У меня мама повар и старший брат повар, поэтому и я решил стать поваром. Учился в том же училище, что и брат, в 165-м, на Ленинском проспекте. Потом пришел в ресторан «Баку-Ливан-Наср» на Тверской.

Это было одно из первых СП в СССР: Минторг Азербайджана, Минторг России и ливанец господин Наср. В этом ресторане была первая в России шаурма. Все специи были из Ливана, все было по-настоящему, без компромиссов, у нас всегда были очереди. Я на фалафели стоял год, на шаурме работал, еще много всего делал. Когда «Баку-Ливан», закрылся, ушел в ресторан «Риверсайд», а после него — в ночной клуб «Честерфилд» на Земляном Валу, который потом стал «Бор Хаусом». Там я лет восемь готовил, а потом стал шеф-поваром Свято-Данилова монастыря, где проработал десять лет, до прошлого года. Сейчас у меня своя кулинарная студия «Кремлевская кухня» в Измайловском кремле. Провожу мастер-классы, дни рождения у нас празднуют. А еще я состою в организации «Курский вокзал. Бездомные, дети» и уже 13 лет готовлю еду для бездомных.

Бездомные у меня начались во время работы в «Бор Хаусе», в 2006-м. После банкетов мы выбрасывали кучу еды. Однажды после Нового года осталось много гастроемкостей, полных поросят и индейки. Мы неделю кормили персонал поросятами и индейками, и все потом взбунтовались: «Все, больше не можем этих поросят есть!» Пришлось нам этих поросят, нормальных причем, выкидывать в мусор. Такое меня вымораживало: я же знаю, как люди плохо у нас живут. И первая мысль — надо кормить бездомных.

Я тогда уже воцерковился и ходил на православные форумы в интернете, на «Миссионерский портал диакона Андрея Кураева». И нашел там организацию, которая появилась буквально за два месяца до этого. Они готовили дома и кормили подростков, которые жили под платформой Серп и Молот — там был целый большой сквот. Сейчас все заварили, а раньше были дырки, и в этих бетонных норах они обитали, по шесть человек в норе. Кидали себе провода напрямую, ставили обогреватель и жили там. Промышляли на Серпе или на Курском кто чем. Те, что помладше, просто деньги просили, те, что постарше, грабежами занимались. Все наркоманы были поголовно. Но все равно — голодные дети, стоят зимой на улице, просят деньги. Сначала просто привозили им еду из дома. Их стало все больше и больше приходить, уже мощностей не хватало. Купили армейские баки 12-литровые. Готовили бак еды и бак чая. И стали подходить взрослые. Их сначала не кормили, сказали: «Ребята, мы не можем вас еще кормить, у нас дети есть». И потом разделили: на Серпе продолжили кормить несовершеннолетних, а на Курке — взрослых.

В общем, я на них вышел и предложил им готовить из ресторанных остатков. Они сильно обрадовались и закупили еще баков. Готовил я прямо в клубе. Стали по три бака возить. У нас рекорд был такой: мы на Трешку, к трем вокзалам, готовили 11 баков еды по 10 литров, было до 300 подопечных за раз. Там у нас была самая страшная точка — и народа всегда много, и она самая криминальная. Потом ее закрыли, потому что местные жильцы скооперировались, стали жалобы писать в управу, управа вызвала участковых. Это было на выходе со станции Каланчевская, там трамвайный круг, и внутри него пятак. Мы ставили там «Соболь». Но нам в итоге запретили.

Местные жители всегда жалуются. Они говорят: «Вы их кормите, соответственно, привлекаете. Они потом приходят к нам в подъезды ночевать. Чем больше вы их кормите, тем больше их становится, они размножаются». У нас есть одна точка, при храме Святого Иакова в Яковоапостольском переулке, и мы там уже не кормим из-за местных жителей. Бездомным же все равно, они в таком состоянии, что им наплевать: поели и выкинули тарелку в переулок, а это центр Москвы. Там мы теперь только чай с хлебом даем. На хлеб варенье или мед кладем, если есть. Иногда бывают пирожки: люди, бывает, покупают за здравие, за упокой. И один человек специально следит, чтобы стаканчики выкидывали в мешок.

 Сейчас у нас две точки: Павелецкий и Курский. Павелецкий — это улица Кожевническая, 6, угол дома, который примыкает к территории музея РЖД. Там мы каждую пятницу и воскресенье. А около Курского есть нижний бич-парк, он рядом с путями и «Винзаводом», и верхний бич-парк, на Верхней Сыромятнической, напротив ювелирного магазина Golden Gross. Мы сначала кормили в нижнем, но как «Винзавод» открылся, нас оттуда сразу прогнали. Теперь кормим в верхнем по вторникам и четвергам, по вечерам. А еще четыре раза в неделю готовим для организации «Небом живы», у них дневные кормления у Киевского вокзала, рядом с «Му-му». Готовится еда на кухне трапезной Свято-Данилова монастыря. Мы с келарем договорились при увольнении, что эта история продолжится.

Финансируют нас обычные люди, жертвователи. Денег нужно не очень много. Мы готовим простые очень густые супы. Если совсем нет денег, то это какой-нибудь элементарный рисовый суп: рис, растительное масло, лук, морковь. Себестоимость тарелки — около 5 рублей, ерунда, можно на 500 рублей сто человек накормить. Чай — какую-нибудь «Красную цену» покупаешь, самый дешевый, и завариваешь. Главное, чтобы он был крепкий. Там многие отсидевшие, какого качества чай, им вообще наплевать, лишь бы покрепче и послаще. У чая тоже низкая себестоимость — 3 рубля за стакан. Тарелка одноразовая стоит полтора рубля, ложка — 40 копеек, стакан — 40 копеек. Вот это все посчитать — не очень дорого получается. Ну плюс кусок хлеба.

Часто люди жертвуют продукты, приносят рис, пшенку, гречку. Макароны мы стараемся не брать, потому что они очень сильно разбухают. Принесут консервы — бухнули в кастрюлю консервы. Один парень жертвует кур постоянно. Овик его зовут, армянин, в крещении Иоанн, привозит по три коробки кур. Я их нарубаю на куски и порциями замораживаю. Повара варят суп, раз — закинули. На Новый год мы готовим много, и у нас собирается куча добровольцев. В этот раз сделали три пятидесятки оливье, 150 литров. А Овик опять же пожертвовал кур, и мы сварили куриный суп с рисом.

Продукты можно приносить прямо в трапезную Свято-Даниловского монастыря, сказать, что для бездомных. Либо в храм Апостола Иакова в Яковоапостольском переулке. Там сторож принимает ежедневно без выходных, с 8 утра до 8 вечера. Туда же можно принести и ненужную одежду, мы ее потом раздаем бездомным.

Когда мы начинали, бездомных в Москве кормило мало организаций, может, три. А сейчас их много, можно по три-четыре раза в день есть. И православные кормят, и неправославные. Есть одна организация от храма где-то в Красном Селе, они кормят и первым, и вторым, и чаем с пирожками, и еще с собой дают. Есть Дружина милосердия князя Даниила, это прихожане Данилова монастыря, они кормят раз в неделю, по субботам, полноценным обедом. Сходить помыться можно в «Ангар спасения» на Николоямской. Одежду вообще много где можно получить, не только у нас.

Люди на точки приходят всякие. Бездомные самых разных мастей: есть совсем опустившиеся, а есть такие, которые моются, следят за собой, одеты красиво. Бывает, идет мимо дядька офисного вида, становится в очередь, берет суп, благодарит и дальше идет. Старушки приезжают бедные с лоточками, едят и наливают суп с собой в лоточки. Есть местные, есть не местные. Одна женщина приезжает из Балашихи. В первый раз приехала за одеждой: «У меня маленькая пенсия, плачу за квартиру, и ничего не остается. Я растолстела, а мне нужна новая одежда». Набрала себе одежды и периодически к нам приезжает. Из Ряжска приезжает бабушка, набирает вещи для внуков или с внуками приезжает, прямо на них прикидывает. Еще у нас есть телефон с безлимитным тарифом, по которому можно куда угодно позвонить. Некоторые приходят, чтобы позвонить родственникам, сказать, что они живы-здоровы. Ходят к нам мужики, которым зарплату не платят, какие-нибудь работяги белорусские. Приехали, устроились, за месяц им заплатили, потом два не платят. Они приходят перекусить и, чтобы не запаршиветь, берут средства гигиены, носки. Если у них все налаживается, они перестают ходить, сразу отпадают.

Шампунь мы покупаем в больших канистрах и разливаем в маленькие флакончики, на один раз помыться. Мыло, бритвенные станки выдаем, прокладки, если жертвуют. Трусы и носки — раз в неделю. Одежда — по наличию, если пожертвовали; мужская одежда и обувь всегда дефицит. Нам еще Charity Shop помогает, Донской монастырь закидывает одежду. Одно время были жертвователи, которые покупали нам каждый месяц кроме средств гигиены трусы, носки, штаны и куртки по сто единиц: сто курток, сто пар обуви. Обувь либо «прощай, молодость», либо кеды дешевые, по 150 рублей, но все равно сумма выходила очень приличная. Самые ушлые бездомные получали и продавали тут же за какие-то копейки. Но этого никак не избежать. Всегда найдутся люди, которые захотят тебя обмануть.

Некоторые тоже хитрые: зимой снимают обувь и приходят босиком. А у нас есть Саша такой, он знает в лицо всех абсолютно: «О, этот за углом снял». И реально идешь — там стоят ботинки. Еще, бывает, называются другими именами. А у Саши в голове просто компьютер, помнит, кто когда приходил, что получил: «Тебя зовут по-другому, месяц назад куртку тебе выдавал».

Люди теряют все социальные связи и становятся бездомными буквально за пару дней. Допустим, человека ограбили на вокзале. Что ему делать? Он еще нормальный человек, но у него ни телефона, ни денег, ни паспорта. Он может пойти в ментовку писать заявление. В лучшем случае его примут, а так — им висяки тоже не нужны — они стараются всякими способами от этого отговорить. Если он настойчивый, заявление примут: «Будем по твоему делу работать, а ты иди». — «Куда?» — «Не знаем, куда идти. Мы же полиция, мы занимаемся раскрытием преступлений». — «Дайте позвонить». — «Если каждому давать позвонить, у меня тут что, большая зарплата, что ли?»

Просить у других людей телефон не каждый станет. Женщины просят — им и дают. А мужчинам стремно: к тебе подошел человек с разбитой рожей и просит у тебя по мобильному позвонить, вы дадите? Да я сам не дам. (На самом деле, у меня был раньше дешевый телефон, специально для этого держал, ходил с двумя. Сейчас даю, какой есть.)

Но, допустим, даже дадут телефон — не все помнят номера наизусть. Так человек бродит целый день, и он уже никому не нужен. Он выпадает из мира. И прибивается к бомжам. Они первое, что ему говорят, естественно: «Да выпей с нами». Тот с горя с ними выпивает. И если остается ночевать где-то там, с ними, и проходит наряд, который просто от скуки их бьет или тренируется на них, на следующий день просыпается уже бомжом. Он уже избитый, у него грязная рваная одежда. Как бы свеженький, но уже видно, что человек бомж. И все, он выключается из общества.

Иногда бывают исключения, и человек возвращается к нормальной жизни. Был случай, ехал один мужик через Москву с юга, с курорта. Пятьдесят пять лет, не богатый, но зажиточный, у него и телефон нормальный, и все остальное. Его на Курском вокзале днем на глазах у полицейского три узбека ограбили. Быстро подбежали, дали в морду, отняли чемодан, залезли за пазуху, взяли паспорт и деньги. Мужик в шоке — он думал, что такого просто не может произойти. Кругом куча народа, полицейский стоит. Мужик подходит к нему: «А что ты мне не помог?» Тот отвечает: «Сам виноват — проворонил».

Мужик прибился к бездомным. А того, кто к ним попал, они не оставляют. На второй или третий день привели его к нам. Он уже даже никому не говорит, что с ним случилось, просто молча берет свою еду. Но наши увидели новое лицо, спросили: «Что с вами случилось?» Многие не говорят, а он рассказал. Его спросили, есть ли родственники, кому можно позвонить. Потому что информацию всегда надо проверять, есть разводилы на билетные деньги. Мы билеты все равно покупаем по карте, и если билет сдать, деньги на карту вернутся, такие случаи тоже бывали.

Этому мужику мы купили билет, посадили его в вагон. Он плакал от счастья. Говорит: «Вот я состоявшийся человек, уважаемый, раньше всегда презирал бомжей, но сейчас понял, что мог им стать, если бы мне никто не помог». Правда, сейчас сложнее отправлять, раньше можно было по справке из милиции, сейчас уже нет. Даже по скану паспорта сейчас нельзя. Теперь нужно обязательно паспорт восстанавливать, а это минимум месяц.

Есть статистика: кому люди хотят помогать. На первом месте больные дети, а на самом последнем — бездомные люди. Причем перед ними стоят бездомные животные. Типичный случай: если бездомная собака заходит в вагон метро, ее все жалеют, а если заходит бездомный человек, его все сразу хотят выгнать, к нему нет сочувствия. Конечно, он неприятный, грязный, пахнет, ты боишься, что заразишься от него чем-нибудь. Но тем не менее это люди, им нужно помогать. Что мы и делаем по мере сил.

Самое тяжелое — найти тех, кто захочет этим заниматься. Добровольцы меняются часто. Год потрудился человек, и все, не выдерживает, выгорает. Когда приходят новички, я им сразу говорю: «Ребята, не хватайтесь за все сразу. Вы им всем сразу моментально не поможете. Это история бесконечная». Мы им говорим никогда не давать на руки наличных денег. Некоторые дают, а потом узнают, что все, что им человек рассказал, полная неправда. Начинают разочаровываться. Или, например, восстанавливаешь человеку документы, гробишь на это кучу сил и времени, наконец он получает паспорт, а на следующий день нажирается и его теряет. Как это вынести?

Если человек хочет выкарабкаться, то может выкарабкаться, ему помогут и документы восстановить, и работу найти. Но жизнь бездомного очень быстро развращает, человек начинает жить одним днем, о завтрашнем не думает вообще. Синдром бездомного. Он порой забывает даже, кто он такой, как ни удивительно. Если человек год провел на улице, обратно его вытащить очень тяжело. Ты ему говоришь: «Поедешь на реабилитацию?» Он говорит: «Поеду». Договариваешься встретиться у Ленинградского вокзала на следующий день. Он обещает быть. Приезжаешь — его нет. Идешь на место, где они тусуются, — он там. Говоришь: «Мы же с тобой договаривались». — «Не, не помню такого». То есть у них как день сурка, все стирается.

Ресоциализируются единицы. Надо быть готовым к тому, что это сизифов труд. Наша помощь больше паллиативная. Ты понимаешь, что в ближайшее время человек, скорее всего, умрет, и надо просто облегчить ему существование до его смерти, помочь протянуть подольше. Голодные люди зимой могут замерзнуть. Если они поедят супа, они в этот день не умрут. Большинству, в принципе, не надо больше ничего.

Случаи бывают очень тяжелые. Вот мужик, вышел из тюрьмы, у него нет части кишечника, торчит трубка сбоку. Он пришел, просит катетер. Ему говорят: «Давай мы тебя отмоем, оденем, положим в больницу». Он отвечает: «Да мне не надо ничего, мне просто неудобно. Я помру скоро. Я ничего не хочу уже. Дайте мне катетер и водки». — «Водки нет». — «Тогда давайте катетер». Вот такая помощь.

 Чудеса, как с тем мужиком с Курского, иногда случаются. Находятся родственники, забирают.

Сидел один парень у храма Флора и Лавра, с Украины, лет двадцати пяти. Уехал в Москву, потом в Белоруссию, там женился, потом поругался с женой, его местный участковый выгнал, он вернулся в Москву и в результате просил милостыню. И как-то вышла на нас его мама. Я с ней по телефону общался: «Хочу, — говорит, — забрать свое дитятко». Сказал ей копию паспорта привезти. Она приехала, за шкирман его взяла и увезла домой.

Или вот женщина одна. Приехала в Москву в 1990-х, ей на вокзале кто-то сказал, что сдаст ей квартиру. Поехала на эту квартиру, что-то выпила, ее ограбили, она осталась безо всего. Постепенно втянулась в бездомную жизнь, жила так десять лет и забыла, кто она вообще. И только потом, когда стала ходить на кормления, когда с ней начали по-человечески обращаться, стали расспрашивать, кто она и откуда, вдруг вспомнила, из какого она села и что у нее дети есть. Позвонили туда, нашли детей, они говорят: «А мы-то ее уже давно похоронили! Присылайте!» Мы ее приодели, купили билет, посадили на поезд, и ее там встретили.

Фото: София Панкевич

Стать героем рубрики «Почему вы должны меня знать» можно, отправив письмо со своей историей на ab@moskvichmag.ru.