Сегодня в Москве 2,7 млн человек получают пенсию по старости. Это число постоянно растет. Только в 2019-м оно увеличилось на 56,7 тыс. человек. Такая тенденция сохранится на протяжении следующих двух-трех десятилетий, несмотря на повышение пенсионного возраста. Ведь самое многочисленное поколение в истории России — это те, кому сейчас от 30 до 50 лет.

По мере того как они будут входить в пенсионный возраст, доля пожилых в населении города будет только увеличиваться. Несмотря на постоянный приток молодых мигрантов, растет и средний возраст москвича. В 2019-м он составлял 42,3 года (в России в целом — 40 лет). За 30 лет москвичи состарились примерно на 5 лет. К 2050 году доля пенсионеров может вырасти вдвое — до 50% населения города. «Постарение населения — это самый мощный и быстрый процесс на нашей планете», — говорит председатель секции геронтологии МОИП при МГУ, врач-гериатр и геронтолог Валерий Новоселов.

Старению города способствует рост продолжительности жизни. А он в Москве увеличивается рекордными темпами. В 2019-м средняя ожидаемая продолжительность жизни достигла 78,36 года. По этому показателю Москва занимает третье место в России. Но по темпам увеличения продолжительности жизни столица — безусловный лидер. За четверть века продолжительность жизни москвичей выросла на целых 14 лет (из них почти на 4 за последнее десятилетие). По данным департамента здравоохранения, Москва уже входит в топ-30 городов мира по продолжительности жизни, а в следующие 20 лет, согласно прогнозам ведомства, город станет одним из безусловных лидеров. Уже сегодня число долгожителей, отметивших 100-летний юбилей, приближается к 1000 человек.

Эти демографические процессы влекут за собой перемены в распределении богатства и власти, изменение отношения к возрасту, труду, досугу, социальной мобильности. Они меняют образ жизни и условия существования всего общества. Но готовы ли мы к неизбежному будущему?

Социальные вызовы

Старение населения бросает вызов существующей социальной системе. Производительность труда растет медленнее, чем увеличивается доля пожилых людей. А значит, усиливается налоговая нагрузка на трудоспособную часть населения и на социальные бюджеты. Ресурсы идут на социальные нужды, а не на инвестиции в новые проекты. Это ведет к замедлению экономики, во всяком случае в ее нынешнем виде. Государственные солидарные пенсионные фонды могут не выдержать нагрузки, а стагнирующая экономика сделает ненадежными накопительные пенсионные системы. Неизбежный рост расходов на здравоохранение довершит дело. Экономика рухнет, уровень жизни снизится, и это сведет на нет все успехи в увеличении продолжительности жизни. Так или примерно так выглядит логика рассуждений большинства современных правительств, которые с подобными аргументами на руках повышают пенсионный возраст — эту реформу уже провели 20 из 36 стран ОЭСР.

По оценке Валерия Новоселова, нынешняя медицина уже обнаружила свою дряхлость. Доля пожилых пациентов растет, но здравоохранение не может адаптироваться к этому процессу. Пандемия продемонстрировала это со всей ясностью. «Возрастная медицина не смогла защитить своих пациентов, — говорит Новоселов. — Фактически стариков долго отодвигали “под плинтус”, игнорировали их проблемы, и когда пришел COVID, выяснилось, что ничего не готово: нет средств защиты, не хватает персонала, нет эффективной системы управления возрастной медициной».

С развитием рынка труда все не так однозначно. Сокращение количества работников, как правило, ведет к росту заработной платы. Это стимулирует рост производительности труда. Извлекать прибыль из эксплуатации дешевого труда становится все сложнее, и бизнес вынужден инвестировать в новые технологии. Это может подхлестнуть буксующие процессы автоматизации промышленности, транспорта и сферы услуг, вытеснив оттуда низкопроизводительный (и низкооплачиваемый) рутинный труд.

Молодые поколения могут извлечь пользу из своей малочисленности. Но что будет с многочисленными пенсионерами? Будет ли их старость заполнена безысходной нищетой с грошовой пенсией?

Повышение пенсионного возраста в 2018-м стало одной из самых непопулярных социальных реформ за последние 20 лет. По данным «Левада-центра», против нее выступили 89% респондентов. Поддержали ее только 7–8% респондентов. Реформа ударила по рейтингам власти. И тем не менее либеральные политики уже сейчас говорят о том, что в будущем придется вновь увеличивать возраст выхода на пенсию. Такой опыт есть. В Швеции, например, пенсионный возраст на законодательном уровне хотят привязать к средней продолжительности жизни и постепенно «индексировать». Этот опыт может оказаться заразительным, и при сохранении нынешнего социального курса москвичам, которым сегодня 50 лет, возможно, придется продолжать работать и через 20–25 лет.

Можно развивать накопительную пенсионную систему. Отечественный опыт в этом плане печальный. Уже начатая реформа фактически провалилась, а накопленные средства с началом экономического кризиса были заморожены. Но и в правительстве, и в либеральной оппозиции есть сторонники возвращения к идее накопительной пенсионной системы. Проблема в том, что она может быть успешной только в условиях устойчивого роста экономики, иначе пенсионные накопления рискуют просто обесцениться. Накопительные стратегии сегодня являются эффективными только для богатой верхушки общества, которая концентрирует в своих руках все большую часть общественного богатства. Остальным придется искать другой выход. Альтернативой накопительным пенсионным системам может стать другая реформа, при которой пенсии с каждым годом будут сокращаться. Предполагается, что потребности человека уменьшаются, и долгожители могут довольствоваться лишь небольшими выплатами. Но этот вариант критикуют за антигуманное отношение к старикам. Ведь он означает, что часть общества будет приговорена к нарастающей и безысходной бедности.

С другой стороны, увеличивается не только продолжительность жизни как таковой, но и период активной здоровой жизни. Это значит, что у многих людей старшего поколения будут силы на то, чтобы участвовать в жизни общества. Возможно, возраст перестанет быть таким важным критерием на рынке труда, как сейчас. Если средняя продолжительность жизни перевалит за 100 лет, то какая разница, 35 лет хорошему специалисту или 75?

«Старость становится очень разной, — говорит Валерий Новоселов. — В целом это период болезней и немощей, но часть людей проживает его в очень хорошем качестве. Это говорит о том, что эволюционирует не только сам человек, но и отдельные периоды в его жизни, в частности старость: часть людей может дольше сохранять интеллектуальное, социальное и физическое здоровье, а период дряхлости, когда человеку нужна помощь окружающих, можно и нужно сокращать. Но для этого нужно систематически изучать старость. В России надо создать национальный институт старения. Без этого сформулировать научно обоснованную стратегию продления здоровой жизни не получится».

Сегодняшний рынок труда ориентирован на молодых. Для пожилых нужно создавать гибкую систему частичной занятости, связанной с передачей опыта и повышением квалификации. Современный город не может позволить себе роскошь, когда треть его жителей не владеет новыми технологиями и гаджетами.

Рост продолжительности жизни несет и другие риски для рынка труда. Для появления новых идей и социальной мобильности важна смена поколений. Но если продолжительность активной жизни быстро вырастет, то инновации и карьерный рост для молодежи станут невозможны. «Как бы вы отнеслись к тому, чтобы Путин провел у власти еще 90 лет?» — иронизирует по этому поводу историк и футуролог Юваль Ной Харари. То, что старость может быть полюсом не только бедности, но и богатства, доказывает и исследование Томаса Пикетти. Он показал, что объем средств у 80-летних европейцев в среднем на 34% больше, чем у их соотечественников в возрасте 50–59 лет — это самый большой разрыв с 1930-х годов. В ближайшие годы по мере старения населения неравенство в доходах будет только расти. В США доля капитала мужчин в возрасте 60–74 лет в общей доле доходов населения с 2000 по 2014 год возросла с 7,3 до 12,7%. «Средний возраст миллиардера сегодня — 67 лет», — напоминает Валерий Новоселов.

Разница между богатством и бедностью измеряется не только деньгами, но и годами жизни. В Москве в конце 2000-х продолжительность жизни мужчин в ЦАО была на 11 лет выше, чем в среднем по городу. Эксперты объясняют это социально-экономическими факторами, а если проще — имущественным неравенством.

Эта опасная тенденция в перспективе ведет к тому, что общество застынет. Вся власть и богатство сосредоточатся в руках богатых стариков, а социальные и технические инновации остановятся. Валерий Новоселов приводит в пример Российскую академию наук, в которой на вершине иерархии стоят глубокие старцы, а талантливым молодым ученым трудно добиться успеха. «Я смотрю на возраст этих людей, которые просто клюют носом на заседаниях. Такие геронтократические организации надо просто распускать!» — говорит он. Другой, еще более знакомый пример — это новая геронтократия. Все чаще даже публичная власть принадлежит людям преклонного возраста, и это хорошо заметно не только в России, но и, например, в США.

Чтобы решить эту проблему, обществу нужно радикально снизить социальную иерархию, сгладив неравенство.

Повседневный аспект: с чем столкнутся пожилые москвичи в будущем?

По данным исследования HeadHunter, сегодня 19% работодателей не желают брать на постоянную работу людей старше 45 лет. Людям предпенсионного возраста трудно устроиться на административные должности (секретарь, помощник руководителя, ассистент отдела, координатор проектов) и на линейные позиции (менеджер по продажам, закупкам, логистике, маркетингу). Работодатели считают, что они хуже осваивают новые навыки, плохо разбираются в гаджетах и новых программах, а также ориентируются на уже приобретенный трудовой опыт и с трудом перестраиваются под новые требования. Но в стремительно стареющем обществе от такого отношения придется отказываться, и чем раньше, тем лучше.

Количество и доля работающих пенсионеров неизбежно будут расти. В городе, в котором продолжительность жизни приближается к 100 годам, всем придется изобретать себя заново по несколько раз: учиться, начинать новую карьеру, подстраиваться под современные технологии. Старые профессии будут отмирать в такт техническому прогрессу, но будут появляться новые, которые и будут осваивать многочисленные долгожители. Правда, для этого потребуется новая, более гибкая и массовая система образования и переобучения, доступная людям любого возраста.

Но в какой-то момент даже самые активные долгожители должны будут уходить на заслуженный отдых. А это неизбежно связано с большими психологическими нагрузками и вызовами. Всемирная организация здравоохранения считает главными угрозами для пожилых людей бедность, изоляцию и одиночество. Пандемия коронавируса в 2020-м продемонстрировала, насколько уязвимо старшее поколение москвичей. Весной запертые в своих квартирах старики испытывали весь набор психологических мучений — депрессию, панические атаки, ощущение брошенности и ненужности. Все это сказывалось на показателях здоровья и смертности, о чем в апреле рассказывал «Москвич Mag». Но эксцесс эпидемии лишь указывает на структурные проблемы, стоящие перед городом с растущей долей пожилого населения.

Москва серьезно отстает от западных столиц в плане организации осмысленного и приятного досуга для пожилых. Долгое время чуть ли не единственной альтернативой одиночеству в квартире оставались лавочки у подъездов. Но московские власти еще при Лужкове объявили им войну. Только два года назад была запущена программа «Московское долголетие», которая предлагает столичным пенсионерам занятия спортом, культурные и досуговые мероприятия и образовательные кружки. Но по итогам 2019-го в этих программах участвовали лишь около 180 тыс. человек — меньше 7% московских пенсионеров. Валерий Новоселов называет «Московское долголетие» кружком «Умелые ручки». «Чиновники подошли к делу формально, — говорит он. — Это вообще не про активное долголетие. Эта программа только о том, как занять людей, их руки и их время. А чтобы заниматься активным долголетием, обеспечивать старшим поколениям осмысленные социальные коммуникации и здоровый образ жизни, нужно начать с изучения, с создания исследовательского института старения».

Сегодня отчасти проблему сглаживает вовлеченность старшего поколения в дела детей и внуков. Но в будущем программа «посидеть с внуками» вряд ли будет достаточна для социализации старшего поколения. Главная развилка здесь в том, как будут соотноситься между собой периоды здоровой активной жизни и дряхлости.

Валерий Новоселов говорит, что уже сегодня у людей, ведущих здоровый образ жизни, существенно увеличивается возраст сексуальной активности. Фактически удлиняется возраст зрелости, заставляя нас менять наш язык о человеческом возрасте и старении.

Чтобы понять, как это может выглядеть в Москве 2040 или 2050 года, можно взглянуть на самую «старую» страну сегодняшнего мира — Японию, в которой самая высокая продолжительность жизни и доля пожилых в структуре населения. Например, средний возраст посетителей фитнес-клубов в стране — 65 лет. Пенсионеры приходят на фитнес за социализацией: общаются на лавочках для упражнений на пресс и вместо того, чтобы качать мышцы, проводят целые часы в спа-зоне за беседами.

Высокий уровень жизни в западных (или, как в случае с Токио, восточных) городах оставляет возможности для того, чтобы социализация людей старшего поколения проходила в частном порядке. Люди путешествуют, ходят в кино и музеи, в кафе и рестораны. В Москве такой образ жизни пока доступен меньшинству пожилых граждан. Значит, надо либо резко повышать их доходы, либо за счет города создавать программы, доступные при наших зарплатах и пенсиях. Это не обязательно только развлекательные мероприятия, хотя и их будет нужно гораздо больше. Но не менее важно создать механизмы, которые позволят пожилым людям участвовать в жизни общества. В советское время ветераны приходили в школы и дворцы пионеров, где рассказывали молодежи о пережитом. Считалось, что они делятся с новыми поколениями ценным опытом. Но не менее важную терапевтическую роль эта практика играла и для самих пожилых, наполняя их жизнь ощущением принесенной пользы и социального смысла. Такой или похожий опыт наверняка будет нужен в Москве недалекого будущего.

Еще одним изменением в мире долгожителей станет ускорение кризиса традиционной семьи. Пожизненная моногамия возникла в обществе, в котором редко кому удавалось прожить долго. 20–30 лет активной сексуальной жизни уже считались марафоном. Но в обществе, в котором средний возраст будет приближаться к 90–100 годам, а возраст активной и здоровой жизни перевалит за 70–75, доктрина «раз и на всю жизнь» окончательно устареет. Ей на смену пришла «серийная моногамия», когда на протяжении жизни человек сменяет несколько длительных отношений. Те, кому 70 стукнет через 20 лет, вполне к этому привыкли уже и теперь (в отличие от всех предыдущих поколений).

И все же статистика свидетельствует, что старение общества почти всюду ведет к росту числа одиночек. Этому способствует и то, что с увеличением продолжительности жизни все меньшую ее часть будет занимать воспитание детей. С другой стороны, медицинские технологии и здоровый образ жизни постепенно повышают возраст, доступный для материнства. Так что, кто знает, может, через 20 лет 70-летние женщины будут иногда становиться «молодыми мамами»?

По этому поводу Валерий Новоселов рассказывает об итогах, возможно, самого продолжительного медицинского эксперимента в истории: «В Англии в 1938 году, накануне Второй мировой войны, собрали две группы подростков — из обеспеченных семей и из низов общества — и стали наблюдать за их здоровьем и образом жизни. За десятилетия команды исследователей менялись, а участники эксперимента оставались. Некоторые из них живы до сих пор, а наблюдает за ними исследовательская группа уже четвертого состава. И вот недавно были опубликованы выводы по итогам 80-летних наблюдений. Главный из них в том, что не уровень холестерина или какие-либо другие лабораторные показатели отражают, сколько в итоге проживет человек. Гораздо важнее, насколько сильны у него социальные связи и насколько этот человек окружен любовью и заботой. Вот что дает долголетие. А одиночество убивает».