С одной стороны, у меня классическая история, с другой — она редко воплощается в жизнь, потому что выглядит, как из какого-то мотивационного фильма.

Родился я в совсем маленьком городке, это город Кандалакша в Мурманской области, за Полярным кругом. Это достаточно далеко, где северное сияние и Белое море. Там, конечно, про танцы речи практически не шло. Там не так много развлечений: лыжи, баскетбол, самбо и футбол. Но однажды, в 12 лет, я увидел, как одна девочка танцует на сцене, это было какое-то народное гуляние или праздник, и я сказал папе, что тоже хочу танцевать.

В 12 лет я уже был достаточно взрослым — в это время дети-мальчики из танцев, наоборот, уходят, понимают, что это вообще не мужское занятие, и думают, как бы стать бандитом и крутым парнем. По крайней мере, так было в 1990-х.

Тогда папа повел меня за кулисы, спросил, как можно записаться в школу танцев, ему сказали: «Приходите весной». Весной я пришел, меня, естественно, не взяли — у них конец сезона и в принципе нет набора детей: «Приходите осенью». Я пришел осенью, мне сказали, что, к сожалению, у нас нет таких групп для мальчиков, куда можно тебя взять: есть младшая группа, где дети от 4–5 лет до 7 — там маленькие, они хлопают в ладоши и радуются тому, что они танцуют, там много мальчиков. И есть старшая группа, где дяденьки с тетеньками после работы танцуют уже в удовольствие. Это взрослые люди, которые когда-то танцевали в детстве, а сейчас жизнь привела их к этому прекрасному делу, заниматься которым они приходят после своих заводов. И мне сказали, что такой группы, где есть парни 12–14 лет, просто не существует: «Можешь походить пока к девочкам в средней группе или попробовать походить в младшую группу, где есть парни. Или можешь попробовать походить в старшую, где есть взрослые дяденьки». И вот таким образом я ходил то к младшим, то к средним, то к старшим, но в итоге закрепился за средними, где на самом деле было весело. Девчонки смотрели на меня, как на существо с другой планеты: им было странно, что в группе у них есть мальчик.

А параллельно в то время, как раз в 1999 году, началась новая волна брейк-данса в России. Она была мегапопулярная. Была такая передача — «До 16 и старше» — там каждый четверг показывали брейк-данс. Тогда только начинал развиваться хип-хоп, и мы с друзьями «заболели» рэпом, хип-хопом и брейк-дансом. Мы начали танцевать где попало: на улице, в квартире, стали сами заниматься. У нас не было ни магнитофонов, ни учителей, мы все сами пробовали. И я начал собирать свою команду, тренировался и занимался с ними. Движения мы подсматривали из телевизора, на семерых друзей был один магнитофон. Когда мы пытались за этим подглядывать, мы старались что-то записать и успеть выучить. В итоге у нас сложилась крепкая команда, настоящая хип-хоп тусовка. Братва. Мы танцевали на улице, первые деньги, которые я в своей жизни заработал, были как раз-таки «на шапке» — это когда ты танцуешь, и тебе в шапку кидают деньги. Мы крутились на голове на улице, танцевали брейк-данс, носили с собой старенький бумбокс:  так как денег в то время не было ни у кого даже на батарейки, мы вытащили старый аккумулятор из «Запорожца», смогли подсоединить его к магнитофону, ходили с ним по улице и танцевали. Мы достали два куска ДВП, которые оторвали от старого дивана, раскладывали и танцевали на них. Таким образом мы начали развиваться в так называемом современном танце. Потом мы стали понимать, что у нас неплохой уровень и мы можем выезжать на областные соревнования.

Тогда каждый первый считался малообеспеченным, и чтобы поехать куда-то в другой город на соревнования, нужны были как минимум билеты, как максимум костюмы и кроссовки, потому что кроссовки были у всех драные. (Такой показательный момент: до сих пору меня какая-то отдельная любовь к кроссовкам, хотя танцую сейчас я босиком или в носках.) Мы начали искать спонсора: просто ходили по бизнесменам, которые владели палатками или отделениями на рынке. Мы подходили к ним и говорили: «Мы брейкеры, хотим представлять наш город и поехать в соседний город на баттл». Над нами, конечно же, все смеялись, но в итоге мы подсобрали небольшую сумму и даже смогли отправиться в город Мурманск и занять там четвертое место. Это было очень почетно, потому что в баттлах считается так: бьются первое и второе места и третье-четвертое. И четвертое место считается одним из призовых. Для нас это было очень круто, и мы стали это делать каждый год и стали ощущать, что хип-хоп и брейк-данс — это наша жизнь.

Заканчивая 11-й класс, я стал понимать, что, кроме танца, меня больше ничего не интересует. Я учился неплохо, несмотря на поведение, которое страдало, но я хотел танцевать дальше. Уже тогда я делал свои постановки с ребятами, у нас получалось достаточно хорошо.

Я решил поступать в Петрозаводск, для нас это было единственное ближайшее учебное заведение, в котором можно было получить хореографическое образование. Я уехал в Петрозаводск в училище, когда все мои друзья пытались поступать в университет. В Петрозаводске мне объяснили, что крутиться на голове, на спине и сутулиться — это плохо, нужно заниматься классическим балетом и танцевать народный танец. Таким образом я начал постигать в профессиональном смысле все классические дисциплины, начал танцевать более академические танцы.

Но свою страсть и любовь к уличным танцам я не забросил. В какой-то момент я начал даже изобретать свой стиль, соединяя академическое и уличное. Тогда еще не было такого названия как контемпорари, и я даже не знал, что существует такой вид танца. Я просто начал его выдумывать. Кстати, в Кандалакше я однажды занял лучшего би-боя, лучшего брейкера Мурманской области — это был 2004 год. Мне тогда казалось, что в брейк-дансе я достиг почти всего, по крайней мере на том уровне, на котором я считал возможным. Мне стало тесно в брейк-дансе, и потихонечку я начал оттуда уходить. И изобрел сам для себя какой-то современный танец. На каком-то очередном конкурсе балетмейстерских работ я занимаю первое место, и меня посылают в Санкт-Петербург на фестиваль, где я узнаю, что изобретенный мной танец, оказывается, существует уже столетия, ну, может, не сто лет, но последние пятьдесят лет вся Европа и Америка точно это практикует, и в общем-то ничего нового я не изобрел. Но в каком-то смысле мне было это приятно, что я сам до этого дошел.

Я закончил училище в Петрозаводске и решил, что куда, если не в Москву, потому что это эпицентр всех знаний, знакомств и событий. Я поступил в университет, что тоже было непросто — такого конкурса я не видел никогда: именно на хореографическом экзамене было очень много парней, больше, чем девочек. Но мне повезло. Наверное, все-таки что-то я умел тогда — я поступил на бюджет.

В Петрозаводске я в то время уже начал работать — преподавал какой-то группе, накопил полторы тысячи рублей. Как сейчас помню, приехал в Москву и думал, что на эти деньги две недели в Москве — вообще шикану. Когда я потратил пятьсот рублей в первый день, я понял, что, кажется, не доживу до экзамена. И помню, в последний день вступительных экзаменов я узнал, что, если я не получу десять баллов за спецпредметы, мне придется дополнительно сдавать гуманитарные предметы и оставаться еще на неделю, а у меня уже ноль денег в кармане, и я иду смотреть результаты и вижу, что поступил! Впрочем, у меня не было денег оплатить даже один последний день общежития, и я нелегально переночевал там — перелез через окно. Потом весь день я провел на вокзале, дожидаясь своего поезда — я уехал обратно скопить денег и вернуться на учебу. Так начался мой путь в Москве. Учеба была, конечно, не совсем такой, какой я себе ее представлял: я стал понимать, что университет и вообще Москва — это прежде всего возможности, а не образование, как бы это странно ни звучало. Образование тут тоже есть, но если ты сам не хочешь получать это образование, если ты не используешь свои возможности, то никто за тебя этого никогда не сделает. Здесь очень много информации летает в воздухе, нужно себя лишь только направлять в правильное русло. По большому счету, никто даже пальцем тебе не укажет, как это было в петрозаводском училище. Там, хочешь ты или не хочешь, но профессией ты овладеешь, тебя точно выпустят специалистом. Я тогда это усвоил, и мое представление об образовании было таким. Но в Москве я переключился и понял, что только я сам могу себя образовывать, только я могу понимать, куда мне нужно идти. Тогда, наверное, все и пошло в гору.

В какой-то момент я понял, что и в Москве мне стало тесно, и я нашел себе учителя — легенду в мире современного танца. Он всегда говорил, что в России нечего делать, здесь нет современного танца. Если ты хочешь танцевать, хочешь чего-то добиться, то тебе нужно обязательно уезжать в Европу. И с этим представлением я и жил, что надо ехать в Европу. И такая возможность появилась — я уехал учиться в Австрию. Правда, не современному танцу, а классическому балету.

Так началась новая страница в моей жизни — плотное знакомство с классическим танцем с профессиональной точки зрения. Я о нем уже знал и танцевал на среднем уровне, и поступил в Европейскую консерваторию балета в Австрии, под Веной. Там я стал понимать, что в России именно поэтому никого нет — все уезжают и никто не возвращается. И поэтому в России нет современного танца.

Тогда я подумал: если не я, то кто? И решил, что мне нужно вернуться, начать развивать современный танец в России — да, на своем уровне, может, пустячково, но я готов. Я готов сделать так, чтобы современный танец в России появился. Все мои знакомые, именитые танцовщики из России, которые танцуют современный танец, никогда не возвращались, все оставались в Европе.

Так во время гастролей на границе с Румынией, когда у меня уже доделывался вид на жительство в Австрии, мне предложили либо доделать вид на жительство, либо поставить туристическую визу в Румынию. Я сказал: «Ставьте туристическую визу, я все равно поеду домой», чем очень сильно удивил директора консерватории, с которой мы были на гастролях.

Я вернулся в Россию, доучивался в университете и параллельно занимался своими проектами. Но опять же Москва — это всегда связи и пространство возможностей. Я обеспечил себе полтора года творческого поиска: бесплатно работал на всех возможных выставках, на перформансы и спектакли соглашался просто потому, что мне это было интересно, получал небольшую стипендию от университета, начал преподавать. Таким образом я стал еще сильнее развиваться. Ставил все больше и больше танцев — и для учебы и не для учебы, начал танцевать больше, проходить кастинги.

К открытию собственной школы я пришел достаточно недавно. Всю жизнь я думал, что школу надо открывать только в 50−60 лет, когда ты уже успокоишься, когда все уляжется. Но мои друзья сказали, что в 60 лет ничего не уляжется и надо открывать сейчас, пока еще есть порох в пороховницах, надо двигаться. Пока у тебя свербит в одном месте, ты должен делать все и сразу, и порекомендовали мне открыть школу прямо послезавтра. Так появилась школа. Я собрал свой первый пробный урок, и все получилось достаточно успешно — и так закрутилось. Не зная ничего про бизнес, я потихонечку начинаю открывать для себя этот мир. До сих пор много чего познаю и много чему учусь, и ничего не стесняюсь, потому что понимаю, что творчество и бизнес — это разные вещи. Но, слава богу, сейчас все выстроилось и работает.

Для меня танец — это больше, чем просто движение под музыку. Если мы посмотрим на любого человека или даже на ребенка, который реагирует движением на любую радостную мысль, он излучает счастье. Счастье — это когда ты танцуешь, или когда ты танцуешь — ты счастлив. Это факт. Когда мы видим, как хоккеисты забивают гол, когда кто-то получает хорошую оценку, мы узнаем, что у него родился сын или дочь, все они жестами обозначают маленький танец. И вот это ощущение внутри я никак не мог назвать, потому что, когда ты танцуешь, ты ощущаешь ту же радость. И вот «это» — оно никак не называется. Поэтому я решил, что пусть моя школа танца называется «Это». Там нет никакой аббревиатуры, хотя многие пытаются расшифровать — «Экспериментальная танцевальная организация» или «Экстраординарное танцевальное общество», но прежде всего это про ощущения.

Я все еще продолжаю быть действующим танцовщиком, хореографом, делаю свои спектакли. Однажды я понял, что мне нужен свой художник по костюмам. В тот момент мне очень помог проект МТС «Знаем лично». Именно из этого проекта я узнал про одну девушку и обратился к ней. Помню, мне очень понравилось, как она мыслит, и я зашел в ее инстаграм, предложил сотрудничество. Я очень надеюсь, что уже в этом марте выйдет спектакль с ее костюмами, пока мы с ней об этом разговариваем, начали работу.

Подобные соединения случаются благодаря таким сообществам, как то, которое создал МТС. Туда попадают люди, которые отметились на сайте «Знаем лично», у нас есть свой закрытый чат, где мы обмениваемся идеями. Каждый представляет себя и рассказывает немного о себе. Он не очень активный, но время от времени там появляются какие-то новости. Каждый рассказывает о своих ближайших событиях.

Со школой хочется развиваться дальше, хочется масштабироваться, хочется, чтобы об «Это» узнавали, потому что у нас совсем другой подход к танцу, и это нестандартная школа, и те, кто был, могут описать, что это совсем другое пространство. Творческая атмосфера во всем: заходишь и снимаешь ботинки, ходишь как дома, без обуви, в фойе у нас есть качели, где можно почитать, покачаться, посидеть, попить кофе, и, конечно, отличается сам подход к танцу. Мы не учим людей хореографии, мы не учим их движениям. Мы, скорее, учим ощущать танец изнутри. Это больше похоже на практику йоги, на восточные единоборства, и в то же время это выглядит естественно — как танец.

Фото: предоставлено проектом «МТС Знаем лично»