Я родилась в небольшом закрытом военном городке с красивым литературным названием Нерастанное в семье учительницы и военного. Он находится всего в часе езды от Москвы — в Чеховском районе, но, конечно, «климат» был там совсем другой — мне всегда было тесно, мало движения, разнообразия, другая скорость.

Свое призвание я нашла еще в детстве, но осознала это гораздо позже. Когда мне было 7–8 лет, папа придумал для меня игру — урок бесстрашия: в нашем городке все телефонные номера были из четырех цифр, и он мне дал задание наугад набирать любые четыре цифры, попадая к незнакомым людям, и завязывать с ними разговор или сказать какую-нибудь глупость. Игра получилась удачной — я научилась быть айс-брейкером и свободно общаться с любыми людьми, в результате именно этот скилл и дал толчок для развития в моей профессии.

Так как это был закрытый военный городок, то иногда ты мог человека узнать по голосу, у нас же было всего 35 домов. Трубку мог снять начальник гарнизона или заместитель начальника, а я говорила им «алло» и «сам дурак». Просто потому, что у меня хватало на это смелости. Однажды меня вычислила какая-то учительница, и мама потом нас сильно ругала с папой, что мы этим делом занимались.

В школе мне было непросто: по русскому, литературе и истории — пятерки, по физике, химии, алгебре, геометрии мне с трудом натягивали тройки и четверки. И моей отдушиной была самодеятельность, где я получала внутреннюю компенсацию. Меня туда тянуло: я там отдыхала, расслаблялась, раскрывалась, у меня там все получалось.

После школы я решила поступать в театральный. Родители меня не отговаривали, потому что понимали, что пройти такой огромный конкурс вряд ли получится. Но я взяла и поступила в Щепкинское училище при Малом театре, несмотря на конкурс в тысячу человек на место, и училась вместе с Полиной Максимовой, Машей Шумаковой — сегодняшними звездами большого кино. Один из самых больших подарков моего образования — это учителя. Мои педагоги учились у великих — у тех, кто стоял у истоков Малого театра: Кознов, Афонин, Велихова, Киндинова, Штода — бесконечно благодарна и низко кланяюсь каждому за неравнодушие, страсть к своему делу, внимание, заботу. Театральные педагоги — это люди, которые меняют тебя, вникают в твою суть, твой типаж, твою личность и по уровню близости становятся родственниками. Недаром театральное образование манит многих. В театральных вузах и правда происходит магия: ты поступаешь одним человеком, а выпускаешься совсем другим.

Когда я окончила Щепку, то была уверена, что стану артисткой, хотела играть в конкретном театре, но в тот год театры смотрели мало выпускников и я не попала, куда хотела, туда меня не брали, брали в другой. Я тогда жила на юге Москвы, а театр был в Зеленограде. И чтобы там работать, мне надо было проехать всю Москву и от Москвы еще дальше — в Зеленоград. Я сказала «нет», выбрала вместо театра замужество и большой город. Конечно, это далось непросто: у меня же были красный диплом и куча амбиций. Но я тогда решила: раз я не нужна театру, то театр не нужен мне. И пошла менять работу — устроилась в офис, но мне быстро стало скучно, я сменяла одну работу на другую в течение года и рыдала каждый вечер от того, как плохо мне на них было.

Помог случай: моя учительница Наталья Штода пригласила меня заменить ее на пару в институте, я пришла и осталась там навсегда. Когда я еще училась в институте, она говорила, что мне надо преподавать. Я сопротивлялась: я буду артисткой, я буду в театре, я купила себе театральную юбку. Театра не случилось, а преподавание я попробовала, и мне так понравилось, что я «ужалилась» этим. Поступила в магистратуру Щепки на кафедру сценической речи, и мне тут же дали свой курс, выпускников, которые называли меня на «вы» и «Марина», а сами были старше меня. Мне было 23, а среди моих студентов были и 30-летние дяденьки. А еще через год меня взяли штат института. Знаю, со стороны это непонятно, но это такая привилегия, которая обычно достается спустя много лет: люди стремятся попасть в штат в такие старейшие вузы, это считается суперкайфом. А у меня легко все получилось: просто занималась своим делом, и все по маслу пошло.

В Щепке я преподавала семь лет, с 2012 года, и все это время, несмотря на все успехи, боролась с внутренним самозванцем. В Щепке с тобой всегда лучшие в своем деле — ведь ты преподаешь в топовом вузе на лучшей в стране кафедре сценической речи.

А потом, в 2015 году, параллельно с этим меня пригласили работать в Федеральную школу радио. Я для них разработала отдельную образовательную программу по предмету «Техника речи» для радиоведущих, по которой занимались все регионы (порядка 50 городов России). Она на тот момент была единственной, где учились будущие теле- и радиоведущие.

Все то время, что я преподавала, у меня появлялись индивидуальные ученики. Но по мере того, как я преподавала, число запросов на индивидуальное обучение росло, и с какого-то момента таких запросов стало так много, что я решила открыть групповые курсы. Это случилось в 2017 году.

Название пришло спонтанно: от английского слова speech родилось русское слово «спичка». Я поняла, что это правда очень про меня. Спичка — искра, свет, огонь, но какой костер она может разжечь. Это очень сильно мэтчится с моим внутренним состоянием, потому что я очень быстро загораюсь и очень могу легко воздействовать на аудиторию и партнера внутренней зажигательной энергией. К тому же я всегда говорю, что при первой встрече с собеседником у вас есть только 25 секунд, чтобы создать впечатление о себе — это время, пока горит спичка. Марина «Спичка» Меркулова. Теперь меня так называют ученики и коллеги.

В создание собственной школы я вложила 15 тыс. рублей — название у меня уже было, я сделала сайт с платежной системой и запустила первую группу из 21 человека. Все это было, конечно, на коленке, я была актрисой и запустила свой бизнес — без эксель-таблиц, без аналитики, без просчета финансов и рекламы.

Первые два года я еще пыталась совмещать все свои работы — тогда их было четыре, но потом поняла, что нужно сконцентрироваться на чем-то одном и что «Спичку» я уже точно не могу оставить. Когда я решила сосредоточиться на развитии своей школы, самым сложным было уволиться из Щепки, потому что оттуда не уходят. Там умирают, оттуда выходят на пенсию, но рядом с тобой там все время работают такие великаны, что невозможно сказать им, что уходишь с кафедры, куда все мечтают попасть. Мне говорили: ты сошла с ума, это твои «погоны», что ты будешь писать о себе в резюме? Я отвечала, что меня уже многие знают как Марину Спичку, что у меня уже есть семь лет опыта преподавания в высшем образовательном учреждении. Единственный человек, который меня поддержал, был муж.  И он оказался совершенно прав: Спичка вышла на новый уровень, я обрела новые звания и регалии.

Сегодня кроме навыка эффективно коммуницировать и искусства самопрезентации я активно развиваю и навыки нетворкинга — в этом отличие школы от других курсов. Свободно и легко выступать — это одно, а уметь говорить с людьми и завязывать с ними беседу — еще один отдельный навык. Тем более что в нашей стране во времена СССР социальная жизнь была крайне своеобразной — какой уж тут small talk, когда вместо кафе с официантами и кинопремьер ты ходишь на обед в столовую, а ужинаешь дома на кухне. Именно поэтому сейчас светские мероприятия в Москве носят оттенок угрюмых собраний, где новый человек так и уйдет, не познакомившись и не поговорив с новыми для себя людьми.

Нетворкинг-тренировки мои ученики проходят на практике — с этого года я начала собирать свои вечеринки с программой открытого микрофона и шампанским, куда приглашаю как выпускников школы, так и их друзей, где в комфортной «ламповой» социальной среде отрабатываются навыки уверенного нетворкинга.

Когда я только запускала школу, сначала было сложно психологически — раз я беру деньги с большой группы, мой продукт должен быть очень качественным. А затем уже подоспели и организационные вызовы — у меня не было ни директора, только бухгалтер на аутсорсинге, но не было баз данных, не было ни одной эксель-таблички, а школа росла. Что-то было в голове, что-то в текстовых документах, но была карточка, привязанная к сайту, на которой все время были деньги, и их на все хватало: сначала хватило на машину, потом на дачу, росло качество жизни.

Педагогическая команда у меня была сразу (три педагога, включая психолога на тему страха публичных выступлений, специалиста по самопрезентации и речевика). Мне повезло, что они согласились, потому что все они были уже опытными преподавателями с именем, но им было интересно поработать не с актерами и ведущими, а с обычными людьми. А несколько лет назад появилась и команда организационная. Сегодня в руководстве команды школы постоянно работают пять человек и в составе педагогической команды — восемь человек.

По сути, предпринимательским развитием школы я начала заниматься только сейчас, через пять-семь лет после ее создания, мы начали давать рекламу. Карантин мы пережили довольно легко, уйдя в онлайн, а теперь стало чуть сложнее, и поддержка маркетологов стала нужнее. После пандемии у людей пропало желание ходить на тренинги вживую, потому что изменился тип мышления у людей, ценности поменялись. Сейчас я вижу большой потенциал в онлайн-обучении. Я раньше скептически к нему относилась, потому что офлайн более эффективен, но сама себя уже разубедила. Сейчас понимаю, что онлайн — это ресурс и масштаб. Ведь я в каждый курс добавляю что-то новое. И уверена, что у нас тоже есть потенциал делать курсы на аудиторию в тысячи и десятки тысяч человек.

За все время с момента открытия школы через мои руки прошли 7 тыс. учеников. В первый год у нас было пять групп с нижним лимитом 15 человек, при этом были один курс и одна обучающая программа. Сейчас у нас есть патент, есть лицензия гособразца на образовательную деятельность, это десять очных групп в год и три группы онлайн, выросло и число программ — сейчас у нас три основных курса, также есть порядка восьми корпоративных тренингов в год очных.

Помимо курсов я продолжаю заниматься и личными практиками — меня зажигает индивидуальная подготовка к выступлениям на короткой дистанции — три недели или месяц. Мне нравится помогать другому человеку в уязвимом периоде жизни, потому что публичная речь — это всегда про уязвимость, волнение. У меня это очень круто получается, и мне хочется в таком формате взаимодействовать в индивидуальной работе. Я беру в наставничество людей, которые хотят уметь лучше производить впечатление, лучше общаться. А результатов может добиться каждый, если он сам этого хочет. У меня был кейс — мальчик с механическим повреждением связок — последствия травмы на горных лыжах, в результате которой голос и речь у него стали другими. Кардинально ничего нельзя было изменить, но результат у него был. Если брать исключительно технику речи, то его жена заметила прогресс, но куда более важный результат заметен на самооценке: его взяли на отличную работу после того, как он зажигательно прошел собеседования, после трехлетнего перерыва на лечение, и гонорар был даже выше, чем он ожидал.

Но и не могут не поражать люди, которые приходят в школу потому, что хотят стать лучшей версией себя, выступать круче, быть убедительнее на переговорах, эффективнее с клиентами. И у них нет такой сильной мотивации в виде заикания, но при этом они добиваются очень крутых результатов, прорабатывают свои страхи проявляться, начинают знакомиться с новыми людьми.

Фото: из личного архива Марины Меркуловой