвестром по приказу Оси-Буторина были устранены ключевые бригадиры «ореховских» — Культик, Дракон и Витоха, да и вообще за время своего руководства группировкой он успел отправить на тот свет своих куда больше, чем конкурентов. В финале Буторин успешно инсценировал уже собственную смерть и уехал в Испанию, откуда пытался руководить оставшимися «ореховскими», так сказать, дистанционно. Именно он приказал Саше Солдату (Пустовалову) и его подручным убить скрывавшегося в Греции Александра Солоника, возможно, потому что тот участвовал в устранении Сильвестра и мог сболтнуть лишнего. В 2001-м в результате совместной операции испанской полиции, Интерпола, МВД и ФСБ Буторина арестовали. В местном суде его приговорили к 8,5 года за хранение оружия, потом ненадолго вывезли в Россию для дачи показаний, оттуда вернули обратно в Испанию — досиживать срок, а когда тот закончился, то снова экстрадировали в РФ, где Буторина посадили уже пожизненно за организацию более чем 30 убийств, среди которых фигурировало и убийство Сильвестра.

Даже если, как гласит молва, Сильвестра и видели улыбающимся в толпе, собравшейся возле места его убийства, после чего его якобы замечали то в Одессе, то в Швейцарии, то в Штатах, то в Израиле, на дальнейший ход событий все это не оказало ни малейшего влияния. После огненной гибели своего шефа «ореховские» распались на 20 самостоятельных бригад, немедленно вцепившихся друг другу в глотки. Достигнуть того уровня оборотов, такой власти и того масштаба, какой был у Сильвестра, с тех пор не получилось ни у одной московской ОПГ.