В России с 21 сентября проходит «частичная мобилизация». Явление незаурядное: за всю историю страны оно проводится всего в третий раз. До 2022 года людей массово ставили в строй в 1914-м и 1941-м (можно еще прибавить мобилизации, которые проводили воюющие стороны Гражданской войны в 1918–1921 годах.). О параметрах нынешней мобилизационной кампании известно немногое, хотя Министерство обороны и Генеральный штаб успели дать первые разъяснения.

Министр обороны Сергей Шойгу сказал, что мобилизации подлежат 300 тыс. человек из 25 млн состоящих в воинском резерве. Однако на следующий день «Новая газета. Европа» со ссылкой на свои источники в Администрации президента написала, что засекреченный седьмой пункт указа о мобилизации содержит другой плановый показатель — 1 млн человек. Кремль официально опроверг эти данные. Но 23 сентября «Медуза» (издание внесено Минюстом РФ в реестр иноагентов), тоже получила от своих источников в российском руководстве цифру в 1,2 млн человек. Причем в Москве, согласно этим данным, военкоматы призовут из запаса 16 тыс. человек.

Официальных данных ни о сроках, ни об очередности мобилизации нет. Представитель Главного организационно-мобилизационного управления Генштаба Вооруженных сил РФ контр-адмирал Владимир Цимлянский выступил с официальными комментариями о параметрах мобилизации. Он сказал, что армии необходимы люди, владеющие специфическими военно-учетными специальностями: «Это, конечно, стрелки, танкисты, артиллеристы, водители, механики-водители», желательно с опытом боевых действий. Призыву по мобилизации подлежат рядовые и сержанты до 35 лет, младшие офицеры до 50 лет, старшие офицеры до 55 лет — так называемый первый разряд запаса. Могут быть мобилизованы и женщины, например медработники, хотя «потребность в них минимальна».

Но в социальных сетях и СМИ уже множество сообщений о людях, получивших мобилизационные предписания и повестки, несмотря на то что они не подпадают под эти критерии. Например, вирусным стало интервью с москвичом, никогда не служившим в армии, но получившим повестку. Среди тех, кого родина позвала на ратный подвиг, оказались, например, 63-летний полковник из Москвы, никогда не служивший 58-летний мужчина из Якутии, 60-летний сержант запаса из Самары, пишет правозащитник Павел Чиков.

— В принципе, армия нуждается именно в относительно компетентных, обученных и опытных кадрах, — рассуждает старший офицер запаса, который захотел остаться анонимным. — Кому нужны 50-летние люди, которые в армии не служили? Только если дело пойдет совсем плохо и нужные люди будут уклоняться от мобилизации, они начнут набирать всех подряд. Но это будет очень плохо для всех.

Раздача мобилизационных предписаний гражданам, не относящимся к первому разряду, может объясняться разными причинами: ошибкой, бюрократическим формализмом и желанием поскорее отчитаться перед начальством или административным хаосом.

— Система военкоматов — это огромная, но ржавая машина, — говорит старший офицер, с которым говорил автор «Москвич Mag». — Там почти не осталось военных. Только старые полканы, которые сняли погоны. А основа аппарата — тети, которые получают по 20 тыс. рублей. А у них дети. А их сейчас переведут на боевой режим работы. И им за те же деньги нужно выполнять тройную работу. В мирные времена у них аврал был во время призыва, когда призывали примерно 130 тыс. человек в сезон. А сейчас будет втрое больше, ведь осенний призыв тоже через неделю начнется. Конечно, объем работы огромный, они могут не справиться.

Россия справилась с мобилизацией и в 1914-м, и в 1941-м, говорит военный историк Александр Макушин. Хотя происходил этот процесс по-разному: «В 1914-м мобилизацией руководили гражданские чиновники, а на местах ее исполняла полиция. И справились они довольно неплохо. Помогал огромный патриотический подъем в обществе. К тому же страна готовилась к войне, и многие задачи решались в плановом порядке. Сложности начались на следующем этапе: транспортная система оказалась слишком слабой. А главное, в Российской империи была отсталая военная промышленность».

Летом 1941-го ситуация была иной. Мобилизационные мероприятия приходилось проводить в авральном режиме, в условиях стремительного наступления немцев. Тем не менее советская власть справилась с экстремальной задачей благодаря нескольким факторам.

— Во-первых, советское руководство ориентировалось не на опыт Первой мировой, а на гораздо более понятный для него опыт Гражданской войны, — говорит Макушин. — Он предполагал так называемую перманентную мобилизацию, то есть создание пусть не до конца обеспеченных оружием, не до конца прошедших боевое слаживание новых частей. Конечно, они обладали не самой высокой боеспособностью, но ими можно было затыкать дыры во фронте. Это позволило «сточить» наступательную мощь противника. Во-вторых, правительство опиралось на разветвленный аппарат Коммунистической партии. У каждого секретаря была уже отмобилизованная сеть первичных ячеек на каждом предприятии, и это был огромный резервуар мотивированных кадров. Учтите при этом личный авторитет многих партийных работников, их способность говорить с людьми на одном языке и мотивировать их в том числе личным примером.

В 2022-м ситуация сильно отличается от прошлых мобилизаций. В стране нет частей и соединений, способных принять массы мобилизованных, но обладающих офицерским составом, боевой техникой и экипировкой. До 2009 года такие части — их называли кадрированными — составляли около 83% от всего состава ВС. Эти соединения были рудиментом той самой концепции перманентной мобилизации, которая появилась в годы Гражданской, а затем позволила СССР выиграть Великую Отечественную. Но к 2000-му они стали выглядеть анахронизмом. «Пока у нас есть ядерное оружие, на нас никто не нападет, — описывает старший офицер ход мыслей военного командования двадцатилетней давности. — И мы сами тем более ни с кем большим воевать не собираемся. Что мы, дураки, что ли?»

Поэтому в ходе военной реформы 2009–2012 годов при министре Анатолии Сердюкове кадрированные части расформировали, заменив на соединения постоянной боевой готовности. Для локальных войн и контрпартизанских операций они подходили гораздо лучше. Но вот для регулярной войны с сопоставимым противником их оказалось недостаточно. В итоге Россия оказалась в ситуации, напоминающей начало Первой мировой войны, говорит историк Макушин: «В 1914 году в ходе бесплодных наступлений (которые потом, в 1915-м, откатились) была потеряна кадровая армия. Вплоть до того, что целая гвардейская бригада была потеряна в бою за деревню Свинухи. Из-за стремления Николая II поскорее закончить войну быстрыми победами были уничтожены те, кто должен был стать костяком армии — унтер-офицерами и офицерами. А системы воспроизводства кадровых офицеров в отличие от СССР 1940-х у империи не было. В итоге в офицеры шли прапорщики из разночинцев, настроенные не всегда лояльно. Именно поэтому армия впоследствии и не поддержала Николая».

Сегодня политическое руководство страны и мобилизованные им граждане могут оказаться в похожей ситуации. «Вся сухопутная армия России составляет порядка 400 тыс. человек, — говорит наш источник, в прошлом близкий к руководству Генштаба. — Непонятно, как в нее влить еще 300 тыс. человек. Тем более миллион. Это не очень хорошо влияет на моральный дух мобилизованных, но не это главное. Они просто не поместятся в существующие части и соединения». Видимо, военным властям придется создавать новые части. Их боеспособность и устойчивость вызывает у специалистов вопросы.

— Во-первых, где размещать всех этих солдатиков? — загибает пальцы старший офицер запаса. — Самое разумное — отправить их по тыловым частям, куда-нибудь на Дальний Восток, а оттуда забрать кадровые войска, которые там еще остаются. Но не уверен, что сейчас будет именно так. Во-вторых, кто будет обучать этих мобилизованных? Оружие, обмундирование им, наверное, найдут. На складах валяется много, еще с 1950-х. Валенок — полно. Но боевое слаживание? Полигонов мало. Военных училищ — пальцев хватит пересчитать. Ну наберут они 45-летних майоров, капитанов, которых Сердюков разогнал, и они без дела мыкаются. Но большинство из них — лентяи, алкоголики и бездари, раз даже подполковника не получили. Они ничего не умеют, кроме как мальчишкам призывным хамить. А тут им 40-летних мужиков с заводов дадут.

Ключевая проблема мобилизации с точки зрения страны — это не набор людей в окопы. Это перевод на военные рельсы тыла. В этом плане современная Россия тоже больше похожа на саму себя в 1914-м, чем в 1941-м.

— Самым слабым звеном в системе Российской империи была военная промышленность, — говорит Макушин. — Программа перевооружения не была закончена. Мы не могли обеспечить армию ручными пулеметами, тяжелой артиллерией. Были прекрасные технические разработки, но в войска эти вооружения не поступали. А победа в войне — это не результат успешной мобилизации, а результат подготовки страны в целом: общественного мнения, промышленности, органов управления, органов правопорядка, системы союзов и блоков. СССР сумел все это подготовить, пусть и дорогой ценой, а Российская империя — нет. Итог закономерен.

Если мобилизованные в армию люди сталкиваются с плохим обеспечением, неработающей логистикой, нехваткой вооружений, из военной угрозы для противника они становятся источником политических угроз для собственной власти.

Моральный дух

В годы Отечественной войны члены правящей партии не просто шли на фронт наряду со всеми, но часто впереди других. Члены обкомов руководили подпольем на оккупированной территории. Даже дети высших руководителей сражались на первой линии. Сталин потерял сына Якова. Двое других, родной Василий и приемный Артем Сергеев, тоже прошли войну. На фронтах погибли дети Анастаса Микояна и Никиты Хрущева, многих других советских вождей. Это, несомненно, поддерживало сплоченность и моральный дух народа, говорят историки.

Во время Первой мировой элита вела себя по-другому. Выходцы из многих аристократических семей традиционно служили в армии и составляли костяк дореволюционного офицерства. Но вот представители буржуазии в армию не шли.

— Есть много воспоминаний, особенно от 1916 года, которые оставили офицеры, даже многие дворяне, приезжавшие с фронта в Петербург и Москву. И их бесило, что финансовая и промышленная буржуазия жила бесконечным праздником. Именно в 1916-м пика достигли заказы яиц Фаберже. Был пир во время чумы. Страна летела в пропасть, а в салонах икру жрали ложками. Это было неизлечимо: лекарством стала только революция. Жесткое лекарство. Но оно было неизбежно, — рассказывает Макушин. — В сегодняшней Российской армии преобладают выходцы из социальных низов и самых депрессивных регионов, для которых контракт с ВС — единственный способ вырваться из нищеты. СВО не изменила этой ситуации.

Представители социальной элиты на фронт в большинстве своем не спешат. «Завтра я не приеду, — сказал сын Дмитрия Пескова пранкеру, который представился ему военным комиссаром и пригласил в военкомат. — Если вы знаете, что я господин Песков, вы должны понимать, насколько это не совсем правильно, чтобы я там находился. Я буду это решать на другом уровне».

Нельзя сказать, что власти Российской империи не вели никакой информационно-пропагандистской работы с мобилизованными и с обществом в целом. Эта обязанность была возложена прежде всего на церковь. Но священники справлялись неважно. Когда в 1917-м Временное правительство отменило обязательную исповедь для солдат на фронте, в церковь стали приходить лишь около 10% военнослужащих. Официальный патриотизм и консервативно-монархическая идеология казались могущественными, но в момент кризиса выяснилось, что в обществе практически нет сил, готовых защищать эти ценности.

— В 1914-м массового уклонения от мобилизации не наблюдалось. В армию люди шли достаточно послушно и дисциплинированно, — говорит Макушин. — Но ситуация изменилась уже в 1915-м, после первых крупных неудач армии и «Великого отступления». Тогда началось и уклонение, и все более массовое дезертирство, и членовредительство.

В условиях современной технологичной войны, когда основная боевая нагрузка ложится на авиацию, артиллерию и т. д., моральный дух войск остается решающим фактором, утверждает старший офицер запаса, говоривший с «Москвич Mag»: «Артиллерия стреляет, конечно. Но занимать и удерживать территорию должна пехота. А для пехоты фактор морального духа — решающий. Части из одних мобилизованных обычно не очень устойчивы. Когда идет отечественная война, а тыл мобилизован, женщины и дети стоят у станка, это мотивирует. А когда ты внезапно оказываешься в окопе непонятно почему, а твой товарищ где-то в Москве кушает бургер — это очень плохо воздействует на солдатиков. Технически набрать людей можно — народ у нас покорный. А вот как эти люди себя поведут там?»

На вопрос о том, почему СССР удалось в атмосфере катастрофических военных неудач на фронте организовать тыл, сплотить общество и удерживать высочайший боевой дух даже в частях, почти лишенных кадрового костяка, а царской империи сделать этого не удалось, можно отвечать по-разному. Но все же историки называют ключевые факторы. Вот как это формулирует Александр Макушин: «В СССР уклонисты тоже были. Но преимущественно либо на вновь присоединенных землях (по пакту Молотова—Риббентропа. — “Москвич Mag”), либо среди “врагов народа”, членов семей репрессированных, раскулаченных. Но их было сравнительно мало, потому что советская власть успела решить главные социальные противоречия. А вот Российскую империю противоречия раздирали изнутри. Крестьяне требовали отдать им помещичью землю. Интеллигенция ненавидела свое правительство настолько, что писала поздравительные телеграммы японскому императору после поражения царизма в Русско-японской войне. А власть, сам Николай II, я мягко скажу, не совсем понимал страну, которой правил».

Фото: кадр из фильма «Летят журавли», 1957,  А. Устинов/МИА «Россия Сегодня»