«Да все, у меня все там осталось: две квартиры, машина, гараж. Мне сейчас один звонил, говорит: “Давай я твою машину заберу, тебе все равно не надо?”

Я говорю: “Да забирай. Но меня на ней сняли по-любому. Ты проедешь на ней 10 метров, тебя остановят и расстреляют на месте. Зачем оно тебе надо?” Я сам об этом вообще не думаю. Я все там бросил. У меня больше ничего нету. Начинаем заново. Я даже матери это все не рассказываю. Сказал просто: “Все хорошо”. Многие еще верят, что однажды вернутся. Я махнул рукой. Сейчас как-то выгребаем и ладно. Знаешь, очень сильно сознание изменилось. Встало на свои места: что важно, что нет. Живем — это важно. А машина, квартира…  Что было, то прошло».

Сорокашестилетний коренной херсонец Александр добрался до Москвы в самом конце ноября. Еще месяц назад он жил в городе, в котором родился и вырос. В который он, возможно, не вернется.

Год назад в Херсоне было чуть меньше 300 тыс. населения. Сколько людей там живет сейчас, точно не знает никто. Еще в мае украинский губернатор Херсонской области утверждал, что из города уехало 45% населения. Скорее всего, это было преувеличением. У Александра статистических данных нет, но он говорит, что «в первую волну», весной-летом, из Херсона уехало не более трети жителей. Уже в ноябре, при отводе российских войск с правого берега Днепра, произошла вторая, более подготовленная массовая эвакуация, организованная российским командованием. Командующий Объединенной группировкой войск РФ Сергей Суровикин доложил министру обороны Сергею Шойгу, что из правобережной части Херсонской области были эвакуированы более 115 тыс. человек.

— Тысяч сто, наверное, там осталось, — вздыхает Александр.

Президент Украины Владимир Зеленский тоже назвал цифру в 100 тыс. человек, правда, применительно ко всей контролируемой украинской армией части области. Это примерно 20% от тех, кто там жил еще год назад.

Как это было

— Я проехал сейчас через пол-России, — говорит Александр. — Все неровно. Где-то грязно, где-то что-то недоделано. Но. Ты бы видел города Украины! Они пустые. Нету заводов. Все тотально нахрен уничтожено. Здесь заводы работают. Люди что-то делают, получают деньги. Я понимаю, что у вас 20–30 тысяч считается не деньги. Но мы получали по 3 тысячи гривен. У меня у матери такая пенсия была. А многие такую зарплату получали. Люди за квартиру платить не могли!

Дома Александр был одним из тех, кого считали пророссийскими. Впрочем, занимался он совсем не политикой. Работал в образовании. Потом открыл свой небольшой бизнес, ремонтировал компьютеры. «Крутился по всему фронту», — говорит он. Но никак не думал, что фронтом может стать его родной город.

— Я сейчас задним числом вижу, что все к тому, что получилось, и шло. И Украина готовилась. И, наверное, если бы наши не начали, то все равно бы вышло то же самое. Жалко только, что от юго-востока [Украины] теперь ничего не осталось. Просто в мясо.

Когда в Херсон вошли российские войска, Александр уезжать не стал. А когда они стали выходить, решил увезти семью. И не жалеет. Говорит, что те, кто остался сейчас, очутились в аду.

— У них там офигенные истории. Люди прячутся по близлежащим селам. Многим грозит расстрел. Я вот искал, кто может вывезти людей оттуда за деньги. Сумасшедшие по нашим меркам суммы: 18 тысяч рублей за машину, плюс 650 долларов с человека. Вывозят в Польшу. Я так понимаю, часть денег они там отдают на границе, чтобы пропустили. Либо же через Запорожье на российскую территорию. Двоих моих он так уже вывез, но, сам понимаешь, это 50 на 50. Либо получится, либо нет.

У многих оставшихся, по словам Александра, есть основания опасаться за свою жизнь. Он рассказывает истории, услышанные от земляков. Якобы украинские солдаты убили директора училища, который работал при российской власти. На городском форуме писали, что девушка, которая служила в СИЗО в звании старшего лейтенанта, была расстреляна без суда. Знакомый Александра летом подрался с проукраински настроенным соседом. «Ну он ему просто морду набил, чисто по-мужски. А теперь на него стуканули, и пацан прячется по подвалам. А найдут — грохнут без разговоров. Никто же не разбирается. Это суд Линча».

При российской власти, конечно, тоже было не все гладко, добавляет Александр. Военные власти проверяли людей, служивших в украинских силовых структурах, административных органах или замеченных в проукраинских уличных акциях. «Кто-то сидел на подвалах, — признается Александр. — С них брали подписку с обязательством сохранять лояльность и отпускали». Были и другие проблемы. Например, у самого Александра был небольшой бизнес. Летом его пришлось закрыть, поскольку ему назначили неподъемную стоимость аренды офиса. «Приехала новая директриса из Москвы. Говорит: “У нас аренда намного больше”. Ну так то Москва, а то Херсон».

Поначалу, весной, в городе было тяжело с продуктами. Перекупщики ломили огромные цены. Но по мере того, как из города уезжали люди, цены постепенно падали. А к лету уже открылись супермаркеты. Потом стали открываться банки. «Тогда люди поверили, что все всерьез: банкиры ведь напрасно рисковать не будут».

В целом к России у Александра претензий нет. Он рассказывает, что летом бюджетники и рабочие на заводах стали получать российские зарплаты. Уровень жизни во многих семьях сразу вырос. Российская администрация стала набирать персонал в ЖЭКи, на железную дорогу.

— Очень многие вопросы начали решаться: асфальт стали делать, деньги вкладывались, в школы завезли учебники, даже ноутбуки стали завозить, — перечисляет Александр. — Знакомому чуваку, который лодки красил, предложили судозавод восстанавливать. Он там территорию расчистил, постеклил, отопление подвел. Сейчас он тоже в бегах. Я сам тогда остался, потому что мне интересно было восстановить обучение в школе. Я этим и занимался. Там все разворовано было. Мы классы отремонтировали, нашли преподавателей, литературу учебную…  Создали костяк людей, которые хотели работать. Уже ученики пришли! Сдвинулось дело. Но вот как вышло. Пришлось уехать. А сейчас старое начальство, которое все это в свое время разворовало, вернулось. Они пофотографировали, выложили: «Ах, что же они сделали с нашим компьютерным классом!» Вроде как это мы их украли, хотя они сами эти компьютеры вывезли, у меня даже фотография есть. Веселые люди! А завучу моему пишут, что мы тебя, мол, найдем, казним.

Конечно, довольны были не все. «Злобы очень много», — вздыхает Александр. Сейчас те, кто был недоволен российской властью, ходят в комендатуру, пишут доносы на соседей. «Очереди из стукачей стоят. Свои на своих пишут: этот там работал, этот за то выступал. А остальные сидят, из дома выходить боятся. Работы нет. Денег нет. Херсон в село превратился. И есть ли смысл туда возвращаться?»

Беженцы

Еще в середине октября Александр отказывался верить в слухи об эвакуации. «Увозят только детей и все», — говорил он знакомым. Но 20 октября ему пришлось уехать. С ним были его жена, 12-летняя дочь, родители и брат жены с супругой и ребенком. Всего восемь человек. Последние несколько дней все вместе жили в частном доме тестя возле реки. Все вместе переплыли Днепр на речном трамвайчике. Вместе жили в Геническе в комнате выделенного для беженцев детского санатория. Беженцев там бесплатно кормили. Кто мог, продолжал удаленно работать в своих херсонских учреждениях. Сам Александр продолжал руководить своей школой. Так продолжалось до 13 ноября, когда стало известно об отводе российских войск на левый берег.

— Мы как раз Путина смотрели, получается. Народ истерил так, я тебе говорю…  — с мягким южным акцентом говорит Александр. — Наши истерили, все женщины плакали, мужики матерились. Трындец был. До последнего не верили. Многие там и остались, все равно ждут, когда наши вернут город…

Сам Александр тоже верит, что Херсон вернется в Россию. Но, холодно поразмыслив, он решил не ждать этого. «Все равно Путин заберет город. Но в каком состоянии? Сейчас там нет тотально ничего: дорог, электричества, отопления, работы. Восстановить, построить дома можно за пару-тройку лет. Восстановить работу — еще столько же. Плюс дороги, коммуналка…  Короче, восемь лет на круг. Это если каким-то образом туда людей обратно загнать. А это будет сложнее. Я махнул рукой. Проще начать с нуля».

Семья Александра и их родственники поехали сперва в Крым. Там нужно было найти штаб МЧС, в котором беженцам обещали выдать сертификаты на покупку нового жилья. В Джанкое вся семья вместе с другими беженцами больше двух суток жила на вокзале. Уезжать дальше вглубь России они боялись, потому что ходили слухи, что тем, кто уехал самостоятельно, сертификаты не дадут. Наконец Александр нашел штаб МЧС, расквартированный в пожарной части. Там его успокоили, мол, не волнуйтесь, оформим вас. Скоро будет поезд в Анапу, а там получите свой сертификат.

Поезд для беженцев действительно скоро подали. Правда, поехал он не в Анапу, а в Нальчик. Царил хаос. Никто ничего не знал наверняка. В Кабардино-Балкарии беженцев распределили по санаториям и домам отдыха. Александра и его домочадцев отправили высоко в горы, более часа от города на машине. «Там даже связь не ловила». В комнатах несколько дней не было белья. Но постепенно бытовые проблемы решались. Людям стали оформлять первые документы. Выдали СНИЛСы. Некоторые смогли оформить обещанные государством выплаты (по 10 тыс. рублей) и даже российские пенсии. Прямо в санатории власти провели и фильтрационные мероприятия.

— Пригласили пообщаться с эфэсбэшниками, — рассказывает Александр. — Все очень вежливо. Никаких угроз. Попросили показать телефон, правда. Я сам на них стал наезжать за бытовые условия — они аж испугались.

В санатории, в котором жил Александр с семьей, был «злоумышленник». Человек приехал вместе с беженцами на поезде МЧС, но вел себя странно. Фотографировал номера, особенно неприглядные стороны быта. Неизвестно, всплыли ли эти фотографии где-то в интернете, но самого фотографа потом, по слухам, поймали уже где-то в глубине России. Для других беженцев итоги фильтрации тоже могли оказаться разными.

— Ну есть нюансы, — уклончиво говорит Александр. — Если у тебя были залеты…  Если где-то попался на каких-то украинских митингах, скорее всего, не дадут сертификат.

Но большинство товарищей Александра по несчастью оказались благонадежными. Им объявили: жилищные сертификаты обеспечиваются региональными властями. Поэтому обналичить их можно только в том регионе, в котором они получены. Александр подумал и решил поехать в Москву.

Новая родина

— Я вот смотрю на эти ваши московские многоэтажки и вспоминаю Херсон, — говорит Александр. — У нас на Николаевском шоссе тоже была 16-этажная башня. И там четыре окна светятся, остальное — пустой дом. Там, когда стреляют, слышно каждый прилет со стороны Николаева. А потом, если в город залетит, с обратной стороны слышны разрывы. И так восемь месяцев. В общем, я свой выбор сделал. Если б остался, вот это была бы еще та ж…  А так…  Да нормально все.

Жилищные сертификаты, которые российские власти дают херсонским беженцам, никак не привязаны к недвижимости, которую те оставили на малой родине. Неважно, какая квартира была там. На новой родине свои нормативы. В разных регионах они могут немного отличаться, но в Москве и других областях Центральной России людям выдают сертификаты на денежные выплаты из расчета 83 тыс. за 1 кв. м. Соискателям-одиночкам полагается 33 кв. м. Семьям — по 18 кв. м на члена семьи. Александру с женой и дочерью полагается 54 кв. м по 83 тыс., то есть чуть меньше 4,5 млн. Еще 2,7 млн может получить мать Александра.

— В самой Москве на это, конечно, ничего не купишь. Но в области или где-то в Туле-Рязани вполне. Я уже приглядел пару вариантов, — говорит Александр.

Пока он с семьей живет у родственников, но уже строит социальную сеть вокруг себя. Нашел земляков, уехавших немного раньше. Через них рассчитывает найти работу. «Я же широкого профиля подмастерье: могу ремонтировать технику, могу преподавать, могу обучать. Да хоть курьером могу. Могу копать, могу не копать. Не пропаду». Пока он ставит перед собой простые задачи: собрать документы, оформить матери российский паспорт (остальные получили красные книжки еще летом в Херсоне) и пенсию. Получить наконец жилищные сертификаты и купить квартиру. Отправить дочь в школу. «Она у меня до конца октября в Херсоне отучилась. Вторую четверть учиться не получилось. Но больше пропускать нельзя».

Российская бюрократия Александра не пугает. «Вообще ни разу никто никаких денег не просил!» — восхищается он. Процедуры запутанные, но по сравнению с Украиной все же более понятные. Для человека, который всего месяц назад стал беженцем, потерял все и радикально изменил свою жизнь, он выглядит удивительно спокойным и оптимистичным.

— Ты знаешь, вся эта история перевернула нам с женой психику. Всю жизнь переосмыслили. Раньше все время что-то собираешь, экономишь, на что-то копишь, в чем-то себе отказываешь. А потом оно все просто пропало. Теперь мы захотели поесть гамбургер — зашли и поели. Сегодня зашли и купили набор кастрюль. Прежний я бы сэкономил. Денег-то почти нет. А сейчас если хочется — трачу. Сервизы больше собирать никогда не буду. Не нужно в жизни запасных вещей. И вообще не нужно заморачиваться. Слишком много вопросов, на которые мы не знаем ни ответов, ни приветов. Мы с 1990-х столько всего перенесли, что научились выживать. Мы — приспособленцы. Приспособимся и теперь.

Фото: МИА «Россия сегодня»