Я родилась в Москве и так привыкла, что не очень переживаю из-за пробок, застройки и экологии города.

Я много путешествовала, но никогда не было такого, чтобы мне не хотелось возвращаться, потому что тут все плохо, слякотно и нет жизни. Я здесь своя, местная.

Наша семья плотно связана с Алексеевским районом. Бабушка переехала сюда после войны, вместе с дедушкой они работали здесь на заводе «Калибр». Кстати, первый офис нашего фонда мы снимали там же, в помещении завода. Я считала, что это такое место силы. Я училась на «Алексеевской» и поступила в Финансовый университет на «ВДНХ». Все в Северо-Восточном административном округе.

Мне повезло, потому что моя мама — школьный учитель. Она регулярно устраивала поездки для ребят, и меня тоже брали, поэтому в детстве удалось много всего посмотреть, и я стала неравнодушна к путешествиям. Это дало возможность сравнить, как все устроено, с европейскими городами, и со Штатами, и с Латинской Америкой. У нас есть чем гордиться, но когда видишь что-то классное, чего у нас нет — хочется привезти это сюда. Есть великие визионеры, у которых в голове рождается что-то новое. А у меня была история про «украсть все лучшее».

Меня очень привлекала сервисная история: даже не помощь людям, а именно клиентский сервис. Мне казалось, что оставлять у людей хорошие воспоминания — это классная мотивация, поэтому я в детстве мечтала быть стюардессой. В детстве мне казалось, что это ужасно романтично и ничего в этом сложного нет — это как бы официантка, но при этом постоянно путешествуешь.

Я ходила в детский садик при гимназии при Финансовом университете, и с четырех лет было понятно, что я рано или поздно окажусь в этом вузе. Казалось бы, где финансы и где работа в благотворительности. Но недавно я открыла диплом, прочитала темы своих курсовых и оказалось, что все они были посвящены финансам в некоммерческих организациях, то есть мне удалось развернуть эту учебу в ту сторону, которая мне интересна.

Как я вообще заинтересовалась тем, чтобы помогать другим людям? Мне кажется, у каждого поколения есть событие-триггер, и для меня, как и для многих людей моего возраста, это Беслан. Когда случилась трагедия, я училась в средней школе и у меня было ощущение, что я должна как-то помочь и повлиять…  Очевидно, что я не медсестра, не психолог и не стану ими. Но ведь можно привлекать финансирование или каким-то образом про это рассказывать или что-то делать, чтобы не случалось таких трагедий.

На первом курсе я поехала волонтерить в детский дом. Теперь я могу сказать, что мы все делали неправильно: поехали под Новый год, когда было максимальное количество желающих, повезли подарки, которые не нужно было дарить, неправильно общались, радуясь тому, что детки садятся на коленки и спрашивают, когда мы вернемся.

Волонтерство перед Новым годом не дает положительных результатов, но работает как воронка: приходят новые люди, некоторые из которых, увидев ситуацию изнутри, начинают помогать специализированным благотворительным фондам, становятся приемными родителями, идут работать в социальную сферу. Я ездила в этот детский дом шесть лет и в итоге тоже стала сотрудником благотворительной организации, где занималась привлечением партнеров, поиском финансирования и PR.

Я начала ездить в волонтерские лагеря с другими ребятами, обычные и международные. Например, ездила в Кению копать пруд. Местные организаторы придумали такую схему: к ним приезжали десять белых европейцев и американцев, которые хотели «спасать мир», отдавали организационные взносы по 700 евро, три недели пытались копать пруд и уезжали. Потом привозили следующую группу, и так по кругу. Это научило меня тому, что «колониальный» подход в благотворительности не работает. Но я не жалею, что съездила — благодаря тому, что я стала частью этой схемы, я поняла, чем полезное отличается от вредного. Я уверена, что, просто читая книги «о лучших практиках», такой опыт не получишь.

После вуза я пошла работать в международную некоммерческую организацию с зарплатой в долларах и возможностью ездить в разные страны. Через три года эта работа закончилась, и я решила, что хочу создать свой проект. Основной мотивацией была свобода, когда ты можешь просто брать и действовать, не согласовывая ничего с руководством. У меня были накопления и я их потратила на то, чтобы сделать благотворительный магазин Charity Shop.

Когда я была на одной из стажировок в Америке, я увидела, как работает Goodwill Industries. Это одна из крупнейших НКО с оборотом несколько миллиардов долларов в год, которая занимается сбором текстиля. У них есть магазины, больше похожие на аутлеты, по несколько тысяч квадратов, со своей парковкой. В них продают вещи, которые люди сдали бесплатно, и это обеспечивает рабочие места сотням тысяч людей из социально незащищенных групп.

Я сравнивала это с тем, что есть в Москве: обычно это центр социального обслуживания в цоколе пятиэтажки, где сотрудница перетряхивает и комментирует вещи, которые ты сдал, или храм, где не всегда есть помещение для хранения. А там была налаженная система, которая меня очень вдохновила.

У меня не было на тот момент идеи, что я вернусь и открою благотворительный магазин в Москве. Сначала мы просто делали акцию с подругами. В бизнес-школах говорят: сначала проверьте гипотезу, а потом уже вкладывайтесь в инфраструктуру и сотрудников. Мы так и сделали, пусть и интуитивно: продали собственные вещи, за несколько часов заработали 130 тысяч рублей, потратили 3–4 тысячи. Я подумала, что если так каждый день зарабатывать, то можно снять помещение и торговать в плюс с первого дня.

Но снять помещение и постоянно нагонять в него трафик гораздо сложнее, чем сделать один ивент. Восемь лет назад эта простая мысль была для меня не очевидна. На «Новокузнецкой» был знаменитый для моего поколения магазин «Пурпурный легион», где продавались диски. Теперь там «Азбука вкуса». ИП «Алексеева» открыл там магазин, и в него стали приходить люди.

До этого у меня не было опыта торговли, поэтому я понятия не имела, что делать после того, как ремонт будет завершен. У нас не было продавца, и первую клиентку встретил мой молодой человек-программист, который просто сидел на диване и работал (я сказала ему, что все равно никто не придет, потому что открытие техническое и про проект никто не знает). К счастью, этот странный «прием» ее не напугал, и она до сих пор с нами. Я вообще очень рада видеть среди сторонников и покупателей тех, кто знает нас с 2014 года и находит в нашем проекте что-то ценное для себя.

Нам удалось вывести проект на операционную прибыль с первого месяца, несмотря на то что это подвал…  К секонд-хенду было так себе отношение, не было еще никаких разговоров про медленную моду, осознанное потребление. Нам приходилось доказывать, что у нас не клоповник, а классный ассортимент, и у нас приятно находиться.

Мне хотелось, чтобы Charity Shop (теперь «Второе дыхание») не был просто магазином, хотелось делать городской проект. Мы заказали контейнеры для сбора ненужной одежды, чтобы ставить их в офисах крупных компаний. Они были изготовлены на фабрике по производству ульев для пчел и выглядели соответствующе. Когда нам их доставили, я плакала и думала, что когда я отвезу их партнеру, никто со мной больше никогда не заговорит. Но акция была уже согласована, делать было нечего. Я позвала наших постоянных клиенток, мы достали бутылку «Мартини», нашли какую-то краску, попытались их покрасить, стало еще хуже. В итоге партнеры с утра написали: «Дарья, это просто ужасно». Мы извинились, все равно провели акцию, собрали очень много вещей, часть продали в магазине, а часть отправили нуждающимся в Иркутскую область, на Алтай.

А дальше пошло одно за другим. Ящики были переделаны, появились красивые фотографии из офисов, к нам стали постоянно обращаться новые компании, которые хотели организовать такую активность для своих сотрудников и клиентов. Одним из первых крупных партнеров стала «Мега» — за месяц мы собрали более 200 тонн одежды. И со временем пришли к тому, что у нас 120 стационарных пунктов приема в городе. Подтянулись крупные бренды — сейчас мы работаем с крупнейшими сетевыми магазинами одежды, которые у себя открывают пункты приема. Теперь люди могут не искать специальные контейнеры, а сдавать вещи прямо в торговых центрах в 53 регионах страны. А мы как оператор возьмем на себя заботу о том, чтобы эти вещи были отсортированы, переработаны и пошли на благотворительность или продажу.

За семь лет вторую жизнь получило больше 3 тысяч тонн одежды. Из них тысяча тонн — в последний год. Мне кажется, что у каждого мотивированного человека в среднем или крупном городе сейчас есть возможность сдать одежду. Другой вопрос, что люди не всегда понимают, зачем это делать, или это не очень удобно. Но минимальный порог мы перешагнули и сейчас работаем над тем, чтобы это было более удобно, сервисно и понятно.

Важную роль в нашем развитии сыграл краудфандинг. Сейчас у нас семь магазинов, четыре из них в Москве, и мы считаем себя коммерчески устойчивым проектом. Однако без народной поддержки наше развитие шло бы медленнее. Ты можешь накапливать прибыль два года, чтобы купить машину, на которой будешь объезжать пункты приема одежды, а можешь собрать деньги через краудфандинг. И для нас это было классным вариантом, поэтому мы пошли на Planeta.ru.

Почему это понятная и близкая нам история? Потому что на Planeta.ru ты можешь не просто фандрайзить, но и предлагать своим сторонникам какие-то награды в обмен на те деньги, которые они тебе жертвуют. Мы, например, открыли для своих сторонников возможность посещать разные предприятия по переработке. Или, например, можно было сходить в дистрибуционный центр «Икеи» и посмотреть, как товар готовится к отгрузке и как там все устроено внутри. Как клиент ты эту часть никогда не увидишь, а вот таким хитрым способом можно туда попасть. Или мы ходили на «Эколайн» и смотрели, как сортируются отходы.

У нас было много сборов, но больше всего запомнился, конечно, самый первый — на розовую «Газель», которая проездила три года. Нам нужно было полмиллиона на стартовый взнос, и нам помогли больше 300 человек. Для проекта, у которого тогда был всего один магазин, который генерил бы сопоставимую сумму полгода, это было суперценно. Плюс, когда мы говорим не просто о благотворительных, а о городских проектах, важный плюс краудфандинга — он позволяет убедиться, что твоя идея жизнеспособна. Когда люди начинают поддерживать тебя, это подтверждает, что ты делаешь что-то по-настоящему нужное.

Фото: из личного архива Дарьи Алексеевой